До них шагов сорок, и Сапрыкин, державший в руках теперь не нож, а «Винторез», мог хорошо видеть каждого. Или, почти каждого. Один «клоун» куда-то пропал, и это беспокоило майора. Он продолжал слушать их разговор, пытаясь разобрать хоть слово. Но язык неизвестных разукрашенных людей продолжал оставаться загадкой. Фразы были короткими, содержали мало интонаций. Из слов были будто выдраны приставки и окончания, оставляя слуху лишь подобия корней и суффиксов. Некоторые слова вообще больше походили на какие-то гортанные рычания. Ну и, конечно, внешний вид. Эти люди мало чем отличались от тех, с кем ему и Джонсону уже довелось сегодня столкнуться в Петропавловске. Различия были только в том, какими красками, татуировками и шрамами «украшали» эти «клоуны» свою кожу. Особенно на лице.
Снова какой-то непонятный разговор и взгляды в сторону бухты. Похоже, они заметили долгое отсутствие того, что недавно пал от рук Сапрыкина. Даже стали звать его. Это карканье, похоже, и есть имя того мертвяка…
Евгений не спешил пускать в ход свой бесшумный «Винторез». Он точно знал, что врагов пятеро. Один уже мертв. Один стоит с ручным пулеметом и глядит по сторонам. Двое разделывают тушу медведицы. Не хватает еще одного. Где он? Тем не менее, пора уже что-то делать. Сейчас легкое беспокойство, вызванное отсутствием убитого ножом «красавца», перерастет в настоящую тревогу и те двое мясников потянутся за своими автоматами. Ждать больше нельзя…
Охранник опрокинулся на землю после того, как в височную область его обезображенной различными художествами головы вошла девятимиллиметровая пуля. Следующий каннибал упал навзничь, сраженный пулей еще до того, как он понял, что с охраняющим их подельником что-то произошло. У третьего было чуточку больше времени, и он бросился к лежащему рядом оружию. Пуля попала ему в шею.
– Халтуришь, Женя, – проворчал недовольный таким выстрелом Сапрыкин и тут же сделал следующий. Теперь уже точно в голову.
На дороге воцарилась тишина. Евгений прощупывал взглядом заросли вокруг, в надежде заметить хоть какой-то признак последнего «клоуна». Но тот ничем себя не выдал. Тогда Сапрыкин медленно двинулся в сторону своих жертв. Прислушиваясь к окружающему миру и стараясь уловить еще какие-нибудь запахи, кроме того липкого и неприятно сладковатого смрада, что источала обильно пролитая здесь кровь, он осторожно делал шаг за шагом. Евгений уже миновал то место, где лежало тело охранника, и подошел к жуткой точке разделки человеческих тел и медведицы, как вдруг из ближайшего кустарника на него буквально выпрыгнул кто-то. Это был пятый каннибал. Оказавшись сбитым с ног, Сапрыкин попытался сохранить равновесие и не упасть. Но сделать это со своим рюкзаком за спиной было не так-то просто. Он успел пожалеть, что не снял его и не спрятал где-нибудь в кустах, а когда все-таки упал, и твердые предметы в рюкзаке больно впились ему в спину, он успел пожалеть об этом еще раз.
Враг навалился сверху, пытаясь во что бы то ни стало выдавить Евгению глаза, чтоб после этого можно было спокойно взять упавший на землю «Винторез» и добить седого старика, посмевшего бросить вызов «несокрушимым детям Великих Поводырей».
Теперь Сапрыкину некогда было размышлять о том, какие ошибки он допустил, и как же так вышло, что в один и тот же день, одни и те же недоноски свалили его с ног уже дважды. Теперь надо просто выжить. Как-то мельком, почти на автоматизме, он понял, что напавший на него враг был женщиной. Точнее, существо женского пола, ибо ничего женственного в этой пучеглазой, кривозубой и разукрашенной как какая-нибудь стена в неблагополучном районе какого-нибудь города бестии не осталось уже давно. А может, и не было никогда. Однако, при всем при этом, она оказалась довольно сильна. Не сумев сбросить ее с себя и вырваться из крепкой хватки, майор резко мотнул головой, пытаясь хотя бы не дать пальцам ее левой руки добраться до его глазных яблок. Сделать это не совсем удалось, но как только Сапрыкин почувствовал, что в результате его движения большой палец дикарки провалился ему в рот, он не задумываясь и со всей силы сомкнул челюсти, затем снова резко дернул головой. Жуткий визг дикарки едва его не оглушил. Она отдернула руку, и теперь все ее внимание было сосредоточено на жуткой боли. Сапрыкин теперь смог ее сбросить в сторону и выплюнуть ей в след откушенный палец. Затем выхватил из ножен холодное оружие, которым недавно прикончил первого врага из этой группы. Все, что теперь нужно, это перерезать твари глотку, но вдруг все в этом мире померкло, и он видел только поднимающийся ствол собственного «Винтореза». Уже не надеясь пронзить врага ножом до того, как она произведет роковой выстрел, он в отчаянии рванулся к женщине.
