Когда до берега полуострова оставалось около мили, стало казаться, что цунами пошло на убыль и все скоро закончится. Но пролив в Авачинскую бухту продолжал бурлить. Да, океан уже не атаковал берега Камчатки с такой силой, как несколько минут назад, но лишь потому, что он нашел эту лазейку и устремился именно туда.
Никита смотрел на скалистый берег и пытался вспомнить, каков он был, когда тральщик только выходил в Тихий океан. Только после этого он с ужасом пришел к выводу, что сейчас уровень воды как минимум на двадцать метров выше.
– Двенадцать градусов вправо! – закричал в рупор Самсонов.
– Двенадцать вправо! – подхватил Никита.
– Двенадцать вправо! – крикнул Андрей в открытую дверь, или, как ее чаще называли флотские, в открытую броняху.
– Есть двенадцать вправо! – отозвался рулевой, приступив к выполнению команды.
Корма совсем не торопилась поворачивать. Винты крутились в режиме «полный вперед», при том, что водная масса двигала корабль назад. Завихрения воды вокруг винтов просто создавали у рулевого пера корабля своего рода подушку, и от поворотов руля на баллере[42] движение тральщика почти не зависело.
– Мать твою! Стоп машины! Малый назад! – заорал мичман в жестяную воронку.
– Что?! – удивился Вишневский. – Почему?! Что случилось?!
– Черт тебя дери! Не переспрашивай! Передай на мостик, что я говорю!
– Стоп машины! Малый назад!
Жаров тоже удивился этой неожиданной команде, но переспрашивать не стал и в точности передал ее в ходовую рубку. Через минуту корабль стал двигаться назад быстрее, но его несло на мыс Станицкого.
– Восемнадцать вправо!
Теперь тральщик лучше реагировал на повороты руля, и корма стала отворачивать от прямого курса на мыс. Тем временем корабль входил в бушующую стремнину продолжающего врываться в пролив океана. Качка усилилась, и шум воды вокруг тоже. То один борт опасно кренился, то другой. Никита и Андрей с замиранием сердца смотрели, как борт, на котором они находились, вдруг резко проваливается, и их обдавало брызгами взбесившейся воды. Казалось, вот-вот корабль опрокинется и перевернется вверх дном, но тут же начинал проваливаться другой борт, и они буквально взмывали ввысь. За леера[43] держаться было страшно, и Вишневский крепко обнял одной рукой шлюп-балку[44]. Жаров так же крепко держался за поручень у входа в рубку. Вторая рука каждого была занята рупором, и оба боролись с искушением бросить его к черту и держаться двумя руками от страха быть выкинутыми за борт. Но в этом шуме и без рупоров они не смогут подавать команды беснующегося, как все это цунами, мичмана, прыгающего на корме и изрыгающего самые изощренные проклятия в адрес чудовищной стихии и самого Посейдона.
Вдруг корма резко провалилась вниз, и Вишневский с ужасом увидел, как ее накрывает большая волна. Вода брызнула во все стороны и тут же поспешила покинуть палубу, как только бурление в проливе заставило тральщик опустить нос и поднять корму. Как ни странно, мичман Самсонов стоял на месте, ухватившись за кран-балку для спуска за борт гидравлического устройства. Палыч был совершенно мокрый. Он резко повернулся, взглянул на Никиту и вдруг громко захохотал. Причем хохотал он так, как, наверное, не позволил бы себе хохотать сам морской дьявол, ступи он сейчас на палубу тральщика и начни потешаться над судьбой почти обреченного экипажа.
– Никитос! Что там случилось?! Его смыло?! – испуганно закричал Андрей.
Вишневский посмотрел в его сторону и, замотав головой, воскликнул:
– Даже не надейся!
– Девять влево! – заорал Палыч.
– Девять влево!
– Девять градусов влево!
– Есть девять влево!
Тральщик несся по проливу, и то, что видели люди, ужасало. Он будто скользил по водяному желобу. Причем по самой низкой его части. Чем дальше от борта корабля, тем выше был уровень воды. А в полумиле от каждого борта она, казалось, достигала небес. Пугающей была мысль, что в один далеко не прекрасный момент гребни этих волн сомкнутся в зените и обрушатся на крохотное суденышко, мгновенно его проглотив.
Корма снова резко осела, и еще одна волна накрыла палубу. Тут же брызги полетели в разные стороны, и Никита увидел, как Самсонов скользит на брюхе по тонкому оставшемуся на палубе слою воды, догоняя уносящийся прочь рупор. Догнал, схватил, вскочил на ноги, что-то победно и матерно крича. Быстро вернулся на свое место.
– Три вправо!!!
Команда тут же по цепи дошла до ходовой рубки.
– Есть три вправо!
Через полминуты корма в третий раз провалилась в воду. Но и сейчас, когда волна схлынула, мичман стоял на своем месте. Он вытянул руку и, раскачивая ею, показывал средний палец бушующей вокруг воде. Затем вдруг он громко запел:
Auf Deck, Kameraden, all’ auf Deck!
