Сказав это, он вышел из здания, оставив Михаила наедине с пугающими догадками и взволнованным Антонио.
– Да он сама деликатность, черт бы его побрал! – воскликнул Квалья.
– Антон, я…
– Конечно, Миша, иди к ней, сейчас же! Я побуду здесь и позабочусь о том, чтоб вас никто не беспокоил.
Собрав волю в кулак и стараясь не выглядеть испуганным, чтоб еще больше своим видом не усложнить состояние любимой, Крашенинников вошел в комнату, осторожно прикрыв за собой дверь.
Оливия лежала на кровати и задумчиво смотрела в окно, держа ладонь у лица и будто покусывая безымянный палец. Она настолько была погружена в свои мысли, что не сразу отреагировала на появление Крашенинникова. Но теперь, когда она повернула голову и взглянула на него, Михаил увидел в глазах Оливии слезы.
Он бросился к постели и, опустившись на колени, взял ее за руку:
– Господи, Оля, что с тобой? Что сказал доктор?
Она улыбнулась, глядя ему в глаза, и свободной ладонью погладила по волосам.
– Милый, я даже не знаю, радоваться или горевать.
– Что?
– Я беременна.
Крашенинников даже слегка отпрянул, раскрыв рот от такого известия.
– Ну, ты даешь, – вздохнула Собески. – Отличная реакция, Майкл. Просто великолепная. Ты еще спроси меня – от кого.
– Нет… Просто… Я…
– Да, милый, я, конечно же, догадывалась, что в последнее время близость между нами была явлением крайне редким. Но помнишь ли ты полнолуние чуть более месяца назад? Уже стемнело, и мы с тобой спустились к берегу бухты. Стирали там одежду, а потом искупались. А потом ждали, когда наша одежда чуть просохнет, и сидели голышом на песке, разглядывая звезды. Мне, похоже, стоит тебе напомнить, что было потом.
– Я помню, – улыбнулся Михаил и вздохнул с облегчением. – Боже, как же я испугался.
– Я тоже, Миша. Я тоже испугалась. И ужасно боюсь.
– Милая, я думал, что ты серьезно заболела и… Чего же ты боишься?
– Мужчины. Легко вам говорить. Не вам рожать… – Она вдруг расплакалась. – Чего я боюсь? Всего, Миша. Ребенок? В таком мире?
– Чем тот мир был лучше этого, Оля? Электронными гаджетами? Телевидением, Интернетом, самолетами и бомбами? Развитой медициной, на которую у миллиардов людей просто не хватало денег?
– Все-таки это была цивилизация, Миша.
– Цивилизация. Да. Но на нее не астероид упал. Она сама себя уничтожила.
– И вот на пороге снова война, родной. Как мне не бояться? Этот мир будет беспощаден к нашему малышу.
– Оля, а ты не думала, что наш ребенок станет одним из тех, кто сделает этот мир лучше?
Она поднялась и крепко обняла Михаила.
– Я не знаю, Миша. Я просто боюсь…
– Любимая, мы справимся. Мы обязательно справимся.
Крашенинников крепко прижимал Оливию к себе и ощущал себя в совершенно иной реальности. Пестрой птицей в голове билась мысль, что он станет отцом, и птица эта билась с какой-то мрачной черной тварью, являвшей собой все сомнения и страхи. Но одно он осознавал с пьянящей ясностью. В его объятиях сейчас не только трепещущее сердце любимой женщины, но и новая жизнь.
Глава 6. Пощады не будет
Четыре мотоциклиста неумолимо приближались. Те двое, что неслись впереди, стреляли на ходу из компактных пистолетов-пулеметов.
Вишневский, как мог, отстреливался. Но машина то и дело подпрыгивала на кочках, и это не только мешало попасть во врага, но и сильной болью отдавалось в раненой ноге.
– Черт, Захар! Нельзя аккуратней?!
– Нельзя, если мы удираем, Халф!
– Удираем? Как же хреново это звучит. – Вишневский обернулся. – Сейчас будет поворот. Тормози за ним и хватай автомат.
