С этого дня начались тяжёлые переходы. Лед был сильно изломан, и обойти его не было никакой возможности. Нарты постоянно требовали починки. И тем не менее мы справлялись и не сбавляли темп. Пока одни нарты пытались привести в порядок, другие пробивали дорогу, по которой поломанные их легко догоняли. И так раз за разом…
Двадцать седьмого марта мороз спал до приемлемых минус тридцати одного градуса, и нас покинул второй вспомогательный отряд. Группа Корнеева, забрав с собой самые поврежденные сани, сгрузив с них припасы и оставив часть собак, отравилась в обратный путь. Теперь нас оставалось одиннадцать человек. Мы медленно, но верно шли к своей цели.
Теперь Фрол Куницкий со своими инуитами неизменно шел впереди, пробивая путь. Они тропили дорогу, вручную срезали неровности, мешавшие перетаскивать нарты через торосы, и первыми взбирались на них, чтобы принять груз, нарты и собак, помогая их переправлять через эти ледяные горки. В эти дни все мы чувствовали себя нахлебниками, которые решили въехать в рай на чужих плечах. Даже на привалах и ночевках, Фрол и его группа брали на себя основную и самую тяжелую работу по обустройству лагеря.
Куницкий не жаловался, хотя наверняка ему было обидно, что я не взял его в полярную группу. В этом походе, так же, как и Корнеев с Сизовым, Фрол показал себя с самой лучшей стороны. И если Сизов и Корнеев были не так хорошо подготовлены, как полюсная группа, то артиллерист с авизо мог легко заменить любого из нас в этом последнем рывке к полюсу. Сейчас он выкладывался по полной, работал самоотверженно и не жалел сил. Честно говоря, я уже даже всерьез думал заменить его на Серегина или Скворцова, на столько мне понравился характер, сила воли и главное преданность делу этого человека.
— Молодец парень — Масло в огонь подливал ещё и Арсений, который почти на каждом привале нахваливал артиллериста — Жаль, что он с нами не идёт до конца.
— Чего ты мне нервы треплешь? — Не выдержал я в конце концов — Мне тоже жаль, но если идти ему, то кому-то из вас нужно будет вернутся вместо него! Паншин мне нужен, он дипломированный штурман и только ему я полностью доверяю в определении координат, остаетесь вы втроем. Причем вы все справляетесь не хуже Фрола, так кого мне из вас на него поменять? Есть добровольцы⁈
— А может пусть инуиты сами домой идут, а его восьмым с нами взять? Совсем же не далеко осталось, ты представляешь какого ему знать, что он пары сотен километров до полюса не дошел? — Арсений выжидательно уставился на меня, ожидая ответа.
— И кто их контролировать будет, инуитов этих?- Я тяжело вздохнул — Они конечно парни хорошие, но легко могут взять со складов больше провианта чем нужно, и тогда нам не хватит на обратный путь. Кроме того, случись чего с нами, они будут последние кто нас видел, и не смогут даже координат места где мы разошлись назвать. Да и не хватит припасов до полюса на восемь человек, мы на лишнего не рассчитывали. И таких причин я тебе ещё с десяток назвать могу, но и этих трех хватит. В общем, если есть добровольцы среди вас троих, кто с ним поменяться хочет, то я его возьму, а иначе ни как.
Добровольцев не нашлось…
Куницкий со своими инуитами ушел в стартовый лагерь шестого апреля. У нас осталось четверо нарт с тридцатью пятью лучшими собаками, которые выдержали полярную дистанцию. Провианта и топлива у нас оставалось на сорок дней. А ещё через два дня, случилось то, чего я опасался больше всего и даже видел в своих кошмарах весь предыдущий год.
Восьмого апреля 1892 года, тот же самый Тупун, увидел впереди брезентовую палатку и снежную пирамиду, над которой развивался звездно-полосатый флаг. Американцы опередили нас!
— Не может быть… — Я помню, что, когда я в бинокль разглядел пирамиду, мои ноги не произвольно подкосились. Всё зря! Столько усилий, столько жертв, и мы вторые…
К палатке мы шли молча и очень быстро. Еще оставался шанс, что американцы тут просто встали днёвкой, и их еще можно обогнать. Лагерь выглядел свежим, недавно поставленным, его ещё не занесло снегом, который шел тут два дня назад. Если это так, то, не задерживаясь и минуты, мы двинемся дальше, и будем идти даже ночью, благо они светлые, чтобы всё же опередить конкурентов. Такие мысли были у меня в голове, хотя я уверен, что о чем-то похожем думали и остальные.
Когда до пирамиды и палатки оставалось метров сто, я уже понял, что лагерь покинут. Ни людей, ни собак видно не было. Может это продовольственный склад? Иначе зачем американцы, возвели гурий и пометили его своим флагом? Последняя база перед рывком к полюсу? До него оставалось всего ничего, буквально три-четыре дня пути. Сейчас мы находились на восемьдесят девятой параллели. Сердце предательски сжалось, в предчувствии беды.
— Проверьте там всё — Я остановился как вкопанный в десяти метрах от палатки, дальше я попросту идти не хотел. Я боялся узнать то, что скрывает это место. — Осмотрите палатку и гурий.
— Крепись Исидор, в конце концов мы тоже почти дошли… — Проходя мимо, Арсений попытался успокоить меня.
— Да пошёл ты, со своим почти… — Тихо прошипел я сквозь сжатые зубы. От адреналина в моей крови у меня туманился рассудок.
