Но вот она уехала в Подмосковье, забыв своего добытчика, и Суханов остался один. Он расстроился, потому что заранее предвкушал встречу, мечтал о разговорах в коридоре и за столом, о ласках ненасытной Нади. Но делать было нечего: дождавшись служебного автобуса, он поехал в профилакторий. И когда сидел в автобусе, придерживая ногой сетку с мандаринами, то жизнь показалась ему очень серой. Суханов даже обиделся: на Надю — что не предупредила, на судьбу — что такая злодейка.
В профилактории работала нянечкой некая Лиза, Лизавета Сергеевна, худенькая невзрачная женщина, заботой которой была смена белья да питьевой воды в графинах. И вот она, эта Лиза, увидела, как Суханов тащил сетку мандаринов, золотистых, отборных, и так ей захотелось порадовать детей… А тут, как нарочно, Суханов, заглянув в комнату и не обнаружив никого из своего экипажа, обратился к ней с вопросом:
— Где наши… орлы? В столовой?
— Нет, — ответила Лиза. — Пообедали и поехали в город.
— В город… — недовольно пробурчал Суханов. — Привыкли по магазинам шастать… У, народ!
И теперь Суханова задело даже это, с обидой подумал он о том, что его не подождали. Он позабыл, что так было всегда: никто из экипажа Суханова не ждал, да и он ни в ком не нуждался, держался особняком.
— Вы не продадите мне немного? — решилась спросить Лиза, зная, что сухумские экипажи отличались щедростью.
Суханов, услышав это, сразу же заважничал и тут же приврал, что привез фрукты приятелю. Он даже рассердился, добавив, что тащил их как верблюд.
Суханов улегся на кровать и разговаривал с Лизой лежа, огромный и все еще сердитый.
— Так и ему ведь хватит, — уговаривала Лиза Суханова, даже не подозревая в себе такую смелость. — Не два — так один килограмм, у меня на больше и денег не хватит.
— Хватить-то хватит, — рассуждал он и, кстати, вспомнил, что у него есть в этом городе не то что приятель, но так… вместе учились, — но я обещал, а если обещал…
— Не себе прошу, — говорила Лиза, не понимавшая, что этот человек скорее выбросит или сгноит, чем продаст просто так. — Я ведь детям… — И краснела от стыда, и, сама не зная почему, не уходила.
— Понятно, что детям, — отвечал Суханов, думая о том, что не знает, где живет его сокурсник, а можно бы зайти, раз такой казус с ним произошел. — Детям оно пользительно… А сколько их у тебя?..
— Двое, — отвечала Лиза и снова краснела, будто в этом было что-то постыдное.
А Суханов, глядя на ее смущение, подумал, что она даже привлекательна в белом ломком халате. Он ощупал ее взглядом и нашел, что ее маленький нос похож на кнопку запуска двигателей. Ему так пришлась по душе собственная фантазия, что он даже повеселел.
— Двое!.. Ишь ты! — воскликнул Суханов так, будто его это очень удивило. — И какие же они? Большие?.. Маленькие?.. Мальчики?.. Девочки?..
— Мальчик восьми лет, девочка — шести, — ответила Лиза и насильно улыбнулась.
— Ишь ты! Восьми! — снова воскликнул Суханов. — Да ты, понимашь это, продавать мне резону нету. — Он произнес «понимашь» и, щерясь, глядел на Лизу. — Мне, понимашь, ласка нужна, уважение, и что твоя бумажка… Тьфу, да и все!
Лиза молча взялась за дверную ручку, но все еще стояла, будто не зная, как ей выйти.
— Ты вот что, дорогуша, — продолжал размышлять Суханов, вставая с кровати и подходя к ней. — Раз у тебя двое детей, ты должна соображать, накроешь стол, хлеб да соль, как говорят у нас, посидим, поговорим. У тебя квартира?
— Комната, — отвечала женщина. — Одна комната…
— Да… — раздумчиво произнес Суханов. — Не разгуляешься… Но хоть бы и в комнате, было бы желание. Скажешь детям, что я дальний родственник…
— Так продадите килограмм?.. — спросила Лиза еще раз. — Не получится у нас ничего.
— Не понял?!
Это Суханов сказал так, как говорил жильцам коммуналки: «Ноги!» Голос его зазвенел. Он смотрел на женщину не мигая.
— Дети у меня, — пояснила Лиза, уже не глядевшая на сетку с мандаринами. — Что вы говорите, подумайте…
— А то и говорю… Пять килограммов тебе отпущу, — сказал Суханов все таким же железным голосом. — Мне от тебя ничего не нужно… Посидим, поговорим, да время и убьем, мне все легче, а то сиди в этой комнате…
Суханов хотел было еще что-то сказать, но обиделся, даже лицом побелел. «Черт знает что! — думал он. — За свой же товар да еще и упрашивай всякую…»
— Извините, — сказала Лиза и вышла.
— Ты подумай, подумай! — прокричал ей вслед Суханов, страшно разозлившийся.
«Черт знает что! Строит из себя! Цаца этакая! — думал он, меряя шагами комнату. — Тоже мне, хоть бы медсестра или там… докторша, а то — няня, уборщица, можно сказать, и на тебе: у меня дети. А у меня что, не дети?.. Эдак если пойдет и дальше, то что же оно будет? Нет. — Суханов никак не мог успокоиться. — Распоясались, мокрохвостки, скоро управы никакой не достанешь!» Суханов снова недобрым словом вспомнил кассиршу, по чьей вине ему пришлось пережить такое унижение, и спустился в столовую. Там он в одиночку и очень сердито пообедал, рыкнув на официантку, когда та замешкалась со вторым блюдом. «Раскормилась на халяву, — подумал, глядя официантке в спину. — Управы нет на вас!»
