– Осадки? – переспросил Горин. – Ты считаешь, что это могли сделать радиоактивные осадки?
– Не обязательно только радиоактивные. – Ительменка вздохнула. – Мы же не знаем, какими бомбами и ракетами еще были вооружены убийцы нашего мира. Если только дядя Женя нам что-то не расскажет по этому поводу.
Она взглянула на Сапрыкина, но тот пожал плечами.
– Ребята, я человек маленький. В такие секреты посвящен не был. Возможно, были какие-нибудь генетические бомбы, например. Ну, которые распространяют вирус, поражающий на генном уровне определенную этническую группу или расу. Хрен его знает. Фантасты в своих книжках про такое писали. Но, как известно, фантасты иногда вдохновляли всяких умников на то, чтоб сказку сделать былью. Тот же Герберт Уэллс описал атомную войну задолго до изобретения атомной бомбы. И уж конечно, задолго до нашей последней войны[52].
Жанна посмотрела в бинокль и передала его Горину.
– Движение воздушных масс над Камчаткой своеобразное. Мало пускает к себе посторонние. Но сюда, похоже, ливневые и снежные облака с запада после войны добирались. Отсюда до Охотского моря меньше двух сотен километров.
– Что же тогда на континенте творится? – нахмурился Горин, разглядывая в бинокль этот странный лес.
– Может, когда-нибудь и узнаем. А пока я предлагаю засекретить то, что мы увидели, – сказал Сапрыкин.
Все взглянули на него.
– Что ты имеешь в виду, дядя Женя? – спросила охотница.
– Я имею в виду, что не стоит остальным жителям наших общин рассказывать об этом. Последнюю надежду на жизнь за пределами нашего мирка можем убить. К тому же еще не доказано, что в других местах планеты и сейчас все очень плохо. Так что давайте помалкивать, или я буду очень недоволен. Никто ведь не хочет увидеть, как выглядит дядя Женя, когда он недоволен?
Все, соглашаясь, закивали.
– Ну, Жару, Цою и Халфу рассказать-то можно? – вздохнул Горин.
Сапрыкин кивнул:
– Им по статусу знать положено. Но с условием, что больше никто об этом не узнает.
– Сюда нам надо будет вернуться и осмотреть все как следует, – сказала Жанна. – Но это потом. Сейчас пора уходить. Темнеть начинает уже. Я хочу подобрать место на ночлег как можно дальше от этого места.
С трудом пробираясь через мусор, тральщик обогнул полуостров Крашенинникова, и теперь был виден берег, на котором располагались Вилючинск и Приморский. С такого расстояния оценить масштабы катастрофы на берегу было трудно, однако большая часть людей вышла на палубу и молча смотрела на родные берега, находясь в мрачных раздумьях и тревожных предчувствиях. Видны были следы от потоков воды, убегающих с берега после того, как их черное дело было сделано. Теперь в этих размытых местах текли небольшие ручьи. Крохотный, меньше футбольного поля, остров Хлебалкин стал пристанищем какого-то ржавого и плотно обросшего колониями морских организмов корабля, который очень много лет, судя по всему, частично провел в полузатопленном состоянии. Видимо, волна пригнала его от кладбища кораблей, расположенного вблизи Рыбачьего. Глядя на это, экипажу тральщика оставалось только лишний раз перевести дух от осознания того, насколько была сильна стихия и насколько чудесным и маловероятным было их спасение.
– Что там такое? – один из членов экипажа указал рукой на сопки, у подножия которых располагались два городка и дорога между ними. На склонах просматривались небольшие всполохи в разных местах и поднимавшийся оттуда дым. Не плотный, не густой и не черный, но все же заметный.
Никита поднес к глазам бинокль и осмотрел сопки.
– Господи… Да там же костры… На сопках сотни людей! Они успели подняться!!!
Моряки потянули руки к Вишневскому, прося бинокль и демонстрируя нетерпение. Никита тут же передал оптический прибор ближайшему соратнику и бросился к люку в машинное отделение:
– Андрей! Герман Палыч! Сюда! Скорее!
Жители двух общин увидели возвращающийся тральщик. После того зрелища, что они наблюдали во время цунами, бушевавшего у подножия сопок, и того уныния и состояния обреченности, в которое впали люди, это казалось таким чудом, что они даже в первые мгновения не поверили своим глазам и переспрашивали друг друга, видят ли их соплеменники то же самое. Теперь же сотни мужчин, женщин, детей и стариков радостно вопили, подпрыгивали, размахивали руками, куртками, плащами, тлеющими головешками, вынутыми из костров. Каждый из них хотел, чтоб на корабле, прошедшем сквозь ад, увидели именно его и то, как он рад.
– Ребята! Дайте гудок! Дайте много гудков! – крикнул взволнованный Вишневский тем, кто оставался в ходовой рубке.
Корабль издал один протяжный гудок. Затем несколько коротких и снова долгий. Звук понесся над бухтой и достиг ушей скопившихся на сопках жителей. Это произвело еще большее впечатление. Сотни людей, а то и все тысячи жителей общин закричали «Ура!». Сначала невпопад, но через несколько мгновений тысячи голосов слились воедино:
– Ур-р-раааа!!! УРРРААА!!!
Находившаяся в объятиях сидевшего у костра Михаила Оливия подняла голову.
– Что происходит?
– Оля, посмотри! Посмотри на бухту! Они уцелели! Они вернулись!
Только теперь Собески заметила маленький тральщик, медленно двигавшийся к Приморскому.
