Самсонов уставился на Вишневского:
– Кто же был этот ваш мудрый наставник?
В ответ Никита лишь многозначительно улыбнулся и подумал о седом человеке, который сейчас далеко в походе.
Евгений Сапрыкин еще раз проверил свое причудливое оружие и пристегнул к рукоятке кобуру, превратившуюся теперь в приклад. С виду это было похоже на пистолет. Собственно, пистолетом и являлось. Но уж очень необычным. Длинное деревянное цевье, обжимающее один ствол калибра 5.45 и подпирающее еще два расположенных горизонтально ствола большего калибра, под охотничьи патроны. Примечательной была и кобура. Ее универсальность заключалось не только в том, что она превращалась в приклад, позволяя вести более прицельный огонь из трехствольного чудо-пистолета. В расчехленном состоянии кобура превращалась в короткое и острое мачете.
Положив оружие на колени, Сапрыкин вытянул из костра тлеющую ветку и прикурил от нее трубку. Пыхнув табачным дымом, он извлек из кармана кубик Рубика и принялся его крутить.
– Это что за БФГ[55]? – усмехнулся Горин, присаживаясь радом с Сапрыкиным. – Одна из твоих самоделок?
– Самоделка? Нет, что ты. Это самое что ни на есть заводское оружие специального назначения.
– На пиратский абордажный пистоль похоже.
– Похоже самую малость, – кивнул Евгений Анатольевич. – Только им на абордаж разве что звездолеты брать.
– В каком смысле?
– Да в прямом. Это пистолет советских космических джедаев. Называется – ТП-82. Входил в аварийный комплект наших космонавтов[56].
– И откуда он у тебя?
– С работы прежней, сувенир.
Горин усмехнулся:
– Дядя Женя, ты же не космонавт.
– Это верно. – Сапрыкин кивнул. – Но я и не торпеда. Однако через торпедные аппараты не один раз приходилось покидать подводную лодку. Работа у меня такая, что поделать.
Горин еще раз посмотрел на диковинное оружие, лежащее на коленях у Сапрыкина.
– Убивал им кого-нибудь?
– Знаешь, как-то еще не доводилось. Если ты помнишь, мы в свое время развлекались в основном огненными и взрывчатыми смесями, отравами да острыми ножами, – тихо сказал Евгений Анатольевич. – Так что этим пистолетом я еще никого не убил. Но, какие наши годы, верно, тезка?
– Да уже и не предвидится. Воевать уже не с кем, – усмехнулся Женя.
– Что ж ты так людей-то недооцениваешь, приятель? Я вот в безграничные способности людей верю. А значит, и стрелять в них придется.
Горин осмотрелся. Остальных членов группы поблизости не было. Кто-то стоял на посту, кто-то собирал дрова и хворост для того, чтоб костер продержался до утра.
– Анатольевич, а чего ты шепотом про взрывчатки и отравы? Будто кто-то не знает, что ты нам помогал тогда с бандами разбираться.
– А кто-то знает это наверняка? Я же велел вам помалкивать об этом.
– Так мы и помалкивали. Но ты же знаешь, что слухи всякие в народе ходят…
– Слухи, Женька, это всего лишь слухи. Говорят, что кур доят, а на деле вовсе нет. Куры яйцо снести норовят. Пусть себе болтают. Но слухи не есть обладание фактами. Со слухами бороться бесполезно, да и не нужно. Это политика. Если все точно будут знать, что за вашими делишками в ту пору стоял конкретно я, то люди будут по-другому меня воспринимать. А пока они слухами друг другу в уши дуют, то у них ко мне любопытство. А значит, не избегают меня. Не боятся неосторожное слово обронить, когда я поблизости. Не опасаются общаться со мной и выпивать иной раз. И я в своей тарелке так же. Общаюсь с ними на разные темы. Выпиваю с ними, опять-таки. Слушаю, что болтают. А вдруг кто бунт замыслит против вас? Мне легче это будет заметить, если про меня всего лишь ходят слухи, а не факты. Я же говорю – политика.
– Как-то уж совсем ты плохо думаешь про людей в наших общинах, дядя Женя.
– Ну что ты, тезка. Вовсе нет. Я же сказал, я верю в безграничные способности человека. А если верить в то, что их способности ограничены только гуманизмом и моралью, то дерьма не оберешься. Бомбу ведь не белочки лесные и не еноты озорные сбросили. Ее сбросили такие же долбозвоны, как мы с тобой.
– А ты бы смог сбросить бомбу? – Горин внимательно посмотрел на седого наставника.
– Однозначного ответа ждешь? Конечно, я могу сказать – нет. Потому что я бы не хотел такого делать. Но ведь все зависит от контекста. От обстоятельств, в которых я могу оказаться.
– И что же за обстоятельства такие могут быть, что вынудят применить термоядерное оружие?
– Обстоятельства, созданные другими людьми. Я же сказал тебе, не стоит недооценивать безграничных возможностей людей. И возможности по созданию таких обстоятельств у людей тоже безграничны. Вот скажи, тезка, ты мог помыслить в ту пору, когда с друзьями по утрам поднимался на сопку, чтоб на уроки в школу не опоздать, что станешь массовым убийцей? Хотел ли ты этого?
– Массовым убийцей? – поморщился Горин.
