– Вот тебе и нет жертв, – поморщился Горин. – Опознали? Кто этот утопленник?
– Мы пытались. Костер даже разожгли, чтоб его лучше разглядеть. Распух он сильно, но все-таки никого из приморских мы в нем узнать не смогли.
– Вилючинец?
– Если не наш, то оттуда человек. Больше просто некому. Вулканологи ведь все живы…
Разозлившийся от такого известия Жаров вскинул руки:
– Черт возьми, а ведь все участковые старшины докладывали, что на их участках все люди живы! Ну, я им, сукам, устрою! Ребята, соберите сейчас же всех наших старшин и пусть начинают считать людей. Немедленно! А я сейчас же поеду в Вилючинск и такой им разнос устрою!..
– Ну уж нет, – вздохнул Цой. – Поеду в Вилючинск я.
– Ты? – Жаров развел руками. – Саня, тебе бы отдохнуть…
– От чего отдохнуть, Андрей? Я два дня сидел на заднице в этой чертовой лодке. Я поеду, и точка. Милая, дай мне коня…
– Я тебе по физиономии дам, милый, – скривилась Оксана. – Черта с два я теперь тебя куда-то одного отпущу. Вместе поедем. Прыгай в седло. Не бойся, конь нас двоих выдержит.
– Оксана, своему патрулю передай, чтоб тело сюда, на площадь несли. Попробуем опознать, – сказал Жаров. – Теперь уже всем поселком.
– Конечно…
Он парил там, где господствовали владыки камчатского неба – белоплечие орланы. Внизу извилистая, а местами клыкастая береговая линия с то и дело возникавшими тонкими волосками морской пены от накатывающих на берег волн. Стрелы встревоженной воды кое-где перечеркивали бухту, тщетно пытаясь догнать редкие корабли и катера. Вдали, среди сопок, белели, будто россыпь маленьких морских ракушек, Петропавловск-Камчатский и окружавшие его поселки. Далекий горизонт врезался в синее небо царем этого благословенного края – вулканом Авача. Именно так завораживающе должен выглядеть настоящий край земли. Именно так он и выглядит. Разметаемый лопастями вертолета воздух вихрями врывался внутрь и играл с длинными золотистыми волосами еще совсем юной Оливии. Огромные наушники, спасающие от шума двигателя, только подчеркивали овал ее лица и добавляли этому прекрасному образу особую пикантность. Она улыбалась ему, и вдруг горизонт стал разрываться огненными столбами, которые венчали облака огня, так похожие на человеческие черепа. Один гриб, еще один. И вот весь обозримый с этой высоты мир теперь порос ядерными грибами, и зеленые, синие, голубые и белые цвета жизни исчезли, вытесняемые красками ада…
Михаил открыл глаза.
– Милый, прости, я разбудила тебя…
Его встретила та самая улыбка Оливии. Она сидела рядом, чуть склонившись над ним.
– Вовсе нет, – Крашенинников ответил на ее улыбку своей.
– Я твои царапины осматривала. Боялась, что загноились. Но все в порядке. Хотя, раз уж ты проснулся, может, покажешь спину?
– Конечно.
Михаил поднялся и повернулся к Оливии спиной, давая как следует осмотреть вчерашние раны. Благо уже было совсем светло.
– Оля, ты когда проснулась?
– Ну, в общем-то, я почти не спала. – Собески осторожно протирала пропитанным самогоном платком ссадины и царапины.
– То есть как? Почему?
– Миша, сиди спокойно, пожалуйста. – Она похлопала его по плечу. – Немного поспала все же. Но я беспокоилась, не вернется ли та медведица. Вот и не спалось совсем.
– Ты жалеешь, что ее отпустили живой?
– Вовсе нет, Миша. Но это дикий зверь. И об этом забывать нельзя.
– Это верно. Ну, так что? Не возвращалась медведица?
– Нет. Но было кое-что другое. Землетрясение. Совсем слабое. Но повторилось четыре раза за ночь.
Крашенинников покачал головой и посмотрел в сторону окна, в котором виднелась вершина вулкана.
– Интересно, когда это случится?
– Ты о чем?
– Я об извержении Авачи.
– Неужели тебе мало событий, навалившихся на нас в эти дни, Миша?
– Совсем не мало. Просто ощущение у меня, что скорое извержение неизбежно. И все эти подземные толчки, цунами… Все это эхо далеких шагов подземного демона, который желает вырваться на поверхность.
– Ты уже начал говорить как Антонио, – улыбнулась Собески. – Такие мрачные поэтические аллюзии в его духе.
Стоило упомянуть их друга, как послышался стук тросточки на ступеньках.
– Ребята, к вам можно?
– Да, Антон, заходи!
Квалья вошел в помещение и уселся в кресло возле окна.
– Оля, ты уже сказала Мише?
– Про землетрясения? Да, конечно.
– А про те огни?
– Огни? – Крашенинников обернулся и взглянул на Оливию.
– Ах да, – вздохнула Собески. – Мы опять наблюдали странные огни на том берегу. В Петропавловске. В этот раз их было больше. Продолжаем тщетно гадать, какова же их природа.
– Может, это тоже связано с вулканом? – пожал плечами Крашенинников. – Может, там образовались разломы в почве, а процессы в магматической камере провоцируют шаровые молнии или какие-то другие плазменные образования над этими разломами?
