Император Цяньлун писал английскому королю Георгу III: «У нас есть всё, что можно пожелать, и нам не нужны товары варваров». А заканчивалось письмо так: «Трепеща, повинуйтесь и не выказывайте небрежения».
Изолировавшийся от всех Китай считал себя центром мира и его повелителем, а всех прочих – отсталыми варварами. Так как к налаживанию международных отношений он не стремился, то и увидеть реальное положение вещей не получалось.
Со временем Британия все же смогла найти товар, способный изменить торговый баланс в ее пользу. Опиум. Несмотря на то что употребление этого наркотика, равно как и торговля им, была запрещена в Китае еще в первой половине XVIII века, британцам удавалось вполне успешно, хоть и абсолютно нелегально, обходить эти запреты. В конечном итоге это привело к тому, что к 1835 году опиум составлял ¾ всего китайского импорта, его употребляли миллионы людей всех сословий. Хуан Цзюэцзы, крупный сановник, писал в докладе императору: «Начиная с чиновничьего сословия вплоть до хозяев мастерских и лавок, актеров и слуг, а также женщин, буддийских монахов и даосских проповедников – все среди бела дня курят опиум».
Это было возможно благодаря повальной коррупции китайских чиновников. Сама борьба с опиумом становилась для многих способом неплохо заработать. Так, например, Хань Чжаоцин, капитан корабля береговой охраны, с завидной регулярностью сдавал конфискованный наркотик целыми ящиками. Хотя как сказать – «конфискованный». На самом деле это он брал взятки «натурой». За подобные успехи в борьбе с контрабандой Чжаоцин удостоился звания адмирала, почетного права носить павлиньи перья и целой эскадры в управление, которую он тут же приспособил для перевозки опиума.
В 1839 году императорский чрезвычайный уполномоченный Линь Цзесюя конфисковал весь груз наркотика у английских и американских торговцев. Получилось 19 тысяч ящиков и 2 тысячи тюков. Три недели ушло только на то, чтобы все это сжечь. Продолжить торговлю могли только те купцы, которые давали подписку об отказе провозить опиум. Британцы сперва сопротивлялись, но вскоре оказались заперты на своих кораблях, откуда наблюдали, как предприимчивые американцы давали подписки и занимали освободившуюся торговую нишу. Пришлось согласиться на условия.
Но успех вскружил голову китайскому императору. Он захотел наказать «западных варваров» и закрыл Гуанчжоу для коммерсантов из Англии и Индии. В Великобритании к этому моменту многие силы призывали военным путем открыть китайские порты для торговли. И объявленный императором запрет склонил чашу весов.
Война, получившая название «Опиумной», закончилась ожидаемой победой Британии. Застрявшая в глубоком Средневековье Поднебесная мало что могла противопоставить ведущей мировой державе. Китайские солдаты были плохо обучены, отвратительно вооружены и качественно обдолбаны. Накануне войны английские торговцы чуть ли не задаром отправляли большие объемы опиума в районы базирования китайской армии. Инвестировали, так сказать. Одним из многочисленных итогов стало открытие для иностранцев нескольких городов. В том числе и Шанхая.
К нашему возвращению в номере материализовались еще две односпальные кровати.
26 июняШанхай
Шанхай виделся нам крайне неоднородным. Запруженные людьми улицы с высокими зданиями и торговыми центрами сменялись какими-то лачугами и переулками с развешанным на веревках бельем. На горизонте маячили небоскребы. Бывшие французские и английские кварталы, как и раньше, наполняли в основном европейцы и бары. Мы с Вовой со вздохами провожали взглядами вынесенные на улицу меню. Особенно часть с пивом. Особенно расценки. Не так уж нам и хотелось пива. Ну, не настолько.
Набережная Вайтань, по которой мы гуляли вчера вечером, когда-то была окраиной Международного сеттльмента – объединения английского и американского районов. С юга к нему примыкала французская концессия. А остальная территория принадлежала Китаю. Чтобы проехать город насквозь на автомобиле, вам бы потребовались три разные водительские лицензии. Европейские районы десятилетиями оставались островом безопасности. Пока бушевала в Китае гражданская война и сам Шанхай менял хозяев, тут как ни в чем не бывало жизнь шла своим чередом. Разве что увеличивалось количество китайцев-беженцев, временами натыкающихся на таблички вроде «собакам и китайцам вход запрещен».
Борьба с опиумом продолжалась. Продолжалась она, в принципе, в том же духе, что и раньше. За массовую резню, которую в 1927 году Зеленая банда учинила местным коммунистам, убив несколько тысяч человек, глава этой банды Ду Юэшэн получил должность председателя правления Бюро по борьбе с опиумом. Нетрудно догадаться, как боролся с опиумом глава группировки, занимающейся его распространением.
– О, смотрите, католическая церковь! Давайте зайдем!
Мы зашли и застыли. Да, согласен, странно было бы предполагать, что азиаты будут молиться святому, который совсем на них не похож, а похож на европейца, этого западного варвара. Со всех стен, икон и росписей на нас смотрели китайцы. Китайская Дева Мария качала на руках китайского младенца Иисуса в окружении китайских ангелов.