По корпусу машины лязгнули пули преследователей.
– Понял! Если доедем, конечно!
– А ты постарайся. – Никита дал еще две короткие очереди и стал быстро менять автоматный магазин. Сейчас ему понадобится полный боекомплект.
Входя в поворот, УАЗ едва не вылетел с дороги, но Золотарев сумел удержать его от того, чтоб он кувырком полетел по склону. Еще какое-то время машина двигалась вперед, несмотря на нажатую педаль тормоза. Вокруг заклубилась пыль. Захар схватил автомат и развернулся. Два плюющихся смертью огнестрельных ствола встретили первого мотоциклиста, нашпиговав его грудь свинцом и заставив опрокинуться назад. Мотоцикл, поднимая пыль, упал на грунт и, повинуясь силе инерции, пропахал дорогу. Второй мотоциклист не вписался в поворот и улетел с дороги, ломая кусты и ветки и ломая себе кости о деревья. Третий и четвертый сбросили скорость и сделали резкий разворот. Один из них все-таки получил свою порцию свинца. Четвертому все же удалось набрать скорость и умчаться обратно, в сторону океана.
Третий все еще корчился на земле, что-то бормоча и злобно рыча, будто зверь.
– Ну-ка, сдай назад. Я добью эту тварь.
– Никита, не время!
– Сдай назад!!! Они убили Демьяна! У них флаг из человеческой кожи!
Машина стала двигаться задним ходом к раненому.
– Никакой пощады, – пробормотал Вишневский и нажал на спусковой крючок, целясь тому в голову. – А теперь гони в Рыбачий. Надо срочно оповестить общины, что началось вторжение.
– Черт возьми, Никита! Кто вообще эти люди?! Откуда они?!
– Захар, какая разница откуда! У них на корабле леера украшены человеческими черепами и позвонками! Флаг из человеческой кожи! Уши и пальцы на ожерельях! Никакие это не люди! Это людоеды!
Андрей устало сел на край траншеи, положив рядом саперную лопатку. Глотнув воды из фляги, он запрокинул голову, глядя в вечереющее небо. Затем взял бинокль и начал осматриваться. Подкрепление из сорока человек, прибывших на тральщике, уже строили укрепления с южной стороны от холма. Благо всюду хватало поваленных деревьев на эти нужды. Первый отряд уже заканчивал рытье траншей на вершине, где находился и он сам.
Укрепляться здесь они начали буквально сразу после переговоров. И все делалось согласно военной науке. Сначала каждый выкапывал себе индивидуальный окоп для стрельбы лежа. Если враг не нападал, и время позволяло, то на этом останавливаться было нельзя и каждому бойцу предписывалось углубить свой окоп для стрельбы сидя. Дальше необходимо было довести свое укрытие до такой глубины, чтоб можно было в нем стоять в полный рост, и выглядывала бы только голова и плечи. При этом, укрытие необходимо было рыть и в стороны, чтобы все бойцы свои земляные ячейки соединили одной траншеей. Обязательно извилистой, чтоб попавшая в нее граната нанесла наименьший урон. Теперь Андрей с удовлетворением осматривал труды их дневной работы. Индивидуальные укрытия чуть выдавались вперед и имели общую траншею, чтоб можно было быстро перемещаться от точки до точки, будучи защищенным от пуль и осколков землей. Повезло, что грунт на этом холме был весьма рыхлым и податливым для такой работы. А если и мешались какие-то корни, то это были корни кустарников, с которыми легко справлялось лезвие саперных лопаток. Кое-где люди еще продолжали углублять траншею, но половина стрелков уже находились в своих ячейках, положив перед собой оружие, патроны и хмуро глядя в сторону американского поселения.
– Задолбался я что-то. В подлодке лучше было, – проворчал подошедший Цой. Он воткнул в землю лопату и, сжав зубами курительную трубку, начал орудовать огнивом и кресалом, пытаясь высечь искру.
– Как думаешь, Крашенинников рассказал им про бомбу? – тихо спросил Жаров.
– Американцам? Не-е. Не думаю. Он нормальный парень.