Раздался грохот, и он рефлекторно закрыл глаза от заливающей лицо теплой липкой и сладковато пахнущей жижи. Через несколько секунд рассудок все-таки принял тот факт, что после смерти сердце таким бешеным темпом биться не должно. Он разжал ладонь и почувствовал, как из нее выскользнул нож. Затем медленно поднес дрожащие руки к лицу и начал соскребать с глаз неприятную вязкую субстанцию, в которой прощупывались клочья волос и мелкие осколки костей. Получив, наконец, возможность, разжать крепко сомкнутые веки, он уставился на свои ладони, обильно покрытые жуткой кашицей, в которую превратилась половина головы каннибалки. Она застыла в той позе, в которой он видел ее последний раз, когда та еще была жива и схватилась за оружие Сапрыкина. Она просто сидела на земле, поджав под задницу согнутые в коленях ноги, и могла бы показаться еще живой, если бы не отсутствие верхней части башки…
– Йоп твою… – выдохнул майор и тряхнул ладонями. – Я думал, попал в рай или ад. А оказалось, просто в дерьмо…
– Зато живой, – тихо отозвалась Жанна. Она стояла чуть в стороне и суровым взглядом осматривала место бойни. Из ствола винтовки, что она держала в руках, все еще сочился тонкими белесыми нитями дым.
– Охранительница ты моя ненаглядная, а нельзя было ее пристрелить как-нибудь поаккуратней, чтоб моя физиономия теперь не была похожа на одну из харь этих уродов?
– Умеешь ты красиво благодарить, дядя Женя. Но, не стоит.
– Как ты вообще здесь оказалась?
– Увидела большой взрыв в стороне Приморского. Взяла машину и поехала разобраться. Добралась до Вилючинска, а там переполох. И все приморцы в Вилючинске теперь. Была экстренная эвакуация. На поселок напали какие-то твари. Говорят – людоеды.
– Ну, судя по тому, чем эти пятеро упырей здесь занимались, это именно так. Только вот откуда они взялись? И почему ты оставила свой пост?
Жанна сурово посмотрела на Сапрыкина.
– На посту остались мои братья. И они справятся и без меня. А тебе в ином случае довелось бы здесь теперь мертвым валяться.
– Ну, с этим трудно спорить, – вздохнул, качая головой, Евгений.
– Чего ты ждал? Я заметила тебя еще минут двадцать назад. Почему сразу их не убил? Когда она на тебя накинулась, я не могла стрелять издали, и пришлось подбежать совсем близко. Иначе рисковала в тебя попасть.
– Я увидел еще издалека, что тут у берега какие-то незнакомые катера. Добрался до места чуть севернее и сюда шел пешком. Потом наблюдал за ними. Слушал их болтовню. Пытался понять, на каком языке они разговаривают. А потом вот эта сука, похоже, отошла в кустики посрать. И я не знал, где еще один из этих уродов.
Сапрыкин поднялся на ноги и обратился к трупу с обезображенной головой:
– Дорогая, ну теперь ты понимаешь, что нам не суждено быть вместе? – сказав это, он толкнул тело подошвой ботинка, заставив упасть, поскольку ее сидячая поза несколько смущала.
– Разобрал их язык? – спросила Жанна.
– Нет, но кое-какие выводы все-таки сделал. – Евгений повернулся к ительменке спиной. – Сними с меня рюкзак и достань оттуда тряпку. Я хоть немного оботрусь, пока вся это кровь и мозги совсем ко мне не присохли.
Жанна выполнила его просьбу, и первым делом Евгений начал вытирать лицо.
– Ты далеко машину оставила?
– За тем холмом. Метров четыреста.
– Хорошо. Прежде чем ты отправишься обратно к братьям, мне нужно, чтоб ты меня кое-куда свозила.
– Вернуться? Я не ослышалась?! – возмущенно воскликнула Жанна.
– Послушай, мне очень важно, чтоб вы с братьями держали ту сопку и не позволили американцам разместить на ней снайперов.
– Послушай, дядя Женя. В Вилючинске я видела маленькую девочку. Она была в последней телеге с беженцами. Эта телега сильно отстала и когда добралась все-таки до первого поста, то в ней было три человека. Два мертвеца и одна живая маленькая девочка. И один из мертвецов, лежащих рядом с ней – ее мать. А вот ее отец и старший братик. Видишь эти два тела, которые они не успели разделать до конца? То, что я здесь наблюдаю сейчас, повергает меня в ужас. Теперь вообрази, что довелось увидеть этому ребенку? Я нужнее здесь. И я останусь здесь и буду этих тварей убивать.
Сапрыкин не мог ей возразить. Да и не хотел. Он понимающе покачал головой и подошел к огромной туше медведицы.
– Они гнались за телегой. Получается, если бы зверь не напал на них, то и девочку убили бы?
– Выходит что так, – кивнула Жанна.
Майор подошел к мертвому зверю, опустился на одно колено и ласково погладил по шерсти на голове медведицы.
– А ты Никиту видела? Если была эвакуация, то он должен был идти в числе последних и прикрывать людей от преследователей. Почему в последней телеге была женщина и ее дети, а не Вишневский?
– Он остался в Приморском, Анатольевич.
– Что? – Сапрыкин уставился на Жанну. – Как это, остался?
– Он и, кажется, Захар Золотарев. Они остались, чтоб затопить или уничтожить лодку. Иначе она досталась бы врагу.
– Господи, на заводе же была куча глубинных бомб, – сокрушенно вздохнул майор. – Так вот что это за взрыв был… Ладно. Если Никиты нет… Проклятье… Если его нет, то ты будешь командовать в Вилючинске. Надо будет наладить оборону, баррикады, систему скрытых постов и патрулей. Я знаю, что с этим ты справишься как никто другой.