– Хайди, – Максин, услышав это, вздыхает, как обычно, – отчаявшаяся, нерефлексирующая Хайди, этот детектив Ноццоли, он, э, он сам-то женат?
– Ты такой заскорузлый циник вселенной! – восклицает Хайди. – Если б это был Джордж Клуни, ты бы все равно нашла к чему придраться!
– Невинный вопрос, чего.
– Мы сходили посмотрели «Письмена на ветру» (1956), – Хайди продолжает так, будто у нее звезды в глазах зажигаются от воспоминаний, – и как только на экране появлялась Дороти Мэлоун? У Кармине возникал стояк. Большой.
– Не рассказывай – старый номер пенис-в-коробке-попкорна. Исключительно ради духа пятидесятых.
– Макси, безнадежно-Уэст-Сайдская либералка Макси, если б ты только знала, чего тебе недостается с этими защитниками правопорядка. Поверь мне, попадется тебе коп – никогда не скажешь «стоп».
– Да, но скажи мне, Хайди, что стало с твоей одержимостью Арнолдом Вослу из «Мумии» и «Мумия возвращается» и как же те интервью, что ты пытаешься с ним через его контору устроить…
– Зависть, – предполагает Хайди, – так часто больше ничего не стоит между некоторыми из нас и печальной, пустой жизнью.
Сегодня Максин почти наполовину одолела свою папку с меню навынос, когда Хайди суется к ней с последней серией продолжающейся драмы с сумочкой. Пережив личностный кризис, навлеченный на нее моделью «Коуч», заставлявшей наблюдателей, внимательных к означающим сумок, ошибочно принимать ее за азиатку разных сортов, она нынче глубоко погрузилась в базовые принцессины учения, склониться ли ей к шикарному образу с «Лоншамом», например, и жить с тем, что в ней никогда ничего не удастся найти, или же пошлепать еще в поисках более подразделенной на отсеки модели и принять легкий упадок в своем рейтинге хиповости.
– Но теперь это уже в прошлом: Кармине, боженька его благослови, все это решил.
– Кармине, он… что, какой-то… сумочный фетишист, Хайди?
– Нет, но этот мужчина обращает внимание. Смотри, прикинь, что он мне купил. – Максин наблюдает недорогую на вид крупную сумку с каким-то осенним набитым рисунком, с сердечком золотого оттенка на ней. – Осень и зима, правильно? Теперь смотри. – Хайди сует внутрь руку и выворачивает все это наизнанку, выставляя напоказ совершенно другую сумку, светлую и цветистую. – Весна и лето! она конвертируется! получаешь двушку, видишь?
– Как изобретательно. Биполярная сумка.
– Ну и потом, конечно, это еще и часть живой истории. – В одном уголке Максин читает? «СДЕЛАНО СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ВАС МОНИКОЙ».
– Это для меня новинка, если только… ох. Нет, Хайди, погоди. «Моника». Он это не в – не в «Бенделе» покупал?
– Ага, прямо из фургона – это сама Дородная Перечница. Ты соображаешь, сколько через пару лет это принесет на «эБэе»?
– Оригинал Моники Левински. Решение непростое, но я бы предпочла ошибиться на стороне хорошего вкуса – это неподвластно времени.
– И кому знать лучше, как не тебе, Макси, сколько уж сезонов встретила и проводила.
– О но разумеется это намек, не так ли, Кармине намекает на особенный акт, дай-ка подумать, что ж это может быть, нечто такое, чего б тебе не особенно хотелось выполнять…
Сумочка довольно легковесная, но Хайди делает все от себя зависящее, чтобы многозначительно атаковать ею Максин. Некоторое время они с воплями гоняются друг за дружкой по квартире, после чего решают сделать перерыв на ужин и заказать из «Счастливой Жизни Нин Ся», чье меню навынос вечно подсовывают всем под задние двери.
Хайди щурится на варианты.
– У них есть меню на завтрак? «Сычуаньские Мюсли Долгий Марш»? «Коктейль Долголетия Волшебные Годжи»? что, простите меня, за хуйня?
Явившийся доставщик оказывается не китайцем, а латиносом, отчего Хайди еще больше запутывается.
– Seguro usted tiene el correcto apartmento?[80] Мы ждали китайской доставки? Едонде китаёзо?
Распаковывая пакеты, они не помнят, что и половину этого заказывали.
– На, попробуй, – передавая Хайди сомнительную породу чего-то в кляре.
– Странно… экзотический взрыв вкуса… Это… мясо? Какое, по-твоему?
Сделав вид, что смотрит в меню:
– Я просто сказала «Бенджи в кляре»? звучало интригующе, поэтому…
– Собака! – Хайди, вскочив и кинувшись к раковине выплюнуть что может. – О боже! Эти люди там едят собак! И ты это заказала, как ты могла? Ты что, кино не смотрела? Что же у тебя за детство – Ааааххх!
Максин жмет плечами.
– Тебе помочь вызвать рвоту или сама нормально вспомнишь, как это?
«Пьяный Кальмар Двенадцати Вкусов» несколько пересушен. Они удовольствуются тем, что бросают кусочки с разной высоты себе в тарелки – посмотреть, насколько высоко будет отскакивать. «Энергичный Сюрприз Зеленый Нефрит» расфасовывается по пластиковым контейнерам, прессованным в форме нефритовых шкатулок Династии Цин.