Квалья поднялся на ноги и прислонился к дереву.
– А мы почему молчим? – улыбнулся он. – Ура!!!
– УРРРА!!! – закричал Крашенинников так, что Оливия даже зажмурилась.
Посмотрев на мужчин, она улыбнулась, видя их радость, вскочила и, замахав руками, подхватила этот клич:
– Ура!!!
Вышедший на палубу Жаров выглядел странно. Он недоумевающим взглядом осмотрел чему-то радующихся людей и подошел к Никите.
– Что опять случилось?
– Посмотри, Андрюха! Наши все успели на сопки подняться, перед тем как… – Вишневский вдруг замолчал, пару раз шмыгнул носом и уставился на Жарова. – А чего это от тебя самогоном пахнет?
– Так вышло, – пожал плечами Андрей.
– Так вышло?! А Самсонов где?!
– Он спит… в машинном… Он уже бухой в лоскуты.
– Да вы охренели совсем?! – взвился Вишневский.
– Тссс… Тихо…
– Да что тихо?! Мы пример подавать должны, а ты пьяный! Сейчас не стародавние времена! Если мы пишем законы, то эти законы нас в первую очередь и касаются!
– Да что ты бухтишь… как этот… несиместная озоптиция…
– Несистемная оппозиция? Да у тебя уже язык заплетается, придурок!
– Ну, тихо ты… Дай бинокль, шторки на зырки накинуть…
– Чего? – поморщился Вишневский. – У ребят бинокль!
– А что случилось?
– Я говорю, люди наши успели на сопки подняться перед цунами, идиот!
– Это здорово, – устало буркнул Жаров и уселся на палубу. – Реально, здорово. Только кончай на меня шипеть, Никитос. Ну, не сдержался я… – Он вздохнул и потер лицо руками. Затем окинул взглядом сопки, берег и уставился на завод, к которому они приближались. – Какого…
Он резко вскочил и тряхнул Вишневского за плечо.
– Где лодка?!
– Что?
– Смотри туда! Там стояла наша лодка! Ее нет! Да прекратите все орать?! Смотрите на завод! Где, черт возьми, наша ударная атомная подводная лодка?!
У причала уже встречала группа людей. Сам завод был в ужасающем состоянии. Хотя новых разрушений, прибавившихся к тем, что возникли давно после взрыва и недавно после землетрясения, заметно не было, территория завода предстала их взору захламленной вырванными из земли деревьями, обломками деревянных домов и прочего мусора. Причалы и дороги покрыты слоем ила. Местами в иле виднелись поблескивающие на солнце чешуей тушки рыб.
Люди, ждавшие тральщик, приняли брошенные им швартовые тросы с петлями на концах и накидывали их на причальные тумбы, предварительно очистив последние от мусора и ила. Корабль заглушил двигатели, и с него спустили трап. Экипаж тут же поспешил на твердый берег.
– Ребята, как вы уцелели?! – с восторгом закричали встречающие.
– Долго рассказывать. Об этом после, – хмуро произнес спустившийся на причальную твердь Вишневский. – Какие потери в городе?
– Пока не знаем, Халф. Сейчас общий сбор возле школы. Старшины перекличку своих районов проводят. Там и узнаем. Но вроде подняться все успели. Даже лошадей увели. Но разрушений хватает, правда, не так, как мы думали. Вода до пасеки не дошла. И до садика не дошла.
– Но пасека и детский сад высоко, – возразил Вишневский. – А большая часть домов в низине была.
– Те, что в низине, крепко потрепало. Но некоторые устояли. Бардак там, правда. Но это поправимо…
– Что с Вилючинском?
– Цой туда гонца отправил на мотоцикле. Сказал там с ними быть, уходить в сопку и вернуться, только когда все закончится. Пока не возвращался. Вернется, узнаем. Но по идее он должен был успеть предупредить всех и уйти в гору…
– Ясно. А где сам Цой?
После этого вопроса молодой приморец вдруг смолк и помрачнел.
– Ты плохо меня слышал? – повысил голос Вишневский. – Я спрашиваю, где Цой?
– Никита, он перед цунами ломанулся на завод. Этот говорит – лодку затопить надо. А то волна ее поднимет, и делов лодка в поселке наделает тех еще…
– Какой еще этот?!
– Ну, этот… Из казарм. Как его… Вулканец…
– Вулканолог? Крашенинников?! Какого хрена он тут делал?! – закричал вдруг стоявший позади Никиты Жаров.
– Так это, Жар… Он же нас всех и предупредил. Прибежал сюда и кричит такой… Караул! Бегите в сопки! Цунами сейчас будет невиданное! А Саньке Цою такой и говорит… Затопите, говорит, лодку… А то звиздец вообще будет… Ну, Санька и помчал на завод, лодку топить…
– Я этого Мишу, суку, пристрелю! – сжал кулаки Андрей.
Никита обернулся и взглянул на него:
– За что, Жар? За то, что он, быть может, всех здесь спас?
– Да они тут все идиоты, что ли?! Они сами догадаться не могли, что будет цунами?!
– Да как, Жар? – развел руки молодой приморец. – Сильный отлив был, да. Но кто его видел? Сегодня не рыбный день, ялы все в эллингах стояли. Народ в поселке на работах был. Здесь, у причалов, глубины большие, и те, кто на заводе находился, не сразу заметили, что вода опустилась. А как заметили, не сразу поняли, что происходит. А тот чувак прибежал и все на пальцах объяснил.