– Нет, я прикинул, что кто б сюда ни зашел среди дня, будет настолько не врубаться, что можно говорить безопасно.
– Вы же знаете, что у вас неприятности, правда, поэтому мне не нужно по этому поводу нудить.
– Я хотел вам тем вечером в караоке сказать, но…
– Постоянно мешался Феликс. Он вас мониторил? Оберегал?
– Он слышал о моей стычке в уборной и решил, что надо бы прикрыть мне спину, вот и все. Я вынужден допускать, что Феликс – тот, за кого себя выдает.
Знакомый в этом обертон. Нет смысла спорить. Он доверяет Феликсу, дело его.
– У вас дети есть, Лестер?
– Трое. Один осенью идет в старшие классы. Все думаю, у меня с математикой что-то не так. А у вас?
– Двое мальчишек.
– Вы себе твердите, что делаете это ради них, – Лестер, хмурясь. – Как будто и без того недостаточно скверно пользоваться ими как предлогом…
Ну да, ну да.
– С другой стороны, вы же не не делаете это ради них.
– Послушайте, я верну. Рано или поздно я б так и поступил. У вас есть какой-нибудь надежный способ сообщить Мрозу, что я на самом деле хочу именно это и сделать?
– Если даже он вам поверит, чего он может и не, все равно это много денег… Лестер. Он захочет больше, чем только то, что вы у него украли, еще потребует проц, увеличит сумму возмещения вреда, а это может оказаться изрядно.
– Цена проеба, – тихо, не подымая взгляда.
– Мне это принимать за ОК по клаузуле чрезмерного процента или как?
– У вас получится так сдать?
– Я не особо ему нравлюсь. Если б дело было в старших классах, я б, может, и потосковала, однако Гейбриэл Мроз, в старших классах… – качая головой, зачем в это вдаваться? – У меня зять работает в «хэшеварзах», ладно, посмотрим, получится ли передать через него.
– Наверно, я тот жадный неудачник, о которых вы вечно в судах даете показания.
– Уже нет, у меня отозвали сертификат, Лестер, никаких больше судов, там меня и знать не хотят.
– И моя судьба вот в этих ваших руках? изумительно.
– Остыньте, пожалуйста, люди смотрят. В нормальном мире убежища вам и не было б никогда. Единственная помощь, которую вы сейчас найдете, – это от какого-нибудь изгоя, а я лучше многих.
– Значит, теперь я должен вам гонорар.
– Вы что, видите, как я тут счетами размахиваю, не стоит об этом, может, когда-нибудь вы и будете в состоянии.
– Не нравится мне халява, – бормочет Лестер.
– Ну, лучше украсть.
– Это Мроз украл. Я отвел.
– Именно та тонкая грань, из-за которой меня вышвырнули из игры, а вы ради нее на свою жопу нашли приключений. Все просто гении законности, куда деваться.
– Прошу вас, – это, к ее удивлению, вылетает вообще-то не так беззаботно, как Максин привыкла, – постарайтесь, чтобы они знали, как я раскаиваюсь.
– Любезнее я не могу это сформулировать, Лестер, но им насрать. «Раскаиваюсь» – это для местных новостных каналов. А тут речь о том, что вы обманули Гейбриэла Мроза. Он наверняка будет этим очень недоволен.
Она и без того уже слишком много сказала и ловит себя на том, что молится, как бы Лестер не спросил, какой процент, скорее всего, потребует Мроз. Потому что ей тогда, по ее собственному кодексу, пост-СРМ-ному, но столь же неумолимому, придется ответить: «Надеюсь только, он захочет эти деньги в долларах США». Но Лестер теперь только кивает – ему и без того есть о чем волноваться.
– А вы с ним вели какие-то дела до того, как он купил вашу компанию?
– Встречались всего лишь раз, но тогда он весь в этом был, как в запахе. В презрении. «У меня степень, пара миллиардов, а у вас нет». Он сразу понимает, что я даже не гик-самоучка, просто парнишка из отдела экспедиции, которому повезло. Один раз. Как он кому-то такому спустит с рук даже $1.98?
Нет. Нет, Лестер, это не вполне так, верно же. Это она уклонение слышит, и притом – не от налогов, скорее в области жизни-и-смерти.
– Вы хотите мне что-то сказать, – мягко, – но, если скажете, оно будет стоит вам жизни. Правильно?
Он похож на маленького мальчика, который сейчас разревется.
– А что тут еще может быть? Разве денег мало?
– В вашем случае, мне кажется, – да.
– Простите. Дальше мы заходить не можем. Ничего личного.
– Посмотрю, что смогу сделать насчет денег.
К коему моменту они сквозят к выходу, Лестер ее обгоняет, как перышко в потоке воздуха, вырвавшееся из подушки, будто где-то дома ему снится безопасность.
Да, ну по-прежнему есть еще видеокассета, которую принес Марвин. Лежит себе на кухонном столе, словно пластик вдруг сообразил, как выражать немой упрек. Максин знает: она откладывала просмотр с тем же суеверным отвращением, что ее родители во время оно испытывали к телеграммам. Есть шанс, что это по делу, хотя по своему горькому опыту она не может исключить и розыгрышей. И все же, если это неприятно будет смотреть, может, ей удастся списать на предпринимательские расходы стоимость терапии, дополнительные сессии которой понадобятся в результате.
