у из-за знакомства с его отцом и считал, что чуть ли не юродивому помог. Эскимосу (или кто он там?) работу приказчиком у купца найти сейчас совсем не просто. Их то и за людей сейчас не всегда считают…
— Ладно Тимоха, мне надо это всё переварить. — Я сейчас был не готов принимать какие-то решения — Обмозговать всё надо.
— Оно и правильно! Оно и понятно! — Закивал головой мой собеседник — С кондачка то оно решать неправильно. Но если что, то я готов! Не сомневайтесь! Я всё знаю, чего и как! С Матвеем Кузьмичом рука об руку как братья были! Столько лет всегда вместе! Считай тоже родственника потерял!
Из узких глаз приказчика полилась скупая мужская слеза. Он явно горевал искренне, только вот не понятно по кому или чему. То ли и правда по Матвею убивался, то ли по возможной потере рабочего места.
«Единорог» отплыл из фьорда уже на следующий день. Разгружается нам не пришлось, погрузка тоже не намечалась. Единственное, что мы приняли на борт, так это моё похудевшее тело, мои нарты, трёх оставшихся в живых ездовых собак во главе с Маньяком, и собранные мною отчеты с дневниками и фотографиями. Направились мы в Данию, так как заказчика на месте не оказалось, груз требовалось вернуть в компанию, организовавшую перевозку, а заодно и получить деньги за фрахт вместе с неустойкой за изменение маршрута и дополнительный морской переход. Тимоха оказался полезным человеком, и действительно знал все расклады, так что я с чистой совестью ровно через два дня подтвердил ему свою готовность оставить его на службе, если он покажет себя в этом плавании и выбьет из американцев долги.
«Единорог» был бывшим звероловным судном, на котором Матвей ходил бить всех и кого придется. Тюленей, нерп, моржей, котиков, китов — всё что попадалось ему на пути, становилось его добычей. Предназначенный для походов в суровых северных морях, корабль был крепкий и сбитый, хорошо держал волну и был довольно маневренный. Команда судна из шести человек, с легкой руки Тимохи, сразу же приняла меня как хозяина корабля и своего работодателя, и иначе как Иссидор Константинович, ко мне никто не обращался. Плохо перенося качку, на всем пути к Дании я практически не вылазил из каюты Матвея, которая досталась мне по наследству вместе с кораблем. Я старался отвлечься работой, и всё время проводил за крошечным секретером, доделывая свой отчет и систематизируя материалы. Спасибо бедолаге Томасу, который научил меня всему этому.
Порт Копенгагена встретил меня не привычным шумом и суетой. После года, приведённого на пустынном острове, мне казалось, что я попал в человеческий муравейник. Сотни кораблей, небо, затянутое дымом из труб, каменные дома в старинном стиле… Мои глаза разбегались от обилия картинок.
Тимофей шустро взялся за дело, стараясь показать мне свою полезность, но всё оказалось совсем не просто. Транспортная компания, осуществлявшая фрахт судов для экспедиции Соверса, и снабжавшая его снаряжением и продовольствием отказалась платить, так как не получила расчёт от американцев. В процессе сложных переговоров, в которых пришлось поучаствовать и мне, единственное чего мы добились, так это разрешения реализовать груз «Единорога» самостоятельно, тем самым покрыв свои затраты, а учитывая то, что груз был специфический, мы застряли в Дании надолго.
Кому нужен собачий пеммикан в мирном и спокойном Копенгагене, где основная тягловая сила лошади? Зачем кому-то покупать партию меховой одежды не самого модного покроя? Гора консервов длительного хранения тоже мало кому пригодится, ведь вокруг изобилие свежего мяса. И так почти во всем! Тимофей хватался за голову и с беспокойством смотрел на меня, не зная, что с этим делать, я же помогать ему не спешил, я и сам нихрена не знал.
Пока шла вся эта возня, мне удалось выяснить судьбу Соверса и выживших полярников из нашей экспедиции. Да чего там выяснять то было. Их рожи пестрили во всех газетах, ведь они вернулись с сенсацией! Найдены проливы, и вопрос суверенитета Дании над Гренландией поставлен под вопрос! Газеты были полны статей об экспедиции. Интервью Соверса и Чарли выходили на первых полосах, а фотографии первооткрывателей чуть ли не на фонарных столбах висели. Во всех красках журналисты расписывали трагические подробности гибели части полярников, их самоотверженный поход, и мудрое руководство Соверса, благодаря которому экспедиция всё же удалась, несмотря на то, что отважный полярник перенес тяжёлую болезнь, которую смог победить только благодаря своей силе воли. Вскользь упоминалась и пропажа двух балбесов, которые без разрешения руководителя экспедиции и его зама отправились посмотреть красоты вновь открытого пролива на свой страх и риск. Этих идиотов, когда я читал статью, было совершенно не жалко, ибо были они с явной умственной не полноценностью и не спросили совет у более умных товарищей. Причем я упоминался как наемный каюр Волков, а Льюис был упомянут как помощник картографа! Ни про какие должности биолога, зоолога и врача не упоминалось вообще!
Первоначально моим планом было связаться с братьями Гросс и только потом публиковать отчеты, но увиденный беспредел меня задел за живое, и недолго думая, я направился сначала в редакцию газеты Berlingske Tidende, а потом в редакцию Датского журнала наук. Параллельно фотокопии моего отчета, дневников и наши фотографии с Льюисом ушли еще в десяток газет и журналов.
