– Значит, их нет ни здесь, ни в американском лагере, так? – Жаров медленно двигался к пленному, не сводя с него глаз.
– Ну да. Они в городе, – кивнул Цой. – Надеюсь, что с ними все в порядке.
– Вы кормили его? – Андрей остановился в паре метров от каннибала. Тот уставился на Жарова и начал злобно скалить свои зубы, которых, после допроса, явно стало меньше. Он будто ничего не боялся и только лишь предрекал всем людям весьма незавидную судьбу.
– Нет еще, я просто…
– Хорошо, – перебил друга Жаров, направил на каннибала пистолет и выстрелил ему прямо в лоб.
– Андрюха! Ты зачем это?! – воскликнул ошарашенный Александр, уставившись на обмякшее тело мертвого уже пленника.
– Теперь только так, Саня. Только так, – взволнованно заговорил Жаров. – Они убивают всех подряд. Детей. Женщин. Всех. И не будут щадить никого. Ты помнишь, как мы избавлялись от банд? Мы ведь не мешкали, Саня. Нам нельзя было мешкать. Но у них… У них не было залповых артиллерийских систем и минометов. И их было меньше. Куда меньше, чем может поместиться на том проклятом корабле. Мы думали в ту пору, что придется замараться, делать грязные вещи. Но только для того, чтобы потом было чисто. И жизнь станет лучше и безопасней. Мы ошибались, Саня. Никогда не будет чисто. Никогда не будет лучше и безопасней. Никогда мы не избавимся от бремени марать руки. Все это дерьмо закончится только тогда, когда все умрут.
Сказав это, Андрей решительно направился в сторону американского поселения.
– Погоди, ты куда собрался, Жар?! – недоуменно воскликнул Цой.
– К этим американцам. Есть у меня к ним разговор.
– Но ты не знаешь английского языка! А Сапрыкин в городе воюет!
Андрей остановился и повернулся к другу, демонстрируя нервную усмешку:
– Зато там есть Михаил Крашенинников.
Оливия помогала ему идти, и Михаил чувствовал жуткий стыд от своей немощности и беспомощности. Слабость все еще сковывала тело. Раны слишком свежи, чтоб перестать болеть.
– Оля, ступай сама. Я дойду. Обстрел может возобновиться в любую минуту.
– Очень неудачная шутка, милый, – выдохнула Собески.
Они двигались вниз по склону, в сторону большого здания, на крыше которого находился один из наблюдательных постов. Подвал был в нем куда надежней, чтоб прятаться от минометного обстрела, и когда взрывы стихли, местные стрелки рекомендовали укрыться именно там. Крашенинников озирался по сторонам, замечая последствия минометного обстрела. Как ни странно, в их дом не попал ни один боеприпас. Правда, это не значило, что не попадет при новом обстреле. А вот дом шерифа сильно пострадал. Пострадали и огороды на склоне.
– Сэр! Мэм! Не подходите сюда! – возле старых развалин слева копошилась группа вооруженных людей. Михаил не сразу заметил, что в том месте из земли торчит неразорвавшийся боеприпас. Люди подтаскивали мешки и ведра с песком, делая вокруг опасного предмета вал. Кто-то подбрасывал лопатой землю. Кто-то смотрел, чтоб ни в песке, ни в грунте не было твердых предметов, как то камней, битых стекол и прочего.
– Заберите вашу машину и отгоните подальше. Мы будем это взрывать!
– Черт, – вздохнул Крашенинников и направился к УАЗу. Оливия неустанно поддерживала его. – Где Антонио? Ему тоже следует пойти в укрытие.
– Я настаивала, чтоб он пошел с нами, – кивнула Собески. – Но он сказал, что догонит.
– Догонит? Антонио нас догонит? – усмехнулся Михаил. – Это с его-то ногой?
– Миша, ты извини, но тебя сейчас кто угодно догонит. Даже Стивен Хокинг.
– Я заметил, что Тони, будто сам не свой, в последнее время. Меня беспокоит это.
– Сам не свой? – удивилась Оливия. – А что ты ожидал? Ему пришлось убить несколько человек. Лишать жизни!
– Тебе тоже. И?
– Я защищала тебя, дорогой. – Она на миг зажмурилась, тряхнув головой и стараясь отогнать из памяти зрелище расправы над тем налетчиком.
Крашенинников угрюмо покачал головой:
– Хотя, это я должен был защищать нас…
– Твои слова звучат как дискриминация по половому признаку, – фыркнула Собески, пытаясь пошутить. Однако Михаил продолжал оставаться угрюмым. Сказывалась и слабость, вызванная ранением, и общее положение, в котором все оказались.
Где-то в Петропавловске раздался жуткий грохот. Михаил вздрогнул, открывая водительскую дверь машины.
– Оля, садись, скорее…
– Ты уверен, что сможешь вести машину?
– Да, садись.
Морщась от боли и едва шевеля поврежденной рукой, Крашенинников заставил собственноручно восстановленный УАЗ двинуться вниз по склону. Путь надо было проделать небольшой. Всего-то несколько сотен метров. Большое здание, что находилось ближе к тонкой ленте реки Крутобереги, казалось достаточно крепким, чтоб оставить машину в его тени, в которую не упадут новые мины, пущенные из минометов проклятыми налетчиками.
Внизу тоже копошились люди. Перевязывали нескольких раненных осколками, после недавнего обстрела. Среди тех, кто оказывал помощь раненым, находился и шериф Риггз.
Михаил остановил машину и приоткрыл дверь:
– Эй, Карл! Нужна помощь?
