Допускаю, что за прошедшие века что-то изменилось, но, честно говоря, маска эта, закрывающая пространство от лба до верхней губы, на усы не похожа совершенно и превращает надевшую ее женщину не столько в небритого мужчину, сколько в Бэтмена.
Зато по форме, использующимся цветам и вышитым узорам специалист может прочитать многое – и родную деревню, и семейное положение, и материальное благосостояние.
Вряд ли кто-то из нас еще ожидал от Ирана каких-то красот в духе тысячи и одной ночи. Как ни странно, даже довольно древние здания в нем терялись на фоне общей одинаковости городов. Да, существовали небольшие оазисы вроде площади имама в Исфахане или старого города в Йезде, но они были именно что маленькими вкраплениями экзотики в обыденности. Бендер-Лафт же был экзотикой целиком.
– О, это тот же водитель, что вез нас сюда, – помню эту картинку на капоте.
В этот раз машина не остановилась. Зато скоро остановилась следующая – точно такой же пикап. С точно таким же рисунком на капоте. В салоне места не нашлось, поэтому мы закинули рюкзаки в багажник, залезли туда сами и только успели усесться, как машина выехала с обочины на дорогу. Багажник пикапа оказался самой лучшей обзорной площадкой для перемещения по острову. Даже в моменты, когда ветер приносил что-то вроде небольших песчаных бурь и воздух становился желтым и слабопрозрачным. Можно было крутить головой во все стороны, глядя на бродящие по пустыне группы верблюдов, проносящиеся мимо деревеньки и проезжающие пикапы, один в один похожие на наш.
На берегу стояло что-то отдаленно напоминающее избушку на курьих ножках. Когда подошли поближе, узнали в этом нагромождении деревяшек на сваях рыбацкие времянки. Внутри никого. Солнце уже приготовилось искупаться в Персидском заливе, и пришло время ставить лагерь. На случай, если рыбаки все же вернутся ночью, мы отошли чуть дальше по берегу.
Стемнело. Потрескивал костер. Шумели волны. С пригорка за нами внимательно наблюдала гиена. Иногда по песку деловито пробегали по своим делам маленькие скорпиончики.
Ночь выдалась долгая. С моря тянул слабый-слабый ветерок, едва ли справлявшийся с навалившейся духотой. Спать не получалось – в палатке стояла жара, а желание улечься снаружи исчезало, стоило лишь вспомнить о скорпионах. Только за несколько часов до восхода пришла светлая мысль развернуть жилище раскрытым входом к морю. И хоть теперь из-за неровного рельефа мы лежали как-то криво, зато внутри стало чуть прохладнее.
1 маяОстров Кешм
Вова не очень любил ездить по городам и прочим населенным пунктам. Он предпочитал природу. Поэтому точкой, приведшей нас на Кешм, являлся каньон Чаку. Между местом нашего ночлега и этим каньоном очень кстати разместился небольшой придорожный магазинчик. Владелец разрешил бросить у него рюкзаки, чтобы не таскать их на себе туда-обратно, а также убедительно советовал взять побольше воды, в том числе в виде бутилированных глыб льда из морозилки. Температура уже преодолела отметку в сорок градусов и не собиралась останавливаться на достигнутом. А до каньона отсюда никакой тени, только пустынная дорога.
Лед в бутылках давно превратился в горячую воду, когда мы наконец вползли в ущелье. К радости страждущих, его начало отмечал колодец – метровой высоты круглый камень размером с обеденный стол с дырой в центре. На этом «столе» возвышался парень в традиционной арабской одежде – белоснежной рубахе до пят и столь же белом платке.
– Хотите пить? – спросил он жестом.
– А можешь полить на меня водой? – поинтересовалась Настя тем же способом.
Парень понял и отказывать не стал – нечасто в эту глушь приезжает конкурс мокрых маек. Мы с Вовой лишь осуждающе цокали языками – не пристало девушке так себя вести в мусульманской стране. Но Насте было настолько плевать, а еще настолько хорошо, что мы в итоге сдались и последовали ее примеру.
Начало каньона напоминало глубокую чашу, стенки которой поднимались на пару десятков метров. Тропа, постепенно сужаясь, вела вперед. Говорят, когда-то тут находилось сердце горы. Но землетрясение раскололо ее. Ветер и редкие дожди убрали мягкие породы. И теперь каменные стены перед нами шли волнами. Будто бы еще секунду назад они текли водой и вдруг застыли. Все углы сглажены, как у морской гальки. Мы шли по коридору, то сужающемуся, что можно дотронуться до обеих стен одновременно, то расходящемуся в стороны. Шли, перелезая через кручи [19], которые становились все выше. Лишь когда завалы стали действительно высокими, а сандалии начали скользить по камням, мы поняли, что пора возвращаться.
В кузове очередного пикапа мы снова пересекли остров и к вечеру вернулись в столицу. Вова ушел бродить по городу, Настя собралась прибарахлиться в торговом центре, а я вызвался составить ей компанию.