– Он лжец.
– Да ладно. Кто из нас не лгал никогда? А он заботился о безопасности своих друзей, по сути.
– Что-то ты добреньким стал не вовремя, Саня. Завтра срок ультиматума истечет, и мы откроем огонь. Неподходящий момент для сентиментальности.
– А ты уверен, что это необходимо? – послышался голос.
Андрей и Александр повернули головы на север. По вырытой в склоне траншее медленно поднимался Евгений Сапрыкин.
– Абсолютно уверен? – дополнил он свой вопрос.
– Ты где был? – хмуро произнес Жаров. – Тебе что, укрытие не нужно? Или ты думал, что кто-то другой за тебя индивидуальный окоп будет рыть?
– А почему бы и нет, Андрей? Почему бы, например тебе, не вырыть за меня окоп? Ведь не я решил начинать войну.
– А-а, да с тобой вообще без толку разговаривать, – Жаров небрежно махнул рукой.
– Как раз таки со мной имеет смысл разговаривать. Так что давай поговорим, Андрей.
– Нет желания.
– Ну, это сейчас нет. А завтра может быть уже поздно. Ведь завтра мы пойдем убивать. И высока вероятность, что убьют при этом так же кого-нибудь из нас.
– Слушай, Анатольевич. Ты чего на мозги капаешь? – разозлился Жаров.
– Я предложил поговорить. Невзирая на твое желание. И хотелось бы, чтоб разговор этот был спокойным. Без эмоций.
– Я спокоен.
– Ты уверен?
– Еще пять раз меня об этом спроси, черт тебя дери, и может что-то изменится!
– Ладно, ладно, не кипятись, – усмехнулся Сапрыкин. – Я ведь не просто так спросил, насколько ты уверен в необходимости вооруженного столкновения с теми людьми. Мне просто не дает покоя одна вещь. Вот послушай, пока все считали Олю гражданкой Финляндии, ни у кого к ней претензий не возникало. Верно? Но как только вы узнали, что она американка, так сразу все изменилось.
– Сейчас это уже не важно, – проворчал Андрей. – Сейчас здесь целая куча американцев.
– Дай мне договорить. Несколько дней назад только это и было важно. Но тут мне придется устроить вам, ребята, экскурс в историю. Когда больше ста лет назад в Российской Империи случилась революция – Финляндия стала независимым государством. Там, как и у нас, вспыхнула гражданская война. Разные люди по-разному представляли себе будущее этого государства. И там, в Финляндии, всякие националистические отморозки стали одной из наиболее активных движущих сил. Такое часто случается в смутное время. И знаете, что они делали? Они убивали русских. Им было плевать, какие это русские. «Белые», «красные» или совсем аполитичные. Там убивали русских только за то, что они русские. И не только крепких взрослых мужиков. Русских учеников выводили из школ и расстреливали во дворе. Русских женщин, их детей, их мужей и престарелых родителей ставили вдоль стен и резали из пулеметов. Только за то, что они русские. Так националисты устанавливали свою власть. И они ее установили. Но им было мало этнических чисток в своей новой стране. Они постоянно отправляли вооруженные банды на сопредельную территорию. На территорию ослабленной революционными потрясениями, гражданской войной, интервенцией и тотальной разрухой Советской России. Они захватывали какие-то приграничные районы нашей страны, и нам стоило огромного труда выгнать их. Отбиться от них. Потом, мы вдруг решили, что мы достаточно окрепли и создали вполне боеспособную армию, и решили проучить недружелюбного соседа. Мы объявили им войну. Сложно назвать результаты нашей победой. Вроде мы добились своих целей, отодвинули границу от Ленинграда, но… Но это нам далось такой ценой, что победой едва ли это можно было назвать. Мы переоценили свои силы и недооценили силы той Финляндии. Очень скоро, на нас напал третий рейх. И не один он. Подвластная Гитлеру Германия потянула войной на нас почти половину покоренной ею Европы. И Финляндия была их союзником. Они долгое время помогали нацистам держать Ленинград в осаде, моря голодом жителей этого города.