И завертелось… Это всё политика, не иначе, другого объяснения у меня нет. Едва я предоставил копии контрактов с американской экспедицией, подтвердил свою личность просто указав на себя на уже опубликованных фотографиях экспедиции, да и просто на словах рассказал о содержании своих отчетов, как оба редактора этих авторитетных изданий тут же приняли мой отчет к публикации. Опровержение открытия проливов сделанного Гроссом и Соверсом, данное членом их же экспедиции, Дании было нужно как никогда, и я появился вовремя.
Через неделю, полностью переведенный на датский язык отчет доктора Волкова, как меня назвали журналисты, вышел в свет в самом авторитетном научном журнале Дании. А Berlingske Tidende дало обширную статью на первой полосе своей газеты, с громким и обвиняющим американцев названием: «Они бросили их, чтобы никто не узнал правды!». Следующим утром я проснулся знаменитым, и к тому же получил весьма немаленький гонорар, который полностью перекрывал стоимость груза «Единорога».
Следующие пару месяцев я провел в Копенгагене, почти ежедневно выступая на различных собраниях и давая интервью всем, кто ко мне с такой просьбой обращался и готов был платить. Но не долго длилось моё счастье. Ровно через два месяца вышла первая разгромная статья за подписью Соверса, обвиняющая меня в искажении фактов и мошенничестве, а потом они полились на мою бедную голову как из рога изобилия. Вначале я ещё пытался отбиваться, оправдываться, а потом просто забил.
Вот и сейчас, сидя на этом собрании, куда меня пригласили в очередной раз прочитать лекцию о своём походе, я неожиданно для себя попал на судилище, где стал главным обвиняемым.
— Ничего не хотите нам сказать в своё оправдание господин Волков⁈ — Щуплый козел снова тыкнул в меня своим пальцем, — Или вам нечем ответить⁈
— Да пошел ты, мудозвон — Я встал с кресла, и с усмешкой посмотрев на своего оппонента, ответил ему на чистом русском языке — Чтобы у тебя хер отвалился, и бабы тебе не давали! Пока, ущербные!
Я уходил из зала под крики и улюлюканье толпы с гордо поднятой головой. Спорить я больше не буду, бесполезно. Пред глазами у меня стоял Льюис, улыбающийся на фоне только что собранного гурия, в который был воткнут Российский флаг. Как живой. Прости меня, дружище, я не смог доказать дуракам, что я сам не из их породы, пока я не справился, но я не сдамся! Я был там, и всё видел, я прав! И я всем это докажу!
Глава 2
— Иссидор Константинович! — Возле гостиницы, которую я снимал, меня встретил Тимоха, мой помощник выглядел довольным — Покупателя на консервы нашел! Недорого правда берут, но зато всю партию! Продаем?
— Почта есть? — Я проигнорировал слова эскимоса. — Газеты не интересуют, только письма!
Я еще не отошел от ораторской битвы и сейчас мне хотелось кому ни будь всечь от души или матом покрыть, но я сдерживался. Тимоха не виноват, он старается, вот и покупателя на неликвид нашел… А ему ведь тоже тяжело, но он не показывает вида. С его типичной для народа крайнего севера физиономией, работать в крупном европейском городе в эти времена совсем не просто, его не воспринимают всерьез и пытаются обмануть все, кому не лень. Даже специально купленный для приказчика костюм тройка, шляпа и лакированные ботинки, не исправляют ситуации, в них, с его не большим ростом и лицом лишённым растительности, он выглядит как подросток.
— Вот — Тимоха вынул из-за пазухи пиджака пакет, перевязанный тонкой бечевкой. — Сегодня не много.
Немного… Всего-то около тридцати писем, месяц назад и под сотню в день приходило. В основном с предложениями дать интервью или выступить с лекцией. В этой пачке таких предложений тоже основная масса, но я жду конкретного письма. Письма от братьев Гросс, которым я написал едва освоился в Копенгагене и узнал где расположена почта.
Неспешно перебирая письма, я с трудом подавлял раздражение, вчитывался в надписи на различных языках. Вот какого хрена писать мне на норвежском, если все прекрасно знают, что я русский⁈ Ну хотя бы на английском бы писали, что ли, так нет, все абсолютно уверены, что я без труда разберу их каракули, да ещё и отвечу им на том же языке! Раньше я носил такие письма на перевод, а сейчас уже забил. Если адресат мне не знаком, то такие послания отправляются в чемодан без прочтения, потом как ни будь почитаю, если время и желание будет.
— Опа… Очередное письмо застыло у меня вы руках — Это когда пришло?
— Сегодня курьер принес. А я ещё смотрю, что оно без марки, а потом глянул, и понял почему. — Тимоха мельком глянул на конверт и тут же дал свой ответ.
Да, зачем марку клеить, если мы находимся в одном городе и есть курьеры? Письмо было от посольства России в Копенгагене. Я быстро вскрыл послание. Вполне официальным языком в нем было указано, что на имя Иссидора Волкова в посольстве имеется корреспонденция, которую мне надлежало получить, а также было приглашение на прием, устраиваемый Русским послом в Дании графом Толем в субботу вечером. Прием неофициальный, для членов семей работников посольства и соотечественников, проживающих или находящихся в деловых поездках в Копенгагене.