Heraus zur letzten Parade!
Der stolze «Warjag» ergibt sich nicht,
Wir brauchen keine Gnade!
– Да что там происходит?! – крикнул Жаров. – На нас немцы, что ли, напали?!
– Хуже, Андрюха! Это Палыч поет!
– А что он поет?!
– «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”!»
– А почему на немецком?!
– Так она изначально на немецком и была, Андрей![45]
Тем временем Самсонов перешел уже на русский язык:
Свистит, и гремит, и грохочет кругом
Гром пушек, шипенье снаряда,
И стал наш бесстрашный, наш верный «Варяг»
Подобьем кромешного ада!!!
– Господи, да когда же это закончится, – вздохнул Никита.
Однако старый мичман добавил «оптимизма»:
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче уснем под волнами!
– Что ты несешь, идиот?! – заорал Вишневский.
И вот очередная волна накрыла корму. Но как только вода снова схлынула, непоколебимый мичман продолжал орать:
Наверх, о товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
– Кажется, он куплеты перепутал! – крикнул Жаров.
– Wir brauchen keine Gnade! Wir brauchen keine Gnade!!![46] Сукины дети!!!
– Андрей, я его прикончу, черт возьми! – простонал Вишневский.
– Никита, тут желающих море! Даже океан! Становись в очередь!
– Четыре градуса влево!!! – отвлекся от песни мичман.
Команда пошла по цепи до рулевого.
Корабль перестало сильно качать и захлестывать волнами, но он попал в быстрый поток. Трудно было в бушующем хаосе определить, прошли они узкое место пролива или нет. Но вскоре Никита увидел то, что позволило ему примерно определить их нынешнее местоположение. Где-то в полутора милях за кормой бушующая океанская вода, колышущаяся как гигантский вымпел на ветру, вдруг немного опустилась, и взору предстали три обнажившиеся скалистые вершины.
– Палыч! – заорал Вишневский что есть силы, даже забыв про рупор. – Палыч, нас на Трех Братьев несет!
Самсонов замер, разглядывая приближающиеся вершины скал. Никите уже показалось, что тот окончательно тронулся умом и из этого ступора уже не выйдет, однако мичман приставил ко рту рупор и крикнул:
– Пятнадцать градусов вправо! НЕТ!!! ОТСТАВИТЬ!!! Семнадцать градусов вправо и самый полный назад!
– Ты уверен?!
– Твою мать, ДА!!! Быстрее!!!
Скалы неумолимо приближались, а вода, как казалось, опускалась все ниже и ниже. Если сначала показались только вершины, то теперь из потока торчала примерно верхняя треть Трех Братьев.
– Два влево!!! – Самсонов корректировал курс почти каждые десять секунд, и Никита уже сомневался в том, удастся ли им избежать столкновения.
– Полтора вправо!
Вишневский передал команду Андрею и застыл, раскрыв рот. Только оказавшись между двух из троицы базальтовых кекур[47], можно оценить, насколько они огромны. А тральщик оказался именно здесь. Не в миле и не в полумиле от скал. Он скользил по бурлящей воде между двумя из Трех Братьев. Причем Вишневскому казалось, что до ближайшего он может дотянуться рукой и сейчас корабль лопнет, как яичная скорлупа, коснувшись гиганта.
– Медленно выбирать четыре влево! – кричал Самсонов.
Никита с ужасом глядел на возвышающуюся над ним скалу, и ему вдруг почудилось, что она, сорванная с основания силой цунами, падает на корабль.
– Вишневский, медленно четыре влево!!! – завизжал, срывая голос, мичман.
– Четыре влево! Медленно! – Никита вышел из оцепенения. Точнее, его вывели ручьи воды, стекающие со скалы и попавшие на лицо.
– Держать прямо! И не смей мешкать, когда надо передавать мои команды, черт тебя подери! – бесновался Палыч. В этот момент уровень воды за кормой резко снизился, и корабль будто провалился в яму. Волна тут же захлестнула на несколько мгновений корму, а когда вода сошла с нее, то мичмана на месте, как в прошлые разы, уже не оказалось.
– Черт! – Вишневский, забыв о страхе свалиться за борт, кинулся к тому месту, где только что был Самсонов.
– Никита, ты куда?! – крикнул Жаров.
– Палыча смыло!
Добежав до кормы, Никита заметил руки, крепко обхватившие тральный клюз. Сам старый мичман висел за бортом. Если он упадет, то очевидно, что никаких шансов у него не будет. Тральщик шел задним ходом и его просто затянет в винты.
Вишневский схватил Самсонова за руки и стал тянуть вверх. В этот момент корму снова накрыла волна, и он в полной мере ощутил то, что неоднократно накрывало Палыча. К счастью, в этот раз волна была не такой сильной, и он устоял на ногах и помог выбраться Самсонову.