– Почему бы не предположить иное? – развел руками Квалья. – Что, если это люди? Куда уж проще?
– Люди? Все известное нам человечество находится здесь. В Приморском и Вилючинске, – возразил Крашенинников.
– Это не значит, что больше нигде людей не осталось. Ты ведь не думаешь, что больше нет на земле остатков человечества?
– Конечно, я так не думаю. Но Камчатка слишком изолирована от остального мира. Да и нет причин у других выживших стараться попасть сюда. Мне кажется, для выживших куда интереснее крупные мегаполисы. Там наверняка до сих пор есть чем поживиться.
Антонио кивнул:
– Понимаю. Но что-то мне подсказывает, что мегаполисам досталось куда больше. И бомбили их интенсивнее. Что, если за пределами Камчатки условия жизни настолько невыносимы, что людям предпочтительней забраться в эти глухие даже по довоенным меркам края?
– Ну, если в других регионах все гораздо хуже, то это уменьшает шансы появления здесь других людей. Вчера мы столкнулись со зверем, которого не знала природа. Так какие сюрпризы приготовила природа там, где, как ты сказал, бомбили интенсивнее?
– Не знаю, Миша. Я вообще считал всяких мутантов прерогативой исключительно сочинителей комиксов и фантастических книг. Пока не увидел вчера это чудовище. Теперь уже даже и не знаю, чего ждать от нового дня.
Едва Антонио закончил оглашать свою мысль, как в окно влетел какой-то предмет и заскрежетал на полу.
– Господи, что это?! – вскочила Оливия с кровати.
Только сейчас, спустя мгновение, они разглядели старую смятую банку от газированного напитка. Подойдя к окну, Михаил увидел, что во дворе стоит Александр Цой. Значит, лодку все-таки удалось поднять. Однако Крашенинников не спешил поздравлять Цоя с избавлением от подводного плена:
– Саня, ты какого хрена делаешь, а?!
– Здарова, – угрюмо отозвался Александр. – Поговорить хотел.
– А просто позвать не мог?
– Ну, вдруг вы спите еще…
– И именно поэтому ты решил швырнуть сюда эту жестянку?! Я что-то не нахожу в этом логику.
Александр поморщился, растирая шею:
– Слушай, не психуй. Я не выспался. Соображаю туго.
– Сейчас спущусь, – недовольно отозвался Михаил, отходя от окна.
Выйдя на улицу, он заметил в стороне, у дороги, всадницу. Молодая вооруженная женщина сидела верхом на черном коне и рассматривала следы, оставленные недавним цунами.
– Поздравляю с возвращением, кстати, – сказал Михаил, хмуро глядя в глаза незваного гостя. Цой тоже выглядел недружелюбно, хотя, может, это сказывался стресс, который ему довелось пережить в затопленной лодке. Либо банальная усталость. Тем не менее Крашенинникова не покидало ощущение, что Александр очень хочет сказать что-то неприятное или даже предъявить какие-то претензии, но сдерживает себя. Впрочем, и Михаилу было что предъявить в ответ на любой упрек или обвинение. Теперь было…
– Спасибо за поздравление. – Цой кивнул в сторону машины. – Я смотрю, ты все-таки тачку себе собрал. Пригодилась, значит, развалина та в лесу?
– Пригодилась. Спасибо еще раз.
– Да не стоит, – Александр небрежно дернул плечом и скривился. – Обкатал уже?
– Не могу. У меня нет топлива.
– Ах, вот оно что. – Цой потеребил бороду, задумчиво качая головой. – Ладно. Ты предупредил нас о цунами. Подсказал, как спасти лодку. Мы явно тебе должны. Будет тебе топливо. Я вернусь после полудня и подвезу тебе все что нужно.
– Буду очень благодарен.
Цой усмехнулся:
– Конечно, будешь. Куда ты денешься… – он на пару мгновений задумался и добавил совсем тихо: – …с подводной лодки.
– Ну, а о чем ты поговорить хотел?
– Да, собственно, об этом и хотел, – пожал плечами Александр, глядя куда-то в сторону.
– И все? – удивился Михаил.
Цой тут же вперился в него каким-то странным, обличающим взглядом:
– А тебе помимо прочего есть еще что-то сказать?
– Нет.
– Хорошо. До скорого.
Цой развернулся и направился к всаднице. Взобрался к ней в седло, и конь понес их в сторону Приморского.
К Михаилу вышла Оливия.
– Майкл, почему ты ему ничего не сказал?
– Мне кажется, еще не время. Подожду, когда он мне даст обещанное топливо. А потом уже поговорим по душам.
– Не знаю, Майкл. Если твоя догадка верна… Я бы не сдержалась на твоем месте…
– Моя догадка верна, Оля. И не догадка это вовсе. Это факт. Но ссориться с ним до получения обещанного топлива было бы неразумно. А вообще, какой-то он сегодня странный…
– Саня, когда ты уже здесь порядок наведешь?! Чья очередь вести летопись, того очередь и помещение в порядке содержать.
Этими словами встретил его Горин, едва Цой переступил порог помещения, которое они шутливо называли тронным залом. Все тот же класс на втором этаже школы. Все та же будка, в которой Никита иногда проявлял свои фотопленки, и все тот же беспорядок в виде разбросанных повсюду листков бумаги.
– Мог бы сам заняться этим, пока я на дне бухты торчал.
– Я вообще-то зверя ловил, Саня.