Наблюдая за охваченными страхом единомышленниками, Кейтсби удивлялся собственному чувству облегчения. Заседание парламента перенесено на 5 ноября, но и с этой неприятной неожиданностью можно справиться. Правда, проклятый порох может испортиться, или кто-нибудь случайно обнаружит погреб, где он хранится. Один из заговорщиков может проболтаться спьяну или наговорить лишнего в супружеской спальне или в постели у любовницы. Опасность разоблачения растет с каждым днем. Но пути назад нет. Они зашли слишком далеко и подготовятся к 5 ноября так же, как подготовились к 5 октября. Господь не оставит их своей милостью.
Кейтсби стал напевать свою любимую песню, ритмичную и быструю, одну из лучших из всего, что написал Том Кэмпион:
Ты, мой владыка, Господи,
И с помощью твоей
Повергнем в прах врагов,
И с именем твоим
Растопчем нечестивых!
Выйдя из таверны, Том Уинтер на мгновение остановился. Уже больше недели у него не было женщины. В «Утке и селезне» работают первоклассные шлюхи, предназначенные для знатных посетителей. Даже в этот час они вышли на дежурство, разодетые, словно придворные дамы. Почему бы и не позволить себе маленькую радость? Его взгляд привлекла хорошенькая девушка в ярко-красном платье. Отчего нет? Это одна из девиц Молл Катперс, а ее девочки считаются лучшими в Лондоне.
Глава 4
Лишь начало смеркаться, Грэшем выскользнул со двора через боковую калитку. Он облачился в поношенный, зашитый в двух местах камзол, полинявшие рейтузы и плащ с обтрепанными краями. Сохранить инкогнито в Лондоне и Кембридже с каждым разом становилось все труднее, но сегодня Генри оделся как переживающий не самые лучшие времена дворянин не в целях маскировки, а ради предосторожности. Там, куда он направлялся, богатая одежда могла ввести в соблазн грабителей и привлечь ненужное внимание к ее обладателю, а Грэшему хотелось избежать и того, и другого. Великолепный клинок с простым эфесом покоился в видавших виды ножнах, а спину прикрывал верный Манион, одетый в куртку из грубой кожи.
— Сегодня пойдем пешком, — решительно заявил Грэшем, не замечая кислой физиономии своего спутника. — Ты слишком разжирел и нуждаешься в хорошей пробежке.
Манион что-то недовольно пробурчал, но Генри сделал вид, что ничего не слышит.
Гораздо проще было добраться до нужного места на одном из роскошных судов, стоящих у причала рядом с домом, но Грэшем, несмотря на уличную грязь и толкучку, предпочел пешую прогулку в надежде избавиться от неясного чувства тревоги. В такие минуты необходимо соприкоснуться с жизнью беспорядочно разросшегося, порочного города, почувствовать биение его пульса и ощутить тяжелое дыхание. Кроме того, во время похода можно не церемониться с Манионом и сорвать на нем дурное настроение.
В эти часы Лондон был особенно оживленным и шумным. Выгнанные из Вестминстера адвокаты нашли себе применение здесь. Облачившись в скромные одежды, они направлялись по Стрэнду в Сити, и их наклоненные вперед фигуры выражали полную готовность выслушать тайные жалобы клиентов. Путь от Стрэнда до Флит-стрит был не близким. Грэшем и Манион добрались до Сити через Ладгейт-Хилл и, обогнув собор Святого Павла, минули Уотлинг-стрит и Кэндлуик-стрит, свернули направо и подошли к Лондонскому мосту, сливаясь с толпой горожан, направляющихся в Саутуорк, где находились театры.
Они прошли мимо кукольных балаганов на Флит-стрит, владельцы которых заманивали посетителей, стараясь перекричать угольщиков, трубочистов, бондарей и прочий рабочий люд, для которого основным инструментом служил молоток. Свежую воду в огромных деревянных ведрах развозили на телегах, запряженных парой волов. Содержимое ведер имело подозрительный коричневатый оттенок, наводивший на мысль о водах Темзы. Повсюду сновали продавцы устриц, апельсинов и другой снеди, наперебой расхваливая свой товар.
Грэшем и его спутник пересекли Лондонский мост, на древних быках которого стояли деревянно-кирпичные здания магазинов и жилых домов. Благодаря этой особенности он пользовался большой популярностью в Европе. Грэшем бросил оценивающий взгляд на изрытый выбоинами и изъеденный плесенным грибком камень и, ощутив привычную дрожь под ногами, в очередной раз задумался, сколько еще простоит это сооружение, за основанием которого никто не следит и ему много лет приходится в одиночку сражаться с разрушительными водами Темзы.
Рабочим местом Молл была таверна «Кинжал» в Саутуорке, где собирались многочисленные представители преступного мира Лондона, чтобы на время преклонить здесь свои буйные головы. Грэшему не часто доводилось наблюдать более отталкивающее зрелище — настоящее сборище крыс и волков в человеческом обличье. Молл обосновалась в «Кинжале» достаточно давно и не собиралась покидать свое убежище, пока ее не вынудят к тому магистрат или назойливые кредиторы. Генри кивнул нескольким мужчинам, с которыми ему доводилось работать раньше, и прошел внутрь, минуя троих дюжих парней с дубинками, охраняющих покой своей хозяйки.
— Привет, Мэри Фрит! — радостно приветствовал Грэшем странную фигуру, в которой с первого взгляда трудно было узнать женщину.