Я смотрел на центральное изображение. Иисус делал шаг вперед в лучах света. По плечам разлились длинные волосы, черная борода аккуратно пострижена. Глаза полуприкрыты. Одеяние спадает с плеча, открывая накаченный торс. Я начал похрюкивать, пытаясь не засмеяться в голос.
– Ты чего? – удивленно посмотрела на меня Настя.
– Видишь ту фреску?
– Ну?
– По-моему, он говорит «I’m sexy and I know it».
Количество похрюкиваний удвоилось.
К вечеру Насте стало нехорошо, и она уехала в гостиницу, а мы с Вовой отправились в район Пудун, небоскребы которого весь день наблюдали издали. Пешеходный мост длиной с целую улицу вел нас у подножия этих гигантов. 421 метр высоты, 492 метра, 632 метра. Казалось, стоит только налететь тучам, и по этим стенам, как по бобовому стеблю, можно будет подняться в замок великана. Здания тянулись в небо. Словно вернулось детство, когда я был маленьким, а мир огромным. Со всех сторон вспыхивали огни реклам. Горела подсветка зданий и уличные светильники. Крошечными молниями пролетали вспышки фотоаппаратов. Вокруг бурлила человеческая река.
А всего тридцать лет назад тут были деревни и рисовые поля.
Наши вещи, еще утром валявшиеся по всему номеру в творческом беспорядке, теперь аккуратной кучей лежали на кровати. На двухэтажной кровати. Но у нас не было двухэтажной кровати!
– Все-таки не нравится мне эта гостиница, – ворчал я. – Заходят в номер, когда нас нет. Кровати воруют. Фу такими быть.
27 июняПоезд Шанхай – Пекин
За окном со скоростью под триста километров в час проносился Китай. Мосты, туннели, снова мосты. Гигантский мост-виадук на полторы сотни километров приподнял поезд на пару десятков метров над землей. Капли дождя скользили по стеклу справа налево, забыв про гравитацию. Порой мелькали возделанные поля и держащиеся на одном честном слове деревянные хибары. Пролетали пустые перроны уездных станций. Словно поезд несся по какой-то заброшенной земле. Но мы-то знали, что на самом деле будущие пассажиры сейчас стоят в очереди на вокзале.
Со звоном, достойным лучшего казино Лас-Вегаса, билетный автомат высыпал мелочь в лоток.
– Блин, – выругался Вова. – Похоже, не работает.
Он сгреб монетки и начал забрасывать их по новой. Мы обрадовались, увидев в вестибюле пекинского метро автомат по продаже билетов – это значило, что не придется ломать язык, пытаясь объяснить кассиру, какая станция нам нужна. А сделать это необходимо – цена напрямую зависит от маршрута, и с неправильным билетом турникеты на выход просто не откроются.
Попавшийся нам автомат крайне придирчиво относился к монеткам – некоторые он оставлял внутри, другие же сразу выкидывал в лоток. Уже второй раз, дойдя до нужной суммы, он на секунду задумывался, а затем отменял операцию и возвращал деньги. Но мне вдруг показалось, что я увидел нечто странное.
– Фиг с ним, пойдем в кассу, – предложил Вова.
– Погоди, попробуй еще раз.
Снова застучали монетки о металлическое нутро. Первая осталась внутри. На экране высветился один юань. Вторая осталась внутри. Два юаня на экране. Третья вылетела в лоток. Два юаня на экране. Четвертая вылетела в лоток. Три юаня на экране!
– Видели?! Видели?! – Я пучил глаза, дергал друзей за рукава и тыкал пальцем в экран. – Он посчитал нам монетку, но вернул ее сразу! А сколько он выдаст в конце?
Дойдя до нужной суммы аппарат вновь сбросил операцию и высыпал деньги в лоток. Мы пересчитали монеты – их выпало ровно столько, сколько показывалось на экране.
– Что ж, друзья мои, кажется, мы тут надолго!
Доить автомат было весело, но довольно долго. За один заход он ошибался в подсчете два или три раза. Мы богатели слишком медленно.
– Так, давайте первые восемь часов тут стоит Вова, потом его следующий меняет. И так далее.
Монеты снова сыпались в лоток. Снова чуть больше, чем мы забросили внутрь.
– Эй, ребята, – подсказывали сочувствующие прохожие. – Вон там кассы, идите туда!
– Спасибо, – отвечали мы. – Сейчас только разок еще попробуем.
Минут через десять нам таки надоело, и мы отправились в кассы. Выданных автоматом лишних монет как раз хватило на три билета.
Есть довольно дурацкая привычка каждую центральную пешеходную улицу где бы то ни было называть N-ским Арбатом. Но именно слова «пекинский Арбат» крутились в голове, когда мы шли к хостелу. По обе руки тянулись гостиницы, бары, рестораны, кафе, магазины, закусочные. Иероглифы, много красного и золотого цвета, бумажные фонарики, загнутые козырьки и красные колонны у некоторых домов. Все тут кричало: «Смотри! Ты в Китае! Это Китай! Китайней некуда!»