Шериф приподнял шляпу и устало вытер пот со лба, подойдя к УАЗу:
– Ты минувшей ночью в чистилище побывал, Майкл. Сомневаюсь, что к тебе вернулось достаточно сил, чтоб помогать другим.
– Я православный, Карл. В православной вере нет чистилища[29]. Сразу в рай или в ад. Без этой вашей бюрократии.
Риггз одарил его усталой, грустной улыбкой:
– Вообще-то, это был просто оборот речи. Я пошутил, Майкл.
– Я тоже пошутил, Карл. Если нужна какая-то помощь, то я готов…
– Ты сильно поможешь мне, если будешь набираться сил и укроешься в убежище, вместе со своей женой. В любую минуту может возобновиться обстрел. А еще я не знаю, чего ждать от русских.
– Это еще почему?
– Джонсон и Дерил Морган ушли вместе с этим… Как его… Сопрано?
– Сапрыкин, вообще-то.
– В общем, Юджин, – махнул рукой Карл. – Они ушли с Юджином в военный лагерь русских, на берегу. И до сих пор не вернулись. Возможно, русские взяли их в плен и… Я просто не знаю, что и думать. Эти джокеры ведь не атаковали почему-то русских, верно?
– Не атаковали?! – нахмурился Крашенинников и тут же почувствовал новый приступ слабости, от которого едва не потерял сознание. – Черт тебя дери… Карл… Они обстреляли наш корабль. А потом со своего корабля ударили реактивной артиллерией по Вилючинску… Нам эти твари такие же враги, как и вам, Карл!
Из-за небольшого холма, поросшего кустами шиповника, появилась группа людей. Шли трое вооруженных американцев и еще один человек. Он шел, слегка приподняв руки и демонстрируя всем, что в его ладонях ничего нет. На пленника этот человек похож не был. Сопровождавшие его американцы скорее сами не понимали, в каком статусе этот человек и стоит ли быть с ним построже, как с пленным врагом, либо нет. Михаил вздрогнул, увидев этот хорошо ему знакомый неприветливый взгляд Андрея Жарова.
– Карл! Этот человек пришел из лагеря русских! Называл твое имя, имя Майкла и Оливии и Джонсона с Дерилом?! Мы только это поняли! Он не говорит на нашем языке! Или, делает вид!..
– Я это понял, – хмуро поднял ладонь шериф и бросил взгляд на Крашенинникова. – Майкл, ты не поможешь мне с переводом?
– Конечно, – Михаил, корчась от боли, принялся выбираться из машины. Оливия уже выскочила и помогала ему. Жаров, тем временем, не сводил с этой парочки взгляда.
– Где наши люди: Рон Джонсон и Дерил Морган? Что с ними? – строго спросил шериф, зло глядя на Жарова. Крашенинников, не мешкая, перевел этот вопрос.
– После того, как на ваш поселок был совершен артиллерийский налет, они, вместе с Сапрыкиным, взяли одну из наших лодок и вдоль берега отправились в Петропавловск, чтобы найти и подавить минометные позиции. Что с ними теперь, я не знаю. Возможно то, что сейчас по вам не стреляют, результат их удачного рейда.
Жаров говорил ровно, но чувствовалось, что он с трудом сдерживает какое-то мощное эмоциональное возбуждение.
– Откуда мне знать, что это не ложь?! Откуда мне знать, что вы не взяли моих людей в плен или даже не убили их?! – продолжал хмуриться Риггз.
– Зачем, в таком случае, я пришел к вам? – развел руками Андрей.
– И зачем же?
– Мне надо говорить с Михаилом. – Жаров сделал шаг вперед. – Миша, послушай. Мы ошиблись. Я ошибся. Они сегодня разбомбили Вилючинск. Я был там. Я только оттуда. – Говорил он нервно, то и дело сжимая веки, будто это помогало ему найти нужные слова. А еще, Андрей приближался к Крашенинникову, и стоявшей рядом с ним Собески. – Половина города, наверное, в огне. Всюду разорванные человеческие тела. Мы… Мы многих когда-то спасли от банд. Среди них был ребенок. Кристина. Она пережила все. Расцвела. Выросла. Если бы ты слышал, как она пела… Красиво! А пару месяцев назад у нее родилась дочка. Здоровая, румяная и голосистая… А сегодня я увидел их мертвыми! Посеченными осколками!
– Боже, Андрей, мне так жаль, – выдохнул Крашенинников. И ему действительно было искренне жаль. Он с ужасом представил на их месте свою возлюбленную и их ребенка.
– И мне, Миша… И мне жаль! У них артиллерия, залповые системы, минометы, огромный корабль и их легионы! А что есть у нас?! Стрелковое оружие, горстка гранат… У твоих американцев тоже не густо, если они так нас и не атаковали. А значит и мы и они обречены! Миша!!! Только ты, слышишь, только ты можешь помочь нам всем!
Крашенинников удивленно развел руками:
– Но что я могу сделать, Жар?
От жуткой досады и страшного разочарования, Андрей сильно зажмурился, сжал кулаки и тряхнул головой:
– Нет, Миша! Черт тебя дери! Не делай этого! Не вынуждай меня, Миша, мать твою!
– Я, правда, не понимаю о чем ты! В чем дело, Жар?!
– Ты… Ты, в самом деле, сейчас, в такую минуту, когда нас всех вот-вот перебьют или сожрут, решил играть со мной в игры? А, Крашенинников? Ты это серьезно?! Неужели ты не понимаешь, что только твоя бомба способна изменить все и уничтожить врага?!