– Сюрприз, – Хайди нервно, – сушеная голова внутри. – Выясняется, это преимущественно брокколи. А вот «Вегетарианское Комбо Банда Четырех», напротив, изысканно, хоть и загадочно. Все, кто его ест в физическом ресторане «Нин Ся» и достаточно импульсивен, чтобы спросить, из чего оно состоит, в ответ получит лишь пылкий взгляд. Гаданья китайских печений-гаданий – еще большая китайская грамота.
– «Он не тот, чем кажется», – читает Хайди.
– Кармине, очевидно. Ох, Хайди.
– Я тебя умоляю. Это печенье-гаданье, Макси.
Максин с треском разламывает свое.
– «Даже бык в душе своей может таить насилие». Что?
– Хорст, очевидно.
– Не. Может быть кто угодно.
– Хорст никогда не… оскорблял тебя действием, или что-то?..
– Хорст? голубок. Ну, может, только раз, когда он начал меня душить…
– Он что?
– О? он тебе никогда об этом не рассказывал.
– Хорст действительно…
– Скажем так, Хайди, – он обхватил мою шею руками и начал сдавливать? Как ты это назовешь?
– Что произошло?
– О, показывали матч, он отвлекся, Бретт Фарв или кто-то что-то сделал, не знаю, в общем, он расслабил хватку, сходил к холодильнику, взял пива. Банку «Легкого Бада», по-моему. Мы и дальше спорили, разумеется.
– Ух ты, прямо на волосок.
– Да нет вообще-то. Я всю жизнь зависела от доброты первого встречного душителя. – Быстрый парадидл палочками для еды на голове у Хайди.
Детектив Кармине Ноццоли, с доступом к федеральной базе данных преступности, оказывается неожиданно покладистым источником, позволяя Максин, к примеру, быстро пробежаться по оптоволоконному торговцу, этому мол-челу Талит. На первый взгляд Чэзз Лярдей – средний подонок откуда-то из США, приехал в ГНЙ делать состояние, вынырнув из безмолвной бурлящей чашки Петри Войны в Заливе, где кто знает, сколько приоров местного уровня, полная директория злодеяний, довольно скоро перерастающих в жалобы по Титулу 18, включая телемаркетинговые вымогательства посредством факс-машин, сговором с целью создания неверного представления о модернизированных картриджах с тонером, плюс история перевозок игральных автоматов через границы штатов туда, где они не обязательно легальны, и рассекания взад-вперед по проселкам самой сердцевины захолустья, впаривая бутлеги инфракрасных стробоскопов, способных менять красные огни светофоров на зеленые для всяких пропойц и разнообразных малолетних правонарушителей, кому не нравится просто так тормозить, все это по указанию якобы «Дикси-Мафии», привольной конфедерации бывших зэ-ка и прочих бяк в полном автоматическом режиме, из коих лишь очень немногие знают друг друга или даже друг другу нравятся.
Кармине лишь качает головой.
– Мафиозные расклады я еще могу понять, крепкое уважение к семье – но эти старые добрые мальчонки, какой скандал.
– А этот Чэзз сидел?
– Лишь по паре обвинений помельче, срока в окружной тюрьме, жена шерифа приносит ему кастрюльки, тип-того, но по всем крупным – гулял. Похоже, за ним какие-то ресурсы. И тогда, и сейчас.
Миссис Плибблер, адская учительница театрального искусства в старших классах, еще раз должна Максин вызвать тебя, дух-хранитель полиции по борьбе с мошенничеством, как аккредитованной, так и нет.
– О, здрасьте, я звоню из «хэшеварзов»? Это мистер Лярдей?
– У вас, ребята, нет эт’во номера.
– У гу, меня зовут Хитер, из Юридического? Пытаюсь разобраться с одной-двумя деталями кое-каких договоренностей, существующих у вас с ревизором нашей компании, миссис Мроз?
– Миззис Мроз. – Пауза. Прозанимавшись какое-то время борьбой с мошенничествами, научаешься читать телефонные молчания. Они бывают разной длительности и глубины, комнатной атмосферы и передних кромок импульсной атаки. Это конкретное сообщает Максин: Чэззу известно, что ему не стоило выпаливать то, что он сейчас выпалил.
– Извините меня, эта информация неверна? Вы имеете в виду, что договоренности существуют с мистером Мрозом?
– Дорогуша, ты либо не в теме, либо из эть’х ебаных блогеров с их страницей сплетен, как бы оно ни было, имей в виду, на эт’м аппарате следящее устройство, мы знаем, кто ты и где ты, и наши люди тут же придут за тобой. А теперь приятного тебе дня, слышь меня? – Он вешает трубку, и когда она перенабирает номер, ответа нет.
Удачи ему с этими базарами из легавых сериалов, но важнее, что́ у нас с Талит, насколько невинным участником она может во всем этом быть? Если она вляпалась, насколько глубоко? И это невинность чистая или невинность глупая?
С учетом вероятного здешнего уровня коррупции, Гейбриэл Мроз может знать все про ма’нькое nidito[81] этих пташек-неразлучников в Восточном Харлеме, может, даже аренду отстегивает. Что еще? К тому же использовал Талит как мула для тайного перемещения денег в «Темнолинейные решения»? Но отчего ж так тайно-то, вот ей-бо? Слишком много вопросов, никаких теорий. Максин мельком видит себя в зеркале. Челюсть у нее в данный момент не отпала, но запросто может. Как мог бы это диагностировать Хенни Янгмен, СЧВ-шунтирование.