— Тут человек! — Заглянувший в палатку инуит заорал во весь голос — Он жив ещё!
Забыв обо всем на свете, всей толпой одновременно мы бросились к брезентовому укрытию. Когда я вполз у узкий и тесный клапан палатки, она уже освещалась зажжённой свечой, которую в руках держал Арсений. В свете тусклого пламени я тут же разглядел знакомую обстановку американского полевого лагеря. Сколько ночей я в подобных палатках провел? Десятки! Посреди палатки стоял покрытый инеем примус, а сбоку от него, в спальном мешке лежал человек. Его посиневшие от мороза губы дрожали, выпуская небольшие облачка пара, а лицо закрывала белая от изморози борода.
— Мэйсон⁈ — Я узнал своего друга только по глазам. Он не отрываясь смотрел на меня отрешенным взглядом. Он пытался что-то сказать, но не мог.
— Ты знаешь его? — Арсений уже возился с примусом, пытаясь разжечь отопитель — Черт, он пустой, нужен керосин. Игорь, тащи бидон!
— Знаю, это Мэйсон Кир, из команды Соверса. Мы вместе были в позапрошлом году в американской экспедиции. Да я тебе говорил про него в стойбище инуитов. Ричард тоже его знает. Быстрее давайте с примусом! Игорь, Ричард, мать вашу, где керосин⁈
— Подвинься! — Мне в пятую точку уперлась голова лыжника, и через несколько секунд в заливную горловину примуса полилось топливо.
Мэйсон был плох. Растопив примус, мы попытались оказать ему первую помощь, однако это мало помогло. Нагрев палатку достаточно для того, чтобы вытащить Мэйсона из спального мешка и раздеть, я осмотрел его. Истощенное тело, почти скелет, руки и ноги обморожены, правая нога закована в самодельный лубок, так же перевязана грудь. Под шиной обнаружился открытый перелом голени, а грудь метеоролога была желтовато синей, наверняка сломано несколько ребер. Он не мог говорить, хотя и был в сознании. Не жилец… Почему он здесь один? Где остальные участники экспедиции? Не могли же они просто так бросить своего пострадавшего товарища умирать посреди ледяной пустыни одного? Эти вопросы хотя и мучали меня, но пока ответов на них не было.
— Иссидор Константинович! — От попытки спасти моего старого друга, меня отвлек голос Александра Серегина — В гурии железный ящик, а в нем записка! В ней указывается, что шестого апреля 1892 года, американская экспедиция достигла Северного полюса в честь чего этот гурий и возведен.
— Подожди, я сейчас — Горечь поражения, учитывая состояние Мэйсона отошла на второй план. Мы опоздали, чего уж теперь… меня сейчас больше волновала судьба пациента, чем спортивные результаты нашей гонки. — Ричард, присмотри за ним.
Я вылез из палатки, и Серегин тут же протянул мне лист дорогой плотной бумаги, на которой свинцовым карандашом был написан текст на английском языке.
«Сегодня, 06 апреля 1892 года, ровно в 12.00 по полудни, американской полярной экспедицией в составе Рона Соверса, Мэйсона Кира, Эндрю Ларсена и Дрю Корнуэла, в Северный полюс были вбиты звезды и полосы! Мы возвели снежный гурий в эту честь. Боже, храни Америку!»
— Два дня назад значит… — Я тяжело вздохнул, возвращая письмо Александру — Если бы не задержка на разводьях, мы бы их опередили… Ладно, теперь это не важно, я займусь пострадавшим, а вы обустраивайте лагерь, здесь заночуем.
Я было собрался лезть обратно в палатку, как на моё плечо опустилась рука Игоря. Я в раздражении повернулся к штурману, ну что-ему-то от меня надо⁈ Оставьте меня в покое! Мне просто очень хотелось хотя бы на несколько минут остаться одному…
— Извини командир, но это невозможно.
— Что невозможно? — Не понял я штурмана.
— Точка, которая считается полюсом, имеет координаты девяносто градусов северной широты, и, как следствие, не имеет долготы. Я определил наше место нахождение, мы почти на восемьдесят девятом градусе и сейчас находимся в ста семнадцати километрах от полюса.
— Ты забыл про течения, наверняка лед просто снесло — Равнодушно пожал я плечами.
— Этого быть не может — Упрямо сжал губы штурман — Не на сто километров за два дня. Мы конечно не проводили замеры на таких высоких широтах, но скорость трансарктического течения очень низкая, обычно около половины узла. Движется оно от берегов Сибири через Северный полюс к Гренландии и Восточной Канаде. То есть, даже при самых благоприятных для американцев условиях, гурий и этот лагерь могло снести максимум на пятьдесят километров, не больше, и уж точно не в эту сторону.
— То есть ты хочешь сказать, что они не верно определили координаты, и на полюсе не были? — Боясь поверить в услышанное переспросил я.
— Именно так командир!
Глава 22
Я сидел в теплом иглу, забыв про крепкий чай, что заварил мне дежурный, читал дневник Мэйсона, и мои зубы непроизвольно сжимались от приступов ярости и ненависти, которые я испытывал к Рону Соверсу. Мерзкая мразь! Другого, более приличного слова было и не подобрать. Моего друга, боевого товарища можно сказать, попросту бросили умирать от холода, голода, обезвоживания и ран! Как и ещё четырёх человек до этого…