Затем, совсем рядом, из кустов раздалась автоматная очередь…
Глава 5. Профессионалы
– Сэр, для нужд милиции поселения Нью Хоуп, в связи с угрозой террористической атаки на нашу общину, мы просим вас предоставить нам ваш телескоп.
Антонио Квалья оторвался от своих набросков, сделанных после очередного наблюдения за вулканом, и поднял взгляд. Перед ним стоял рослый афроамериканец с автоматом Калашникова, видимо, американского же производства.
– Проваливай, – коротко ответил Антонио и вернулся к изучению своих зарисовок.
– Сэр, нам нужен ваш телескоп, – продолжал настаивать ополченец.
– А мне нужна Моника Белуччи. И что мне прикажешь делать?
– Сэр, я прошу вас добровольно предоставить мне ваш оптический прибор, для наблюдения за силами террористов, которые угрожают и вашей безопасности в том числе.
– Я наблюдаю за вулканом. Он может угрожать и твоей безопасности в том числе, болван.
– Сэр, я буду вынужден применить силу.
Антонио вздохнул и поднялся со стула. Оказывается, ополченец был не так уж и высок. Во всяком случае, по сравнению с ним.
– Слушай, приятель. А что, если я сейчас возьму этот телескоп и разобью его об твою башку? Это, конечно, не то же самое, что оказаться в постели с Моникой Белуччи. Но хоть какое-то удовольствие я получу.
– Вы угрожаете мне, сэр?
– Как ты узнал об этом? – наигранно изумился Квалья.
Ополченец резко развернулся от толчка в спину. Теперь, в помещении на втором этаже, которое обживал Антонио, находился и Михаил Крашенинников.
– Слышь, ты чего к моему другу пристал? – зло и даже с нескрываемой агрессией рыкнул на ополченца Михаил.
– У нас военная ситуация. Не надо так ко мне подкрадываться, сэр. Я могу стрелять без предупреждения…
– Да я не сомневаюсь! Проваливай из нашего дома!
– Сэр, я обязан реквизировать ваш телескоп для нужд обороны Нью Хоуп…
– Убирайся отсюда, я сказал! И мы требуем, чтоб сюда немедленно явился Рон Джонсон! Я очень хочу обсудить с ним ваши диктаторские замашки!
– Сэр, мистер Джонсон сейчас занят. И я, конечно, сейчас уйду. Но ненадолго. Я вернусь с шерифом Риггзом. Приведу его прямо сюда. – Ополченец спустился по лестнице вниз и направился к выходу.
– Давай, давай, убирайся! И приведи сюда еще вашего президента и госсекретаря! – кричал, преследуя вооруженного человека, Михаил. Уже выйдя следом за ним на крыльцо дома, он добавил: – У меня к ним масса вопросов накопилась!
У входа дежурили еще двое вооруженных людей. Мужчина и женщина.
– Сэр, вернитесь, пожалуйста, в дом. Вы под домашним арестом, – спокойно сказал автоматчик, направив на него оружие.
– Даже так? – зло усмехнулся Крашенинников. – Ну, ничего, скоро вашей оккупации придет конец. Видите флаг над вашими головами? Там написано – не буди меня!
Михаил захлопнул дверь и сел на стул в холле, устало уронив голову в ладони.
– Зря ты их дразнишь столь открыто, Миша, – вздохнул спустившийся со второго этажа Квалья. – Это сейчас они ведут себя как хорошие полицейские из голливудских фильмов. Но после того, как прозвучат первые выстрелы и прольется первая кровь, они будут уже другими. Ногами будут ломать двери, прикладами бить по голове. А то и вовсе, устроят в нашем доме тюрьму Гуантанамо. Олю может, и не тронут. Но вот тебе достанется за всех нас троих и за русских с того берега. Моего прадеда, Бенито Муссолини посадил в тюрьму, потому что прадед был коммунист. Потом пришли американцы и освободили Италию от Муссолини и его фашистов. Отца из тюрьмы выпустили. Потом прадеда снова посадили в тюрьму из-за того, что он был коммунист. Этого уже хотели американцы. А все потому, что между ними и Советским Союзом началась холодная война. Ничего не меняется в этом мире.
