– А ты?
– Мне надо будет вернуться на тот берег до рассвета. Я должен все рассказать нашим. Да и американцам тоже. Нам теперь не только нельзя воевать с ними. Нам необходимо как-то с ними объединиться. Иначе эти уроды поодиночке съедят и нас и американцев.
Сказав это, Сапрыкин подошел к своему рюкзаку и принялся копошиться в нем, пока злобно не прорычал:
– Твою мать…
– Что случилось? – спросила Жанна.
– Вот сейчас я действительно зол, – проговорил майор, извлекая из рюкзака кубик Рубика.
Головоломка имела плачевный вид, поскольку сломалась во время борьбы с каннибалкой. Майор глядел на безнадежно отломанные грани и уголки и сокрушенно качал головой:
– Родители мне его купили в восемьдесят четвертом или восемьдесят пятом году. Оригинальный. Сделанный в Венгрии.
– А зачем ты его вообще постоянно с собой таскал?
– Оставил бы дома, так его бы цунами унесло. Ну, теперь уже очевидно, что с собой его таскать уже не буду. Жанна, ступай к машине и жди меня там. Я догоню минут через десять.
– Ты уверен?
– Уверен. Оставлю здесь нашим незваным гостям подарочек. А потом поедем к моему тайнику. Там у меня игрушки поинтересней.
– Это точно, что они все не знают английского языка? – Карл внимательно посмотрел единственным глазом на Джонсона.
– Тот парень точно не знал. Да и молод он был. Зубы мудрости даже еще не начали прорезываться.
– И тот русский его хладнокровно убил. Так?
– Вообще-то Джокер мне чуть голову не разбил. Так что Юджин действовал исходя из обстоятельств. И действовал правильно. Пленник перестает быть пленником в тот самый миг, когда начинает оказывать сопротивление или пытается сбежать.
– Ага. – Шериф задумчиво приподнял свою шляпу над столом, затем разжал пальцы, и она шлепнулась на карту. – Честное слово, Рон, я пытаюсь себе представить этого молодого парня. Каких размеров он был, что чуть не убил тебя? Мне казалось, что крупнее и мощнее тебя здесь только тот вулкан, что подпирает небо неподалеку.
– Очень смешно, – скривился Джонсон. – Просто я обложался. Такое бывает.
– Бывает. Увы. – Он снова приподнял и отпустил шляпу. Затем еще раз.
Джонсону это порядком надоело. Он взял шляпу, передвинул на другой край стола и, придерживая ее ладонью, спросил:
– В чем дело, Карл? Я слишком давно и хорошо тебя знаю, чтоб не понимать, что тебе опять какая-то навязчивая идея в голову пришла.
– Тебе мои идеи не всегда приходятся по душе, – усмехнулся шериф.
– В таком случае, тем более выкладывай.
Карл потянулся над столом, вытянул свою шляпу из-под ладони Джонсона и снова ее приподнял.
– Как ты оцениваешь вероятность того, чтоб установить с ними контакт и договориться?
Сказав это, он разжал пальцы, и шляпа снова плюхнулась на стол.
– Контакт с кем?! – изумился Рон. – С этими разукрашенными безумцами? Ты с ними договариваться хочешь?
– Назовем их пока так, если тебе удобней. Так каковы шансы?
– На кой черт тебе это нужно?!
– Рон, это не ответ на вопрос. Это ответный вопрос.
– И он закономерен, черт тебя дери. О чем нам договариваться с этими сумасшедшими? Мы не знаем, кто они и чего хотят. Но ведут себя абсолютно агрессивно. Они напали на нас.
– Или вы напали на них? – прищурил здоровый глаз шериф. – Или русский спровоцировал их напасть на вас?
– У них изначально и очевидно агрессивный настрой. Они напали бы в любом случае. Я в этом уверен.
– Но ты только что сам сказал, что мы об этих людях ничего не знаем. Верно? И значит нельзя просто так отмахнуться от мысли, что стоило бы установить с ними контакт и договориться. Что если они настроены агрессивно к русским и России, но против американцев ничего не имеют? И, возможно, на то есть причины. Ты не думал об этом? Нам они пока не предъявляли ультиматумов и претензий. Нам они пока не угрожали. Но вот от русских мы слышали и угрозы и требования. Более того, в паре миль от нас они укрепляют свой лагерь, готовясь к атаке. Так почему в этой ситуации мне русские должны казаться более симпатичными и безопасными, чем эти новые действующие лица? Если мы с ними договоримся, то баланс сил в этом противостоянии изменится. А если они и русские вдруг сцепятся в смертельной схватке, и будут убивать друг друга, то здесь нам вообще следует держаться в стороне, и пусть и тех и других станет как можно меньше. В этом случае баланс сил снова изменится. И снова в нашу пользу. Что в этом плохого, Рон?
– Плохо уже то, что я подобное слышу от тебя, Карл.
– Да, я понимаю, что звучит все это скверно и цинично, но каков у нас выбор? Очевидная угроза от русских. От тех людей пока нет такой угрозы. А ваша стычка на берегу могла быть следствием банального недопонимания. К тому же, ты сам сказал, что из той группы никто не выжил, а значит никто и не расскажет остальным, что в нападении на них участвовал американец. Верно?
– А если появление этих людей, это шанс примириться с русскими и вместе бороться с теми дикарями?
– То есть ты считаешь, что объединиться с теми, кто угрожает нам, против тех, кто нам не угрожает, это логично? Я понимаю, что ты очарован своим новым другом, который хладнокровно и демонстративно вонзает нож в горло пленному, но почему ты так упорно отказываешься рассуждать прагматично?