И пошел в свою комнату вздремнуть.
Спал он часа два, а после, проснувшись с недовольством, вышел в коридор. Ему было скучно. Делать же было совершенно нечего: телевизор пока что не включали, а в карты если где и играли, то закрывшись в комнате.
Мимо него прошла Лиза.
— Ну и как дела? — хотел было разговориться Суханов, но женщина, не ответив, ускорила шаги.
— Ты вот что, зайди ко мне, — сказал Суханов, когда Лиза снова попалась ему в коридоре.
Лиза взглянула на него, но ничего не ответила.
Суханов пошел в комнату, сел у окна и стал смотреть в него. За профилакторием начинался лесок, чуть левее просматривалась посадочная полоса. В сером небе лопотал вертолет. Все это было знакомо Суханову, и он решил, что смотреть абсолютно не на что. Лиза все не шла, и Суханов начал злиться. «Сказал: зайди — значит, зашла бы… Что… Как… Разговор бы начался, — думал Суханов. — Радуйся, что не я у тебя начальник, паршивка… Изображает из себя трудягу, бегает…» И от злости наступивший вечер казался Суханову еще скучнее. И единственным выходом было — все же пойти к Лизе в гости.
Суханов опять вышел в коридор.
Лиза, закончив работу и надев серенькое пальто, собиралась уходить. Без белого халата она стала еще тусклее и неприметнее, но Суханов об этом уже не думал. Он схватил ее за рукав, Лиза хотела вырваться, но Суханов торопливо заговорил:
— Ты вот что… может, обиделась, то зазря. Я человек добрый, пожалею. — Он все еще держал Лизу за рукав пальто. — Подожди меня на остановке, поняла?.. И тебе лучше, и мне — меньше видят, поняла?..
Лиза вырвала рукав и, ничего не ответив, ушла.
Суханов кинулся в комнату, отсыпал из сетки в портфель половину мандаринов, надел пальто и, напевая бездумное «там-та-ра-рам», бросился догонять женщину. Он повеселел, потому что по взгляду ее понял — не откажет, подождет. Когда он выскочил из дверей профилактория, на душе у него потеплело, он любовно оглядел дома, зажигавшие огни в синих сумерках, и красные и белые огни машин на дороге и зашагал легко, размашисто.
На автобусной остановке стояло несколько человек, среди них была и Лиза. Суханов подошел к ней, развернув широко плечи, гордый собой и прямой: он был похож в этот момент на важного начальника, набравшего для работы на дом целый портфель документов.
— Ну и что?.. Ждем автобуса или такси подхватим? — сказал он развязно.
— Да где здесь такси… автобус, — откликнулась Лиза и еле приметно улыбнулась: — Да и привычнее.
«Без тебя знаю», — подумал Суханов и спросил:
— Ехать-то куда? Далеко?..
— К Пяти углам.
— Гм… гм… — откашлялся Суханов и подумал о таком странном совпадении.
Комната у Лизы была большая — на два окна, и разделила она ее полированным шкафом и веселой ситцевой занавеской. На полировке отражался желтым пятном светильник, устроенный над столом, сквозь занавеску просвечивала еще одна лампочка. Суханов сразу же отметил, что в комнате чисто, уютно. Он подошел к окну и посмотрел на дом, стоявший через дорогу. В окнах кухонь копошились люди. «Коммунальщики, — определил Суханов и вспомнил квартиру Нади. — Устраиваются же, язви их мать! И живут, как в колхозе». Вспомнив о мандаринах, Суханов вытащил из портфеля несколько штук и угостил детей. Дети сказали «спасибо» и занялись там чем-то за занавеской, разговора не получилось. Видно было, что к чужим людям дети не приучены. Суханову это понравилось. «Надо полагать — чистая, — решил Суханов и даже повеселел. — А в профилактории строила из себя… Да оно и понятно: все же работа, какая ни есть, а без нее не проживешь…» Так думал Суханов, и Лиза ему все больше нравилась. Она в это время готовила на стол. Суханов хотел было предложить сходить в гастроном и купить вина, но передумал, решив, что на первый раз достаточно и мандаринов.
На ужин была картошка и колбаса.
Суханов и Лиза пили чай, а дети ели мандарины. Мальчик очистил только один и больше не стал, а девочка съела несколько. Суханов спросил ее, нравится ли…
— Да, очень, — ответила девочка. — Большое спасибо.
И перестала есть.
После смотрели телевизор, а потом Лиза стала укладывать детей. Она долго там возилась, что-то рассказывала и приговаривала. Суханов даже заскучал и на экран перестал смотреть. Сидел и, как-то ни о чем не думая, просто ждал. Наконец появилась Лиза, она села поодаль и стала смотреть телевизор. Суханов взглядывал на нее, но она, казалось, не замечала его. Когда за занавеской всхлипнула девочка, она тут же встала и прошла туда. Но там, видно, было неспокойно, и она вернулась не сразу. Суханов кашлянул, пытаясь привлечь ее внимание, но Лиза не пошевелилась, головы не повернула. Суханов уже с раздражением взглянул на кровать, стоявшую у окна, на два белых конверта от пластинок. «Музицирует, — отчего-то с надеждой подумал Суханов. — Дело будет!..» Подождал еще немного, а потом, потянувшись к Лизе, положил огромную свою лапищу ей на колено. Лиза сбросила руку и испуганно взглянула на занавеску, за которой спали дети.