– Ладно, теперь пойдем туда. – Настя ткнула пальцем в сторону очередного скопления магазинов.
– Но погоди, мы же там уже были.
– Ну и что? Мы же прошли там только один раз.
Есть что-то международное в хождении с женщиной по магазинам. Что-то, что объединяет всех мужчин мира. Делает нас братьями.
Бредя с Настей по торговому центру, я порой встречался взглядом с иранскими мужьями, понуро бредущими за своими женами. И в каждом таком взгляде читалось: «Я так понимаю тебя, брат».
2 маяБендер-Аббас
Кешм был крайней южной точкой нашего иранского маршрута. Пришла пора двинуться обратно на север. Утром мы проделали уже известный маршрут между островом и автовокзалом Бендер-Аббаса в обратную сторону. В расписании значился только один автобус в Шираз, и до вечера мы были абсолютно свободны.
Чтобы искупаться, нужно долго идти по мелководью. Насколько долго – неизвестно. Настя уже превратилась в маленькую точку где-то далеко-далеко позади, у кромки воды. Мы видели пару раз в черте города купающихся женщин – судя по всему, удовольствие для особенно искушенных. Женщина же не может раздеться на людях. Так что купаются полностью упакованными – длинная одежда закрывает все тело, на голове платок. Мы не очень понимали, есть ли какой-то пляжный дресс-код для мужчин, поэтому на всякий случай окунуться решили где-то на задворках. Как показала практика, можно было и не напрягаться – не меньше десяти минут мы с Вовой брели по колено в воде. С берега никто бы уже не смог определить, в плавках мы или в смокингах, а уровень воды все не повышался.
Возможно, если бы нам не нужно было вечером на автобус, то мы могли бы таким образом дойти и до Омана на противоположном берегу Персидского залива.
– Я все, – сказал Вова и плюхнулся в воду.
Если сесть на дно, получалось почти по грудь. Посидели так чуть-чуть и побрели обратно.
3 маяШираз
Мне вдруг опостылел Иран. Ночью я продрог до костей в автобусе, хоть и кутался всю дорогу в теплую рубашку. Но и после того, как меня отогрело жаркое солнце, после того, как мы заселились в отель, хозяин которого наотрез отказывался сбивать цену, охватившая меня апатия никуда не исчезла. Похоже, что подобные чувства испытывал не только я – Настя вообще отказалась идти гулять по городу и осталась в номере.
Улочки привычно полнились магазинчиками и кебабными, шумом машин и гомоном толпы. Блуждая без всякой цели и маршрута, мы время от времени натыкались на указатели к некому Святому Храму и решили последовать по ним. Они привели к небольшой двухэтажной мечети с богатой росписью, двумя минаретами и необычным яйцеобразным куполом. Под псевдонимом «Святой Храм» скрывался мавзолей Шах-Черах, также известный как Зеркальная мечеть. Идти внутрь не особенно хотелось – за две недели в Иране мы посетили уже множество мечетей, и, честно говоря, для человека вроде меня, то есть совершенно не разбирающегося в архитектуре, они все выглядели внутри примерно одинаково. С другой стороны, дел у нас все равно не было, и, оставив обувь снаружи, мы миновали арку входа. И застыли.
Шах-Черах переводится как «Повелитель света». По легенде аятолла Дастахиб увидел странный свет и отправился на поиски его источника. Приблизившись, он обнаружил, что свет идет из разрытой могилы. Внутри лежало тело в доспехах и с кольцом на пальце. Гравировка на кольце гласила: «Честь принадлежит Богу, Ахмед, сын Муссы». Дастахиб понял, что нашел могилу сына седьмого имама Муссы Аль-Кадима.
К воздвигнутому мавзолею потекли ручейки паломников и текут уже около 700 лет. За это время Шах-Черах дважды разрушался землетрясением и дважды восстанавливался, причем последний раз относительно недавно – здание, в которое мы вошли, построили в середине двадцатого века.
Я определенно мог бы отдать Шах-Черах звание самой необычной мечети, в которой мне доводилось бывать. Стекло и зеркала, серебро и драгоценности полностью покрывали стены и потолок. Все это сверкало и переливалось. Богато украшенные люстры порождали миллионы бликов, солнечными зайчиками скакавших по залам. Стоило чуть сменить угол обзора – и потолок, казавшийся до того зеленоватым, приобретал сиреневые оттенки. Мы шли по мягким коврам, задрав головы. Кажется, даже усыпальницы Ахмеда и его брата Мухаммеда проплыли мимо нас незамеченными.
– Слушайте, я тут подумал… Давайте задержимся тут еще на день? – Я лежал на кровати в номере и пялился в потолок. Заряд восторга, полученный в Зеркальной мечети, улетучился, вернулась апатия. Не хотелось ни с кем говорить, никуда ехать. Мой внутренний интроверт объявил забастовку. – Съездим завтра продлить визы и потюленим немного?
Нельзя сказать, чтобы предложение пришлось друзьям по душе. Но, возможно, что-то было написано на моем лице, что, поколебавшись немного, они все же согласились.