– А разве нет? Друг мой, ты не скромничай, пожалуйста. Вы сколько людей в общей сложности угрохали во время борьбы с бандами? Да, конечно, с моей помощью, божьей помощью и помощью наших ангелов-хранителей, ительменов. Но все-таки задумали, начали и привели к конечному результату революцию именно вы. Итак. Сколько людей вы прикончили?
– Это были не люди, – нахмурился Горин. – Это же выродки…
– Ну, приятель, это вопрос терминов и восприятия. С точки зрения биологии и по всем анатомическим признакам все эти каннибалы, насильники и убийцы были людьми. Я тебе больше скажу. Порывшись в их вещах, можно было найти, наверное, их детские фотографии. И были на них славные розовощекие карапузики с наивными большими глазками и чистыми как сапоги безногого улыбками…
– Прекращай уже! – разозлился Женя.
Сапрыкин улыбнулся и все-таки продолжил:
– Они выросли и стали тем, кем стали. Потом рухнула цивилизация и они, попав в созданные творцами апокалипсиса обстоятельства, превратились в тех, в кого, быть может, при других обстоятельствах и не превратились бы никогда. И уже в свою очередь они сами создали обстоятельства среди нас, выживших. И в этих обстоятельствах уже вам некуда было деваться. И вы выпустили им кишки. Аминь.
Горин задумчиво уставился на костер. Уже совсем стемнело, и вид пламени среди окружающего мрака стал совсем уже гипнотическим. На него хотелось смотреть не отрываясь, и отражение пламени в глазах сжигало тревожные мысли. Обычно сжигало, но не сейчас. В данный момент светловолосый представитель приморского квартета погрузился в воспоминания и в думы о том, какая это все-таки странная субстанция – время. Он хорошо помнил, что в детстве время казалось бесконечным и проходила вечность от одних школьных каникул до других. А теперь годы мчатся, как облака над вершинами вулканов. Ведь столько лет прошло с последней бойни в подвале северной казармы, а он помнил все так, будто расправу над оставшимися бандами они завершили только вчера.
– Послушай, дядя Женя, а что ты там говорил про…
Горин не договорил. Он замолчал, как только поднял взгляд выше костра и случайно заметил то, что за ним.
– Какого?.. – выдохнул он, потянувшись за винтовкой.
Рука Сапрыкина также потянулась к необычному пистолету.
Из-за деревьев и кустов в их сторону были направлены стволы оружия. И отсветы пламени высвечивали из темноты лица целящихся людей. Это были их люди. И братья Ханы среди них. Ближе всех стояла Жанна. Она чуть наклонилась вперед и пристально смотрела на сидящих у костра.
– Тихо, мальчики, не шевелитесь, – совсем не громким, но очень убедительным голосом проговорила она.
– Что все это значит? – строго спросил Сапрыкин.
– Я же сказала… Тихо… Молчите и не двигайтесь. Как только я крикну «вниз», вы должны не мешкая упасть вперед, распластаться на земле и ни в коем случае не подниматься.
– Перед нами костер, Жанна. Что вообще происходит? – произнес Горин, в голове которого сейчас крутилась мысль о фразе Евгения Анатольевича, когда он вскользь упомянул, что кто-то против приморского квартета может поднять бунт.
– Вам придется постараться не упасть в костер. Делайте, как я говорю.
Глава 13Демон
– Никита, напиши им, чтоб шноркель на два метра опустили! Иначе я клапан не достану! – крикнул Самсонов.
Он находился в шлюпке, которую пришвартовали к причальной тумбе носом. Еще одну веревку, привязанную к корме шлюпки, он собирался обмотать вокруг торчащего из воды шноркеля, дабы прочно зафиксировать свое рабочее место на воде.
Прожектор на тральщике все-таки удалось включить, и теперь он хорошо освещал причал, перископ, школьную доску и емкость, в которую канистрами и ведрами таскали дизельное топливо.
Солярку несли не только с корабля. Узнав о беде, в которую попали несколько жителей Приморского, из Вилючинска отправили телегу с двумя полными двухсотлитровыми бочками. Помня об угрозе зверя, вилючинцы выделили повозке и внушительное охранение – шесть вооруженных человек.
Вишневский написал на доске то, что просил Самсонов. Однако реакции от людей, находящихся в подводной лодке, не последовало.
– Палыч, они, наверное, отошли от перископа. Позови их как-нибудь.
– Сейчас я их позову, – закряхтел мичман и принялся рыться в своих инструментах, сложенных на дне шлюпки. – Сейчас я их так позову…
Он поднял здоровенный разводной ключ и шарахнул им по шноркелю. Затем еще и еще раз.
– Ты чего творишь?! – воскликнул Никита. – Аккуратней!
– Да нормально все, – отмахнулся Самсонов.
Перископ вдруг повернулся, чуть опустился и уставился на мичмана. Самсонов схватился руками за смотровую трубу и, едва не уткнувшись лицом в стекло перископа, заорал:
– Полундра[57], парни! Доску читайте!
Едва ли в лодке могли услышать вопли мичмана, да и разглядеть его физиономию, заслонившую не только свет прожектора, но и весь мир. Однако перископ поднялся и повернулся в сторону причала. Теперь они наверняка могли прочитать то, что написал на доске Вишневский. Еще через пару минут шноркель все же опустился настолько, что Самсонов мог спокойно демонтировать систему клапанов. Он обвязал вторую веревку своей шлюпки вокруг шноркеля и приступил к работе.