– Да к черту все это, – простонал Крашенинников, мотая головой.
– А где Оля? – спросил Антонио, осмотревшись.
– Ей вдруг стало плохо и сильно нездоровится. Вот что меня по-настоящему беспокоит, а не тот абсурд и милитаристское безумие, что царят снаружи.
– Нездоровится? Что с ней? – с тревогой в голосе спросил Квалья.
– Если бы я знал, Тони, – вздохнул Михаил. – Час назад у нее началась рвота. Кое-как ей сейчас удалось уснуть… Я страшно за нее боюсь, Тони…
– Послушай, у американцев, я слышал, есть хороший доктор…
– Я не доверяю им! А что если это они ее отравили?! До сих пор мы с тобой пользовались только нашей пищей и водой. Но вчера вечером сюда приходили знакомиться с ней какие-то местные женщины и угощали каким-то ягодным сиропом!
– Миша, зачем американцам травить американку?
– Откуда мне знать? Когда-то, очень давно, жила в Америке девочка Саманта. Как и многие американцы, особенно дети, она боялась, что в любой момент на нее нападут «ужасные» Советы и забросают атомными бомбами. Точно так же, американского атомного нападения боялись в Советах. Так беспощадно работала пропаганда. Саманту все это беспокоило настолько, что она написала письмо советскому лидеру. Она, наверное, вовсе не ожидала, что это письмо в Советском Союзе опубликуют в главной газете – «Правда» и что страна, которую она так боялась, пригласит ее в гости. И встречали ее в Советской России так, как встречают президентов. Ей было десять лет, когда она написала письмо Советскому правителю. И ей было всего тринадцать лет, когда она погибла в авиакатастрофе где-то в штате Мэн[15]. Многие у нас были уверены, что ее гибель подстроена агентами ЦРУ. А потом я узнал от Оливии, что многие в Штатах точно так же были уверены, что ее гибель подстроена агентами КГБ. Так беспощадно отравляла разум людей пропаганда. Скорее всего, это была страшная, трагическая случайность. Одна из многих, что, к сожалению, происходили с самолетами.
– Так неужели и твой разум отравлен пропагандой, если думаешь, что Оле подсыпали какую-то отраву американцы?
– Я не знаю, Тони. Мой разум сейчас вообще не в лучшей форме. Они не смогли договориться, и все идет к войне. Это меня угнетает. Теперь заболела Оля. Это сводит меня с ума и убивает…
Дверь распахнулась, и в здание вошел шериф Риггз.
– Майкл, что вы, черт возьми, творите? Почему вы оскорбляете и провоцируете моих людей? Они все вооружены. Они на взводе. В каждую секунду они ожидают нападения. Вы что, хотите, чтоб кто-то из них вдруг сорвался и подстрелил вас?
– А по какому праву ваши люди входят в наш дом, хозяйничают в нем и требуют наше имущество?! – рявкнул Крашенинников, поднявшись со стула. – Такое поведение, по вашему мнению, приемлемо, а мое возмущение им – нет?! И как такое можно назвать?! Двойные стандарты? Дискриминация по национальному признаку? Расовая сегрегация?!
– Мои люди вежливо попросили телескоп, мистер.
– И намекнули на применение силы. Оно тоже будет вежливым? Эдакий удар в череп прикладом автомата, во имя демократии?
– Послушайте, Майкл…
– Нет, это ты послушай, Карл. Видишь дверь? Потеряйся за ней!
Шериф вздохнул, опустив взгляд и пощупывая пальцами поля своей шляпы.
– Ответьте на один вопрос. Где мисс Собески?
– Вообще-то миссис, – поправил Антонио. – Перед вами ее муж, все-таки.