«Вопи, Блэкула, вопи», нет, не вполне – чуть более домашнее изготовление. Начинается дрожкой съемкой с движения, из окна машины. Зимний свет исхода дня. Короткий установочный план Лонг-Айлендской скоростной автострады, направлением на восток. У Максин возникают предчувствия. Резкий монтажный переход к знаку выезда – ааххх! Выезд 70, это именно туда, куда, надеялась она, съезжать не будет, однако вот еще одна перебивка теперь на трассу 27, и мы направляемся, можно сказать, приговоренно, к Хэмптонам. Кому она может настолько не нравиться, чтоб ей такое вот присылать, если только Марвин адрес не перепутал, чего, разумеется, не случается никогда.
В каком-то смысле ей легче видеть, что это, по крайней мере, не легендарные Хэмптоны. Там она провела больше времени, чем стоило. Это скорее Крайхэмптон, где рабочее население зачастую озлоблено до смертоубийства, потому как само существование их зависит от обслуживания богатых и знаменитых, к кому они никогда не должны упускать шанса подлизаться. Битые временем дома, виргинские сосны, придорожные заведения. Никаких огней или вывешенных украшений, значит, зима тут должна уже войти в глубину и недатированную пустоту после праздников.
Кадр съезжает на грунтовку с хибарами и трейлерами и приближается к на первый взгляд таверне, поскольку из всех окон льется свет, вокруг бродят люди, входят и выходят, звуки увеселения и музыкальной дорожки, включая Элвиса Гитлера, деятеля психобилли из Моторного Города, в данный момент поющего тему из «Зеленых далей» на мотив «Пурпурной дымки», и это обеспечивает Максин неизмеримое мгновенье ностальгии, такое маловероятное, что ее охватывает чувством, будто все это адресуется лично ей.
Камера перемещается по ступенькам ко входу и в дом, расталкивая гуляк, сквозь пару комнат, замусоренных пивными и водочными бутылками, пергаминовыми конвертиками, непарной обувью, коробками от пиццы и упаковками от жареной курицы, дальше через кухню к двери и вниз в подвал, в весьма конкретную разновидность пригородной комнаты отдыха…
Матрасы на полу, королевских размеров покрывало из фальшивой ангоры оттенка пурпура, присущего ВХС[69], повсюду зеркала, в дальнем углу – мерзкий слюнявый холодильник, который к тому же еще и громко жужжит, в заикающемся ритме, словно ведет прямой репортаж с места бурного веселья.
Молодой человек, волосы среднедлинные, голый, если не считать засаленной от грязи бейсболки, эрекция направлена на камеру. Из-за камеры женский голос:
– Скажи им свое имя, малыш.
– Бруно, – почти оправдываясь.
Инженю в сапогах пастушки и со злонамеренной ухмылкой, над самой задницей у нее татуировка скорпиона, с последнего применения шампуня прошло уже какое-то время, отсвет телеэкрана отражается от бледного и зафтих тела, представляется: Шэй.
– А это у нас Уэстчестерский Уд, поздоровайся с видеомагнитофоном, Уд.
Приветственно кивнув с края кадра – немолодой и не в лучшей форме субъект, в котором по иконам, присланным с Джон-стрит, Максин опознает Випа Уппероса. Быстрый наезд на лицо Випа с его выражением нескрываемого желанья, которое он старается быстро переустановить на стандартный режим вечеринки.
Сверху взрывы хохота. В кадр всовывается рука Бруно с бутановой зажигалкой и трубкой для крэка, и троица принимается нежничать.
«Жюль и Джим» (1962) – явно не оно. Вот и говори потом о бухгалтерии с двумя вводами! Как у эротического материала тут есть свои недочеты, это уж точно. Качеству мальчика и девочки апгрейд бы не помешал, Шэй, девочка вполне жизнерадостная, может, только глаза пустоваты, Вип на много лет опоздал в спортзал, а Бруно выступает тут ебливым козликом со склонностью к визгу и елдой, честно сказать, не сильно большой для такого сценария, что лица Шэй и Випа провоцирует на выражения досады, как только он приближается к ним с какой угодно целью. Максин с удивлением ощущает непрофессиональный всплеск отвращения к Випу, этому приставучему, отчего-то пресмыкающемуся яппу. Если предполагается, что двое остальных как-то стоят долгого шлепа из Уэстчестера, часов на ЛАСА, подсадки, вероятно, менее уступчивой, нежели крэк, не на юность их, а на ту единственную очевидность, к которой их юность годна, то почему не детки, способные хотя бы притвориться, что они знают, что делают?
Но погодите-ка. Она осознает, что это рефлексы енты, типа, Вип, ну пожалуйста, ты же можешь и гораздо лучше, тип-того. Даже не знает его, а уже критикует за выбор сексуальных партнеров?
Внимание ее вновь втягивается в кадр, где они снова одеваются, оживленно болтая. Что? Максин вполне уверена, что не засыпала, но тут, похоже, нет «денежного кадра», вместо него в какой-то миг все начало отклоняться от канонического порно в ааххх! импровизацию! да, они теперь присваивают реплики, подаваемые в таком ключе, от которого преподаватели драмы в старших классах вынуждены становиться наркоманами. Врезается крупный план кредитных карточек Випа, разложенных, как живая картина у гадалки. Максин ставит пленку на паузу, гоняет ее взад-вперед, списывает номера, какие видно, хотя некоторые замыливает низким разрешением. Троица переходит к недоводевильному номеру с пластиком Випа, передавая карточки туда-сюда, отпуская по поводу каждой остроумные замечания, все это кроме немаркированной карточки, которую Вип все время сует Шэй и Бруно, и от нее они отшатываются в преувеличенном ужасе, как вампиры-подростки от головки чеснока. Максин узнает в ней прославленную карточку «АмЭкса» «Центурион», на которую нужно заряжать по меньшей мере $250 кил в год, иначе ее у тебя отнимут.