– Потому что я человек, Карл.
Глава 8. Буря
Зачем в тот день они завязали пленнику глаза, он толком не помнил. Ведь уже было давно решено, что этот человек умрет. И никому уже не расскажет, где именно и кто расправился с ним. Но почему-то именно Андрею пришло тогда в голову завязать Чермету глаза.
«Чермет» не являлось ни именем, ни фамилией. Это была кличка пленника, отражающая всю суть его прошлого. Когда-то давно, этот предприимчивый человек ловко поймал попутный ветер хаоса и беззакония, воцарившихся в стране после развала СССР. На этом хаосе он построил свой первый бизнес. Выкапывал кабеля, выносил любое железо из воинских частей, с кораблей и подводных лодок. Он собирал огромные кучи, как черных металлов, так и цветных, а затем переправлял этот лом в Японию и Китай. Его деятельность не раз оставляла различные поселки на несколько дней без электричества. Но он знал, кому и сколько денег дать в местной милиции и органах власти, чтоб продолжать опустошение Камчатки, разграбляя ее и без того не сильно развитую инфраструктуру. С годами он разбогател, легализовал более пристойные формы бизнеса и был какое-то время даже местным депутатом. Но кличка Чермет прикипела к нему навсегда. И когда после мировой катастрофы он снова обнажил свое истинное лицо предводителя криминальной банды, он все еще оставался Черметом. Даже теперь, когда он в первую очередь славился тем, что имел гарем из дюжины несовершеннолетних рабынь и рабов. Ему было не важно, каков пол ребенка. Ему важно, чтоб каждую ночь его в берлоге встречал чисто вымытый ребенок. Когда с его глаз сорвали повязку, он увидел четырех молодых парней. Но для его извращенных вкусов они уже были слишком старыми. Ведь им уже далеко не десять и не двенадцать лет.
– Ах вы щенки, – зашипел Чермет. – Вы хоть знаете, с кем связались, выродки?
– Ага, наслышаны! – хохотнул Цой. Совсем еще молодой, стройный и без своей черной бороды. – Как там тебя… Чугун? Ржавый таз? – Александр присел на корточки перед пленником, крепко-накрепко привязанным к толстому дереву. – Мы прекрасно знаем, кто ты такой, сраное, вонючее говно. И именно наши знания дают нам повод вынести тебе приговор и привести его в исполнение. И случится это здесь и сейчас. Кстати. Адвоката у тебя не будет. У тебя больше ничего не будет, шлюхин сын.
– Вас всех порежут на ремни. С вас кожу живьем снимут, мелкие уроды! У вас земля под ногами гореть будет!
Женя Горин подошел к пленнику, схватил его за волосы и стукнул затылком о древесный ствол.
– Слышь, терпила, мы уже пережили и горящую землю, и горящие небеса. Не напрягай свою задницу пустыми угрозами. – Сказав это, Гора плюнул в лицо Чермета.
– Ах ты, гнида! – завизжал бандит и попытался рвануться на наглеца. Но привязан он был настолько крепко, что просто не мог пошевелиться, а его лопатки и позвонки будто вонзались в дерево.
– Андрей. Пора, – мрачно произнес Никита Вишневский, поправив на лице очки, сквозь которые он пристально смотрел на бессильный гнев пленного бандита.
Жаров накинул на шею Чермета петлю. Толстая и крепкая веревка с этой петлей тянулась к другому дереву, чуть ниже по склону. Основание дерева уже было подрублено. Осталось сделать еще немного ударов топором…
Зафиксировав петлю на шее жертвы, Андрей отошел на несколько шагов и встал перед бандитом, скрестив руки на груди:
– Именем высшей цели и в память обо всех павших, ты – убийца, насильник, растлитель и вор, приговариваешься к смерти, – торжественно и мрачно произнес Жаров.
– Ублюдки, – прошипел бандит. – Гребаные ублюдки! Что же за цель такая высшая, мать вашу?!
– Свобода и будущее для всех живых и угнетенных, – произнес Никита и протянул Андрею топор. Жаров кивнул другу и направился к подрубленному дереву.
Когда Чермет услышал удары врезающегося в дерево инструмента, он засопел, чувствуя, как от страха и крепких веревочных витков на груди ему не хватает воздуха.
– Парни… Не надо… Послушайте, не надо! Ведь все можно решить… Все можно решить по-деловому! Я могу вам дать то, о чем вы даже мечтать не могли! Я все понял, вы решительные и достойные ребята! Просто дайте шанс!!!
– Дать шанс? – перед лицом Чермета снова возникла ухмылка Цоя. – Мы не прокуроры, и не губернаторы. Мы простые и честные люди. Именно поэтому, такие, как ты, никогда не договорятся с такими, как мы. А часто ли ты прислушивался к мольбам маленьких девочек и мальчиков, которых ты насиловал, гнида? Но я дам тебе один шанс. Это шанс узнать, что будет дальше. Не так давно вы сильно повздорили со Скрипачом. Войны между вашими бандами пока нет, но это только пока. Ты ведь уже понял, что казним мы тебя именно тем способом, который практикует твой коллега Скрипач? У тебя есть еще пара минут, пока твой мозг функционирует. И ты можешь прикинуть за эти пару минут, что начнется, когда твои верные псы найдут твой смердящий трупик. А тех идиотов из твоей банды и банды Скрипача, что переживут начавшуюся междоусобную бойню, прикончим уже мы. Но потом. Ты, главное, не сомневайся в этом. И если Скрипач выживет, то он станет моим десертом. Понимаешь? В любом случае, мы дадим ему время добраться до твоей старухи мамаши, которая вырастила из тебя такое вот говно.