– Так, где она?
– Тебе какое дело?! – еще больше разозлился Михаил.
– Какое мне дело? Я ее не вижу. И мне очень не хотелось бы, чтоб она совершила какую-нибудь глупость. Например, сбежала и отправилась к русским, чувствуя в себе призвание посла по мирному урегулированию.
– Как она могла сбежать, если вы превратили наш дом в Гуантанамо и у дверей стоят ваши головорезы?!
– Есть окна.
– Убирайся, Карл!
– Миша, скажи ему, – вздохнул Антонио, и Крашенинников тут же бросил на него недовольный взгляд.
– Сказать что? – насторожился шериф.
– Она заболела, – произнес Квалья, не дожидаясь, пока на это решится Михаил.
– Майкл, ваша ненависть к нам настолько затмила ваш разум, что вы ставите ее выше здоровья вашей жены?
– Не надо выдумывать. Мне не свойственна ненависть к людям. Но ваши действия…
– Сейчас не о моих действиях уже речь. Где Оливия?
– Она в своей комнате. Спит.
– Тогда я иду за врачом. Но если вы солгали, и она сбежала, то разговор уже будет другим, Майкл.
– Нам не нужен ваш врач и вообще ничего от вас не нужно.
– Вам не нужен. А миссис Собески, похоже, очень нужен. Опять-таки, если это не вранье. И я еще вот что вам скажу, сэр. Очень скоро начнется война. И будут раненые, как минимум. У доктора Шалаба будет много работы. Но пока этого не случилось и пока вашей жене не стало хуже – я иду за ним.
Пульсирующая боль поселилась где-то внутри правого бедра. Что-то давило на тело, а лицо и шею заливала теплая вязкая жидкость. Никита открыл глаза. Он лежал на земле, и перед взглядом возник передний бампер «уазика». А дальше, синее небо и парящий в нем белоплечий орлан. Демьян упал так же и лежал теперь на Вишневском. Его кровь из простреленных головы и груди лилась на Никиту. Он хотел было позвать Захара, но не решился этого сделать, поскольку заметил двух человек. Хотя, он бы не стал их называть людьми, учитывая то, что те сделали со своей внешностью. Лицо первого было разрисовано белой краской. Огромные нарисованные зубы вокруг рта, узор похожий на череп, покрывавший все лицо и черненные сажей глаза. Свирепые, голодные и безжалостные глаза. Голова его была почти лысой, и только гребень длинных волос с вплетенными в них птичьими перьями пересекал череп ото лба и до затылка. В ушах «тоннели» и свисающие из них короткие цепочки с акульими зубами. На теле черная сетчатая майка, кожаные штаны, тяжелые ботинки с берцем почти до коленей. Наколенники, наручи с шипами, широкие наплечники с ячейками, в которых виднелись патроны. Руки и торс почти полностью покрывали какие-то жуткие татуировки. Второй был одет примерно так же, но лицо его представляло еще более ужасное зрелище. Оно было «украшено», а вернее, изуродовано, шрамированием. Причем это не случайные шрамы, полученные при не очень счастливых для их обладателя обстоятельствах. Шрамирование было умышленным и даже, в некотором роде, художественным. Эдакие трехмерные, объемные татуировки. Под правым глазом изображение слезы, падающей в изображенный на щеке атомный взрыв. Шрамирование на лбу представляло собой огромную пасть. Из левой щеки будто пытался выбраться заключенный в ротовой полости маленький человек. Кто бы не наносил эти шрамы, он знал в этом толк и был настоящим мастером. Глядя на правую щеку, действительно казалось, что кто-то внутри натянул кожу растопыренной ладонью и жаждущим воздуха и свободы лицом с признаками отчаяния. У шрамированного человека имелось ожерелье. Человеческие уши разных размеров чередовались фалангами пальцев и когтями каких-то животных. И у него имелись наплечники, но без патронов. Чудовищ