В третий раз Кирсан стал действовать иначе. Противник мастерски ловит его контратакой каждый раз — отлично, у палки два конца. Пусть Макс бьет первый, а он подловит его в это момент, проведет свою контратаку… Затем разведчик в четвертый раз оказался в болоте, ошеломленный и растерянный. Гребаный эсэсовец шестым чувством угадывал не только атаки, но и предвидел, как противник будет контратаковать, за долю секунды до начала этой самой контратаки.
— Вот теперь мне стало совсем хорошо, как злость выместил, — сказал Макс, тяжело дыша, чуть наклонился и протянул руку, предлагая помочь подняться: — а тебе урок. Не надейся на свою современную рукопашную подготовку, когда дерешься с помнящим. Против помнящего, умершего за много лет до тебя, шансов нет.
— Привычка — вторая натура, да? — съязвил Кирсан, принимая руку, и ощупал языком изнутри припухшую щеку, — как привык бить беззащитных…
— А ты чего ждал? Что можешь ударить по лицу Макса Вогеля, и тебе за это ничего не будет? И потом, ты ведь упрямый, на слово не веришь. Пришлось объяснить доходчиво. Встреться ты со мной при жизни — может, и побил бы. Но ты несколько лет тренировался по методикам будущего — а я полторы тысячи лет дрался со всеми подряд, в том числе с твоими коллегами-современниками. Не ты первый убербоец, неожиданно побитый анахронизмом.
Кирсан в очередной раз подавил гнев. В конце концов, эту взбучку он заслужил уже хотя бы за свою тупость: в то, что это место действительно ад, где умершие перерождаются бесконечно, он не верил до сих пор, но мог бы учесть, что Макс расправился с несколькими людоедами, когда у самого Кирсана возникла проблема всего с одним.
— Говнюк ты, все же. Вывалял меня в грязи, а погода и так промозглая.
— Ерунда, — махнул рукой немец, — тут километр какой-то до города. Там можно разжиться костром и одеждой.
Разведчик вздохнул, поднял из болота винтовку, прочистил затвор и заодно сосчитал патроны — их осталось всего два. У Макса патронов максимум три: пистолет семизарядный, стрелял он четырежды.
— Думаешь, за нами будет погоня? — спросил Кирсан, беря свою подопечную, которая во время драки так и не решилась убежать, за руку.
— Нет. Людоеды нажрутся до отвала и останутся там, пока мясо не закончится. Если мы очень поспешим, то вернемся в наш лагерь и сможем собрать людей для упреждающего удара.
— Наш — в смысле немецкий?
— Нет. Я имею в виду всех людей, которые понимают друг друга. Все просто — есть мы и они. Ну и людоеды.
Немец не ошибся: вскоре он действительно вывел их к городу.
Обитель теней
Город показался Кирсану еще более разрушенным и покинутым, чем во время первого визита. Жесткая, колючая трава до колена, пробившись сквозь асфальт, росла настолько густо, что дороги уже и не видать. Часть зданий обвалилась, остальные дышали на ладан. Машины превратились в еще более жалкое зрелище. У самого города лежали насквозь проржавевшие обломки американского бомбардировщика 'Летающая крепость'.
— Очень кстати, — обрадовался Макс, — если до нас тут никого не было — может, разживемся оружием. Только держи свою подружку подальше от самолета — не хватало только, чтобы она наложила руки на какой-нибудь ствол.
На месте крушения уже побывали предприимчивые мародеры: крупнокалиберные пулеметы были сняты, все, что имело ценность, забрали, но в сплющенной средней кабине Макс нашел прах, оставшийся от радиста, и извлек из кучи полусгнившего тряпья трофей, который предыдущие изыскатели прощелкали: кожаную кобуру с автоматическим кольтом и запасным магазином. Пистолет радиста он отдал Кирсану, а магазин вставил в свой.
Проходя мимо кабины, разведчик заглянул внутрь. От тел членов экипажа остался лишь прах. Униформа сгнила, обшивка самолета вот-вот рассыплется — но кольт оказался в идеальном состоянии.
— Здесь всегда так, тлен и гниение в десятки раз быстрее, чем в мире живых, — развеял его недоумение Макс. — Тела обращаются в прах в течение нескольких часов, иногда чуть дольше. Вещи, одежда, приходят в негодность не так быстро, но все равно быстро. А оружие… это единственное, что совершенно неподвластно разрушению. Твоя винтовка от окунания в болото даже не поржавеет.
— Почему так?
— А ты сам не догадался? Чтобы мы не остались без наших орудий и ни на миг не прекратили убивать друг друга, — хмыкнул немец и сменил тему: — ты мне лучше объясни, за каким лешим подружку за собой потащил и что с ней делать собрался. Ты вообще заметил хотя бы, что не испытываешь никакого желания?
— Заметил. Да ты мне это еще раньше сказал.
— Ну и зачем тогда она тебе сдалась?
— А что я должен был делать?! — возмутился Кирсан, — оставить ее там погибать? Спас, потому что мог!
Они шли по улице, разрушенной, заросшей, заваленной мусором, под пристальным вниманием зияющих глазниц окон.
