— Она знает.
— Прелестно, — сказала Надя. — Я знала, она и Эдди подходят друг другу. Надеюсь, я приехала сюда среди ночи не только для того, чтобы ещё раз в этом удостовериться.
Ноги Командора вдруг пришли в движение, каждая как бы сама по себе, подняли его с кресла и повернули налево, лицом ко глухой бетонной стене. Верхняя часть тела, от поясницы, чуть покачнулась. Герман вёл дуло «Вихря» вслед, целясь в висок. Командор молчал. Потом он стал медленно поднимать большую, тощую руку, как будто хотел коснуться бетона, но не донёс ладонь. Кончики пальцев повисли в воздухе без малейшей дрожи. Серые ногти почти не казались острыми.
— Я не могу найти Мишу, — сказал Командор.
— Эмишу? — переспросила Надя. — Гаглоева?
Командор коротко кивнул, как робот, и вернул голову в то же положение.
— Я не могу ему дозвониться. — Он выудил из складок плаща небольшой белый телефон. — Не отвечает на письма. И на квартире нет.
Он замолчал на несколько секунд.
— Рита, знаю, в Израиле. Серёжа в тюрьме.
И Командор опять замолчал. Он держал старый телефон перед собой, у сердца, не глядя, и казался странно жалким. Будто произнесённые имена коллег вернули ему человечность. Мольба повисла в холодном воздухе, в склепной вони подвала.
Надя шагнула вперёд, взяла телефон из руки Унгерна и провела пальцем по экрану.
— Итак. Включаем сеть, тыкаем пальцем в Яндекс, вот он. Пишем в поисковой строке «Эмин Гаглоев», или же «Миша Гаглоев», тоже пойдёт. Жмём тут на кнопочку. — Она держала телефон так, чтобы Унгерн хорошо видел экран. — Вуаля.
Она подняла телефон на уровень жёлтых глаз Командора, которому ростом не доходила и до плеча:
— Эмиша Гаглоев, семнадцати лет от роду, не только не ликвидирован кровавым режимом, номинально служа которому, превышал полномочия, истязал людей, попирал закон. Но, между прочим, студент с хорошей стипендией — МГУ, мехмат. Выходит из ресторана «Кафе Манон» с новой подругой, известной ценителям акробаткой Тамарой Л. - старше его почти на десять лет, но симпатична весьма — не далее чем в прошедшую среду.
Взгляд Вия прилип к сетевому фото.
— Если бы Вы спросили меня, почему он не выходит на связь — Вы не спросили, но я всё равно скажу — я бы предположила, что он пытается позабыть вас, как страшный сон. Всю вашу группу, ваше дело в целом. Начать новую жизнь.
Унгерн хранил молчание.
— Это понятно, не находите? Я могу понять, хотя я бы так не сделала на его месте. Не отвечать на Ваши звонки.
Унгерн взял телефон из её руки, ещё миг посмотрел на экран и, не отключая, положил в карман.
— Можно было и по телефону спросить, — сказала Надя. — Я бы Вам объяснила, как тыкать в кнопки.
Герман твёрдо шагнул вперёд, так что ствол «Вихря» уткнулся в свинцово-седой висок Командора, взял девушку за руку, осторожно отвёл назад, потом сам отступил.
— Он это умеет и без тебя, — сказал он. — Правда, Унгерн? Вы, конечно, более мертвы, чем живы, но не до такой степени, чтобы разучиться пользоваться интернетом. Чего Вы хотите на самом деле?
— Сожгите его, — сказал Фридрих Унгерн.
На долю секунды Герман решил, что речь об Эмише. Состояние Командора вполне допускало такую просьбу.
— Сжальтесь. Предайте тело огню.
Нет, не о нём…
— Он ведь служил вам, служил Москве. Как бы то ни было. Он погиб, спасая АЭС. Предотвращая второй и худший Чернобыль. Умер — и остановил теракт. Освободите его из земли, сожгите его.
Чугунная глыба стояла и говорила. Просила. Герман целился ей между глаз.
— …Почему Вы сами этого не сделали? — спросила Надя.
— Государь запретил мне. Я умолял. Я стоял на коленях…
— Тогда я тем более не смогу.
— Попросите. Просто о дозволении — …
— Почему Вы думаете, что государь меня послушает? Кто я, хм?
— Вы кое для чего нужны. В отличие от меня. Просите его об этом — о милости, ладно? У Вас скоро день рождения. Пусть это будет подарком.
— И как мне это обосновать? — Надя снова вылезла из-под прикрытия. Она казалась несколько растерянной. — Сказать, что Эдди был мой друг, и мне неприятно думать, что он в земле? Но я ничего такого не чувствую. Ничего. И Арсеньев это заметит.
— Скажите ему… — Командор нагнулся, вытряхнул из пластикового пакета письма и книги и сунул руку под кресло. Ствол «Вихря» неуклонно смотрел ему в череп. Унгерн выпрямился, как пружина, поднимая мёртвую голову — террориста? грабителя?? человека — перед собой, почти к лицу ведьмы. Пахнуло мерзостью. Девушка задержала вдох, но не отпрянула. Голова разлагалась; ткани подгнили, челюсть вяло отвисла, нижняя губа болталась, как тряпка, обнажая бледные запломбированные зубы. В отверстом безъязыком рту копошилась какая-то многоногая мелочь. В мясных синюшных глазницах не было глаз.
— Покажите ему вот это, — сказал Унгерн. — Эдди бывал рядом с ним в Кремле. В его кабинете. Стоял во время молитв у часовни, был на приёмах, носил перевязь адъютанта с двуглавым орлом. Он не может так выглядеть, это кощунство. Вы понимаете? Святотатство. Надругательство над… самой вертикалью. Частью которой он был. Над властью Кремля!
