– Так ловил, что в итоге дали уйти медведю?
– Медведице, – поправил находившийся тут же Вишневский.
– Да какая, к черту, разница? Кому вообще взбрело в голову отпустить опасного зверя живым?
– Это было коллективное решение, – ответил Женя.
– Ах вот как? Значит, идиотизм у нас не свойствен отдельным личностям? Это уже массовое явление?
– Да пошел ты.
– Сам иди.
– Ну ладно, хватит! – воскликнул Жаров. – Саня, что там в Вилючинске?
– Насколько я могу судить, ни во время, ни после цунами у них никто не пропал.
– Это точно?
– Да я всю ночь ходил с участковыми старшинами и лично наблюдал за перекличкой. Это, знаешь ли, та еще работенка. Старик Сапрыкин обещал, что после рассвета перепроверит еще раз.
– То есть ты не уверен?
– Я, черт тебя дери, уверен, – разозлился Цой. – Если кто-то погиб, то кому вообще надо это скрывать? Никто ведь не делал тайны из гибели людей во время землетрясения. Я так понимаю, здесь вы тоже всех проверили?
Андрей вздохнул, растирая ладонями лицо.
– Да. Все на месте.
Цой уселся за письменный стол и уставился на папку с летописью и приготовленные листы для новых страниц хронологии их жизни. Никто не притрагивался к ним уже несколько дней, и событий накопилось столько, что они грозили объемом текста затмить описание нескольких предшествующих лет. Стоило только подумать, какая работа предстоит в детальном описании этих дней, как на Александра наваливалась невообразимая тоска.
– Надо же было всему этому случиться именно в мою смену, – тихо проворчал он.
– Что? – друзья уставились на него, но Цой лишь мотнул головой.
– Ничего. Я говорю, откуда этот человек тогда? Во что он вообще был одет?
Никита с удивлением взглянул на Александра:
– А ты его не осматривал, что ли?
– Мы же в Вилючинск спешили. Оксана только крикнула парням, чтоб тело на площадь несли, и все. Некогда мне было разглядывать.
– Да ничего необычного в одежде. От нее, правда, мало что осталось. Ошметки рубашки на теле и джинсы на ногах. Никакого инопланетянского скафандра на нем не было. Точно не с Марса свалился.
– Ерунда какая-то получается. Те немногие, кто выжил в окрестностях Петропавловска, уже много лет назад перебрались к нам. Паратунку давным-давно зачистили наши банды, пока мы их не перебили. У нас были экспедиции аж до Усть-Камчатска. Нигде больше нет людей.
– А следы костра и недолгой стоянки в Паратунке, что недавно были обнаружены? – напомнил Горин. – Какая-то группа кочует по полуострову. Может, кто-то из них?
– Может быть, – вздохнул Цой. – Если есть какая-то кочующая группа, то они не могут не знать, что здесь живут люди. И если при этом они до сих пор не дали о себе знать, значит, что-то недоброе замышляют. Надо их выследить…
– Не до того сейчас, Саня, – поморщился Жаров. – Столько работы. Надо всем потерявшим жилье восстановить его до холодов. Но и это еще не все. Мы потеряли из-за цунами две трети урожая, пятую часть пасек, треть кур и свиней. Нас ждет очень голодная зима. А это значит, что в этом году нам надо выловить намного больше красной рыбы и собрать больше икры. При этом мы потеряли больше половины рыбацких лодок и ялов. Те, что остались, надо ремонтировать. К устьям рек придется гонять тральщик, и в ловле рыбы придется учувствовать сотням людей. Ловить кочевников по всей Камчатке просто некому.
– Ладно, как скажешь, – устало отмахнулся Цой. – Я сейчас возьму бочку бензина и канистру моторного масла и махну к вулканологам. Потом займусь работой.
– Не понял. А зачем тебе топливо и масло?
– Не мне. Я обещал Крашенинникову.
– Это еще с какой стати?! – воскликнул Жаров, выражая свое недовольство.
– Андрей, чего ты орешь? Он предупредил нас о цунами и подсказал, как спасти лодку. К тому же мы их использовали как наживку для зверя. Надо как-то им отплатить?
– Саня, черт тебя дери, ты им рассказал?!
– Я ничего им не рассказывал. Но неужели они до сих пор не догадались? Неужели они не натыкались в окрестностях своего жилища на разбросанную рыбу, своим запахом приманивавшую медведя? На меня они не произвели впечатления идиотов. И судя по сегодняшней встрече с Крашенинниковым, он уже догадался.
– Ах, он догадался?! Ну что ж дальше-то, может, ты на колени перед ним упадешь и прощения попросишь?!
– А может, ты перестанешь орать, Жар?
– Мы им ничего не должны, черт тебя дери! Я тебе больше скажу, это они нам должны за наше к ним терпение! Ты еще всего не знаешь! Эта самая финка Оля, возможно, вовсе не финка!
– Я знаю, – буркнул Александр, потирая шею.
Жаров опешил:
– Что? То есть как?
– Мне Оксана рассказала. Когда росомаха напала на них, Оля что-то кричала там. И половина слов была на английском языке. Это слышал Рома Мухомор. Он еще до войны английский знал хорошо. Даже субтитры для сериала какого-то штатовского делал.
– А Оксана-то откуда об этом знает?! Мы велели всем причастным держать язык за зубами!