Одетая в мужское платье Молл Катперс восседала на табурете, широко расставив ноги. В руках она держала высокую кружку с крышкой, до краев наполненную элем. Короткая стрижка и зажатая между зубами курительная трубка придавали женщине еще большее сходство с бесшабашным гулякой, собирающимся прокутить всю ночь напролет, как будто другого такого шанса больше не представится. Ее выдавали лицо с гладкой кожей и два бугорка, выделявшиеся под камзолом, которые можно было заметить лишь при ближайшем рассмотрении.
— Мэри Фрит! Ах ты, наглый бездельник! — Женщина выдохнула кольцо дыма и, пододвинувшись вместе с табуретом к Грэшему, широко улыбнулась. — Мэри Фрит умерла много лет назад, и об этом известно даже последнему ублюдку.
Генри почтительно отвесил даме низкий поклон:
— Как истинный ублюдок, приветствую тебя, величайшая из всех стерв, и не важно, как тебя зовут: Мэри Фрит или Молл Катперс!
— Вот подлец! — радостно отозвалась Молл, вставая с табурета, чтобы достойно поприветствовать старого приятеля. — Теперь ты являешься ко мне за новостями, а раньше приходил совсем за другим! Неужели я такая старая и потасканная, что больше не возбуждаю твою фантазию?
— Мадам! — возразил Генри, кланяясь еще ниже. — Это я — старая, побитая жизнью развалина. От меня осталась лишь видимость человека, которого вы знавали прежде, и теперь я могу лишь издали восхищаться вашей красотой! — Он отступил назад и бросил на Молл восторженный взгляд. — Увы! Только молодому безумцу под силу по достоинству оценить такую красоту и ее обладательницу, сохранившую всю прелесть юности!
Молл присела на край стола, вытянула вперед ноги и сделала большой глоток из кружки. Облизнув алые губы, она пристально посмотрела на Грэшема.
— Ты всегда был отъявленным лжецом, Генри Грэшем, а мне по душе такое качество в мужчинах. Ты не относишься к жалким лжецам-крохоборам и скрягам. Нет, ты лжешь, как сам дьявол, и получаешь от этого наслаждение. — Молл ткнула его трубкой в бок. — Вот за это я прощаю все полученные от тебя синяки. Кроме того, у тебя восхитительное, божественно прекрасное тело, несмотря на то что все твои мысли идут из преисподней!
С Молл было забавно иметь дело и приятно делить постель, но все хорошо знали ее злобный нрав и неожиданные перепады настроения, от которых раскачивало сильнее, чем на волнах прилива в Дуврском заливе. По ее приказу людей убивали за долг в несколько пенсов. Грэшем считал Молл очень опасной особой. По количеству борделей и притонов, находившихся в ее владении, Молл уступала лишь лондонскому епископу. Она поила разбавленным вином и пивом завсегдатаев своих заведений и фехтовала лучше большинства самых отъявленных лондонских забияк. Эта женщина часто бросала открытый вызов властям и как-то раз вышла на сцену театра «Лебедь», чтобы исполнить перед переполненным залом скабрезные баллады и песенки, которые вогнали бы в краску бывалых моряков. Молл неоднократно арестовывали, но она всегда выходила сухой из воды, откупаясь от любых неприятностей. Казалось, деньги у нее никогда не переведутся.
— Хватит болтать. — Молл быстро надоедали праздные разговоры. — Ты уже не ищешь утешения в объятиях бедняжки Молл и не хочешь ее любви, даже если бы все оставалось по-старому и она не превратилась бы в уважаемого делового человека, каковым сейчас и является. Кроме того, я слышала, твоя постель не пустует и ее есть кому согреть. Так что же ты на сей раз намереваешься украсть у бедной девушки?
— Я ничего не крал и получал лишь то, что ты сама отдавала с большой охотой, Молл Катперс, — твердо сказал Генри. — Ты получила хорошую плату за все, что я взял. Действительно, и тебе, и мне пора прекратить бесполезную болтовню. Дело у меня простое: расскажи, что известно тебе из того, что следует знать мне?
Молл уселась за стол и кивком предложила Маниону занять обычное место. Отхлебнув большой глоток, она раздраженно протянула кружку одному из стоявших у двери верзил, и тот, схватив ее огромной лапой, наполнил до краев и передал хозяйке. Молл задумчиво посмотрела на Грэшема.
— Ты неподражаем, Генри Грэшем. Все приходят ко мне с угрозами, лестью или просьбами. Господи, чего они только не спрашивают, о чем только не просят! Один хочет вернуть кошель с семью золотыми, украденный в Сент-Поле, другому нужна хорошенькая чистенькая девочка, а третьему — хорошенький чистенький мальчик! Кто-то желает прибрать к рукам доставшееся родственнику наследство, а кому-то нужно выиграть в кости или карты. Меня просят подыскать женщину, способную удовлетворить ту или иную прихоть — или все прихоти сразу. А некоторым требуется женщина, способная проделать в постели чудеса, выходящие за пределы самого извращенного воображения! У людей возникает так много вопросов, и они совершают огромное количество преступлений! Меня окружают толпы мошенников и обманщиков, но ты, Генри Грэшем, превзошел их всех. Просто настоящий дьявол во плоти! Задаешь всего один вопрос, но мой ответ на него поможет тебе решить множество проблем.