— Ничему не учишься, русский, хоть и рассказывал мне байки, какая вы умная нация. Ты уже узников спасал — не чувствуешь себя после этого дураком? Само слово 'спасение' здесь не имеет смысла. Спастись невозможно — и незачем. Правда, ты сам поймешь это только при условии, что станешь помнящим. Или получишь письмо от самого себя из прошлого твоего цикла. Большинство находящихся тут, как помнящих, так и непомнящих, понимает, что это ад. И что смерть — всего лишь относительно короткий момент боли и муки. А потом начнется очередной цикл, который закончится очередной смертью.
Кирсан в ответ ничего не сказал, и Вогель поспешил его утешить:
— Но ты можешь радоваться. Те, кого ты успел выпустить, были тебе очень благодарны за это. Сильнее, чем если бы ты спас их от кто знает какой по счету смерти.
В этом момент сверху донесся гул.
— Хм… Самолет? Еще один?
— Самолеты тут появляются только попарно, — уточнил Макс.
Они вынырнули из тяжелых, свинцовых туч внезапно: 'Фантом' с опознавательными знаками военно-воздушных сил США, оставляющий за собой дымный шлейф, и маленький на фоне американца, проворный МиГ-17. Сквозь рев двигателей стук пушек не прорывался, но трассеры снарядов отчетливо выделялись в темном небе.
Два самолета пронеслись прямо над невольными зрителями в сторону центра города на высоте менее пятисот метров. Трассеры тянутся от истребителя с красными звездами к американскому, у 'Фантома' отлетает левый стабилизатор, из корпуса хлещет пламя. Острый глаз разведчика с трудом, но все же заметил маленькую точку кресла с пристегнутым к нему человеком: американский летчик катапультировался из горящего самолета. 'Фантом' рухнул где-то в городе, взметнув к небу пламя и грохот. МиГ стремительно унесся вдаль, в туман, несколько секунд спустя белая пелена озарилась вспышкой. Еще через десять секунд докатилось слабеющее эхо взрыва.
— Так и знал, что врежется, — прокомментировал Макс.
— Врежется? Вспышка была на высоте метров триста, если не больше.
— Там в центре стоят два очень высоких здания — сто с лишним этажей. Не первый самолет, который в них врезался. В центре вообще много высоких зданий. Таким, как я, эти города — хоть какое-то развлечение. Можно посмотреть, каким стал мир после нас.
Кирсан продолжал всматриваться в небо.
— Не вижу парашюта, — сказал он, — высоты должно было бы хватить, у американцев во время войны во Вьетнаме были системы, позволявшие катапультироваться с высоты в шестьдесят пять метров.
— Не смотри, — ответил ему Вогель, направляясь по улице, — не увидишь. Это как у меня. Против огнеметчика мое оружие всегда дает осечку, чтобы я не смог избежать своего наказания. У тех парней, в самолетах, с парашютами происходит то же самое. За все время, что я тут, я видел под сотню падений самолетов, но парашютов — чтоб не соврать, может, пять или шесть.
— То есть, ты хочешь сказать, что некая сила вмешивается в естественный ход событий и клинит оружие и парашюты?
Немец хмыкнул:
— Вовсе нет. Если летчик, предположим, бомбил мирное население — то регулярное сбивание с последующим отказом парашюта и есть естественный для него ход событий. Зачастую по характеру наказаний можно догадаться, что человек в жизни сделал плохого.
— А откуда тут берутся самолеты и топливо?
— Из ниоткуда. Появляются вместе с летчиком, когда у того начинается новый цикл. Я, положим, начинаю каждый цикл с МП-40 в руках — с тем, чем нагрешил больше всего. Логично, что летчики появляются в своих самолетах. О, смотри. Вон на витрине манекены стоят — может быть, обзаведемся сухой одеждой и топливом. Еще бы спички найти.
Им повезло: большой универсальный магазин с продуктами и хозяйственными товарами на первом этаже и одеждой на втором попался уже через два квартала. Кирсан первым делом отыскал отдел с зажигалками и, перепробовав с полсотни, нашел две рабочие. Затем набрал кучу съестного, предоставив часть груза нести своей подопечной, заглянул в отдел с овощами — но обнаружил там только гниль.
Тут женщина принялась теребить его за рукав, привлекая внимание к неясным теням снаружи. Так и есть, мертвецы, и прут прямо на них.
— Сваливать надо, кадавры приперлись, — негромко крикнул он Максу.
— Поднимаемся наверх. Там они нас не найдут.
На втором этаже они обнаружили старое кострище, пару уже разломанных на дрова трухлявых стульев и приготовленную для блокирования дверей мебель. Забаррикадировавшись шкафом и диваном, Кирсан почувствовал себя спокойней. Он вручил женщине спички и указал на кострище, а сам отправился искать себе новую одежду.
Большинство товара на втором этаже пришло в полнейшую негодность, ткань сгнила подчистую, но пару более-менее пригодных шерстяных рубашек, свитер, штаны, новую обувь и куртку для себя, пальто для немки, а также белье и несколько вещей на тряпки Кирсан все же нашел. Свою одежду, мокрую и грязную, он снял, вымылся в минеральной воде, принесенной с первого этажа — благо человеку для полного мытья достаточно всего нескольких литров — вытерся насухо тряпками и оделся.
Вернувшись к уже разведенному костру, разведчик обнаружил, что немец исчез, а дверь на первый этаж приоткрыта. Макс, впрочем