– Ты, Андрюша, забыл, что у Мухомора половина зубов выпала еще после облучения. Плохо у него язык держится-то. Болтает не по делу, дурень шепелявый.
Горин поднялся и направился к двери:
– Пойду-ка остатки зубов этому идиоту выбью.
– Да ладно тебе, Женя. Он только ей выболтал. Думал, ей можно, коль уж она моя женщина.
– И все-таки я с ним побеседую хорошенько.
– Ладно, только не больно. А я беру топливо и иду в казармы. Заодно и проверю предположение Мухомора. Где, кстати, тот «Русско-финский разговорник»?
– В библиотеке, как обычно, – ответил Жаров. – Только не бери с собой людей, которые не в курсе. Ну, ты понял… Про эту Ольгу…
– Разумеется.
Подойдя к двери, Цой распахнул ее и столкнулся на пороге с Сапрыкиным.
– О, дядя Женя. Давно, однако, не виделись, – хмыкнул Александр.
– Давно?! – недовольно воскликнул Евгений Анатольевич. – Ты только сегодня утром стащил последний мой табак!
– Да ты же мне сам разрешил! – теперь недовольство выражал Цой.
– Я тебе сказал треть взять. А ты мне оставил треть. Даже меньше!
– Дядь Жень, мне некогда, – Александр прошмыгнул в дверь и скрылся из вида.
– Сидел бы дальше в своей лодке, мироед!
Сапрыкин прошел в помещение, недовольно ворча:
– В этом году табака уже не будет. Все мои теплицы цунами побил.
– Да черт с ним, с табаком, – махнул рукой Вишневский. – Курить бросай. Мы зерновые потеряли все. А это хлеб. Это для лошадей и коров корм. Коров хоть травой кормить можно. Не похудеют. А вот кони без овса и сена ленивыми станут.
– Плохо вы как-то гостей встречаете, – вздохнул Сапрыкин, трогая ладонью чайник. – Холодный совсем. Я думал, чайком угостите.
– Угостим, конечно, – хмуро произнес Жаров. – Но сначала ты присядь и все мне расскажи, да в подробностях. Все то, что ты рассказал Горе во время вашей охоты.
– Ты о чем?
– О том самом, дядя Женя. О секретных документах, черном списке и о моем отце. Рассказывай…
В этот раз ничего в окно не влетало. С улицы раздался свист, и Михаил вышел на плац, где его ждала телега с бочкой топлива и парой канистр технических масел для двигателя и коробки передач. С Александром было трое вооруженных людей.
– Принимай подарок! – встретил Михаила ухмылкой гость. – Цой свое слово держит!
– Ну, спасибо, – кивнул Крашенинников. – Выгрузить поможете?
– Поможем, чего уж…
Александр вместе со своими сопровождающими аккуратно выгрузили все из телеги и переместили поближе к собранной Михаилом машине.
Оливия и Квалья наблюдали за происходящим из окна третьего этажа. Поначалу Собески в тревожном ожидании нервно теребила воротник своей рубашки, но чем дольше продолжалась беседа Михаила и Александра, тем больше она понимала, что ожидаемое не произойдет…
– За что всевышний наказал Майкла таким малодушием? – зло пробубнила, наконец, Оливия и направилась к лестнице.
– Оля, постой! – Квалья окликнул и попытался догнать, но Собески решительным шагом устремилась на улицу.
– Ребята, даже не знаю, как вас благодарить, – сказал Крашенинников, глядя на эти нереально щедрые подарки.
– За что благодарить-то? – усмехнулся Цой. – Наоборот, это мы тебе нашу благодарность выражаем. За то, что о цунами предупредил. За то, что подсказал, как нам спасти лодку.
– Ты в этой лодке чуть не погиб.
– Не погиб же, – продолжал самодовольно ухмыляться Александр. – Так что вот тебе наша благодарность.
Крашенинников покачал головой и пристально взглянул на Цоя.
– Знаешь, Саня, мне в какой-то момент показалось, что не только за это благодарность. А может, это еще в какой-то мере извинения?
Александр прищурился:
– Что-то я не пойму, Миша, о чем это ты?
– Я вот о чем, Саня… Только постарайся быть предельно откровенным со мной…
Их беседу прервал крик Оливии:
– Миша! Ну, сколько можно?! Что за странная застенчивость?! Или это трусость?!
– Оля, черт возьми, зачем ты…
– Вот как?! – перебила его Собески. – Со мной, значит, грубо разговаривать можно, да? Но только не с ним или его подельниками, не так ли?!
– И вам доброго дня, Оля? – смерил ее высокомерным взглядом Цой.
– Ты! – она ткнула указательным пальцем Александра в грудь. – Хватило же наглости явиться сюда после того, как вы использовали нас как приманку для зверя!
– Ах, вот оно что, – закивал Александр. – Так вот что ты хотел мне сказать, Миша?
– Ты будешь это отрицать? – спросил Крашенинников.
– Зачем же. Не буду. Камчатские медведи любят рыбу. Мы целые тропы этой рыбой укладывали, чтоб медведь явился сюда, под стволы нашего секретного дозора, который охранял ваш дом в сотне метров вон там на склоне. А ты думаешь, почему так быстро помощь к вам подоспела?
– И ты находишь это нормальным?! В твоем мозгу даже мысли не возникло, что так поступать по меньшей мере подло?! – закричал Михаил.