Типично, подумал Герман. Ничего честно не скажут, по-человечески не попросят. А соревнуются в игре трюков, слов. Финт, прикрывающий финт, прикрывающий финт же. Жидокомиссариат. Обман.
— Если я покажу ему это, меня пинками выгонят и больше в Кремль не пустят, — сказала Надя. — Не то что не выполнят просьбу. — Командор молчал, держа голову, как держал, и ведьма добавила: — Уберите.
— Так Вы попросите за него? — Командор опустил мёртвую голову в пакет.
— Я попрошу его кремировать, хорошо. Поговорю с государем. Но результата не гарантирую, сразу скажу. Идёмте, Командор, заберёте свои остальные вещи.
Он удалялся к дому, сутулый и одинокий, неся на плече свою книжную полку. Мёртвую пальму не взял — пожал плечами и оставил у машины. Провожая костлявую спину в обвислом плаще внимательным дулом «Вихря», Герман осмелился допустить, что Унгерн не так опасен, как говорят. Шеф не сражался с ним, в конце концов — он опустил лезвие и позволил себя убить. Вот и весь поединок века, если верить тем же слухам. Если же слухи лгут, надо учесть: Шеф не был особенно выдающимся воином. Однажды его чуть было не убил случайный спецназовец, другой раз шестёрки какого-то конкурента позорно побили и бросили в реку. Плохим бойцом он, впрочем, не был тоже, иначе не выжил бы в 80-х и 90-х…
— Из этого ничего не выйдет, — сказала Надя, когда они сели в машину. Ведьма казалась подавленной. — Я поговорю с государем, но он скажет «нет». Не позволит кремировать Эдди.
— Ну почему. Унгерн был бы ему должен, а Унгерн… может ещё пригодиться.
— Толку с его долгов, как с козла молока. Змею он тоже был должен, знаешь ли. Кроме того, могила нужна.
Действительно. Эта могила — нужный урок. Герман протянул руку, чтобы завести машину.
Доля мгновения раскололась по граням. Внезапное понимание — слишком поздно! — что Унгерн запросто мог услышать их диалог; мучительно медленное движение правой руки к рукояти «Вихря» и, молнией — не успею…; тревожный вопль мультисенсорной маски; невероятное — ангел — в воздухе, на подлёте; и Унгерн. Унгерн перед капотом.
Герман не успевал уже ничего и сделал то единственное, что оставалось — хватая оружие, одновременно он всем телом отклонился вправо, чтобы прикрыть собой Надю, сидящую сзади и точно посередине. Он видел, как монстр перед ним взмывает в воздух, чтобы разнести лобовое стекло — мутные жёлтые глаза внезапно зрячи отражённым светом фар, с нацеленными, как дула, зрачками. Лицо — нет, морда — Командора странно удлинялась книзу, пасть открывалась тягуче, являя что-то вроде двойной пилы. Долю мига спустя его просто снесло.
— Лежать! — Герман схватил наконец автомат и метнулся, чтобы уложить Надю на пол, под сиденье, но она была уже там, среагировала сама. Герман ударил по кнопке, поднял пуленепробиваемое стекло между собой и ведьмой и выскочил из машины, левой рукой выхватывая пистолет. Оставить Унгерна сзади он не рискнул бы.
Чудовище отлеплялось от стены дома, в которую его вбил воздушный снаряд, отряхивало обломки. Его силуэт казался поломанным, руки — длиннее, чем надо. Кто-то упал на него сверху. Унгерн отбросил его стремительным, мощным, как молот, ударом. Герман нажал на спуск. И продолжал стрелять.
Очередь вбила Унгерна обратно в стену, чуть не разрезав пополам. Он дёргался, жуткая чёрная кукла, пытаясь прыгнуть. Пули вскрыли грудную клетку, и Герман увидел внутри что-то белое. Льдистый блеск, твёрдый, неуязвимый. Он перенёс огонь вверх, на голову, но пули ударили в стену — Унгерн нырнул за искорёженный мотоцикл. Он был быстрей человека — любого. Он был как ветер.
Герман достреливал последние пули магазина, зная: Унгерн бросится, когда он станет перезаряжать. Ну нет… Молниеносно продев правую руку в ремень автомата, чтобы не бросать его, он перехватил пистолет двумя. Унгерн выпрямился, поднимая мотоцикл для броска, и Герман понял, что ошибся. Он выстрелил ещё раз, прямо в белое пятно, рванулся влево…
Второй атакующий ударил в Унгерна, как снаряд, опять приложив о стену. Герман услышал треск, будто ломались сухие ветки. В мешанине двух тел и обломков разбитого мотоцикла Герман не видел, куда стрелять, и приблизился на несколько шагов, чтобы прицелиться как следует.
— Стой! — Надя лезла из машины, к смерти, дурочка. — Попадёшь в Алёшу!
Она повисла на его руке, мешая целиться. Герман перехватил оружие левой. Надя боролась, как рассерженная кошка. У стены ничто больше не шевелилось.
Герман схватил девушку сзади за шею, отвёл назад, за себя, присмотрелся. Алёша Авдеев — а это был он — пригвоздил Командора к земле. И держал, вжимая в плитку одной рукой и плавно занося вторую для последнего удара. Оружия у него не было.
— Не надо, — жалобно мявкнула Надя. — Не убивайте. Алёша, не бей.
Командор не шевелился. Алёша смотрел прямо в его жёлтые глаза.