— Вместо ответа я расскажу вам короткую притчу, — предложил генеральный.
«Надо же, притчу, — подумал Турецкий. — Что мы знаем, оказывается».
— Да, притчу, — словно реагируя, повторил генеральный. — Однажды Галилео Галилей на ходу засмотрелся на небо и упал в канаву. А рядом оказалась старушка, которая заметила: «Прежде чем рассказывать людям о звездах, нужно видеть, что делается у тебя под ногами».
В студии доброжелательно заулыбались. Генеральный явно нравился журналистам.
— Как вы понимаете, — добавил он, — я хотел сказать, что пусть все же дорожными проблемами будут заниматься те, кому положено. А мы, помечтав немного, вернемся к нашим проблемам…
Турецкий злился, но ничего поделать не мог.
Блицы фотокамер щелкали не переставая.
Генеральный прокурор был на высоте. Он сдержанно улыбался, позировал, когда это было необходимо, и просил прекратить фотосъемку, когда она становилась слишком назойливой, — все равно ведь пресс-конференция транслировалась в теле — и радиоэфире. Чувствовалось, что к происходящему он хорошо подготовлен. Вообще на памяти Турецкого, который служил в Генпрокуратуре почти так же долго, как и Меркулов, это был первый босс, который, общаясь с прессой, не производил впечатление косноязычного солдафона. Другое дело, что на профессиональный вкус Турецкого он пока вообще никакого впечатления не производил, но, возможно, человек просто не успел проявить себя. Хотя почему же не успел? Вот, например, своего заместителя в отставку отправил. Ну нет, все-таки еще не отправил! Пусть он даже подписал какую-то бумагу, это еще ничего не значит. Если только… если только он не проводит в жизнь чье-то решение…
Турецкий заставил себя переключиться на более конструктивный лад, отбросить нехорошие мысли. Еще ничего не потеряно и ничего не проиграно. Ничего не ясно, в конце концов. Один разговор с секретаршей — и он уже впал в панику. Так не годится. Хорошо еще, что никому не ляпнул, удержался…
Генеральный между тем приветливо и доброжелательно отвечал на вопросы.
— Как вы оцениваете качество управленческой команды во вверенном вам ведомстве? — спросила молодая журналистка в зеленых очках, обворожительно улыбаясь. — Вообще, почему во всем мире котируются такие понятия, как «российский математик», «российский хоккеист», а понятие «российский чиновник» вызывает скептическую улыбку?
Турецкий собрался. Он почувствовал, что этот вопрос, а точнее, ответ на него может стать преамбулой ко всему выступлению генерального. Девицу, Ладу Ивкину, он немного знал, она представляла скандально известную «молодежную» газету.
— А во всем мире — это где, простите? — уточнил генеральный.
— Ну, например, в Западной Европе.
— А точнее?
— Ну, допустим, в Брюсселе.
— А где именно в Брюсселе?
— Ну, скажем, на заседании Европарламента.
— Ах, Европарламента… Что ж, если говорить о высших руководителях, то мое личное мнение, что это специалисты очень высокой квалификации. Мне много приходится общаться с иностранными чиновниками, и с министрами в том числе. Должен ответственно вам заявить: наши министры более профессиональны.
— Неужели? — удивилась журналистка.
Ее коллеги тоже в большинстве своем обменялись скептическими улыбками.
— Так и есть. А вот давайте поинтересуемся, что думает Александр Борисович Турецкий, между прочим, сотрудник генеральной прокуратуры с многолетним стажем — в отличие от меня, кстати, — демократично улыбнулся генеральный, действительно, с точки зрения кадровых работников, появившийся непонятно откуда — из транспортной прокуратуры Санкт-Петербурга.
— Мы знакомы с господином Турецким, — кокетливо улыбнулась журналистка.
— Вот как? — удивился генеральный.
— Да уж, — сказал помощник генерального прокурора.
Это знаменательное событие случилось на том самом полугодичной давности фуршете, где он выпивал со Штопором. Журналистка, приняв лишнего, едва ее познакомили с Турецким, сообщила, что он — сатрап, душитель свободы слова, и она это ему так с рук не спустит. Слово у дамочки с делом не расходилось. Она немедленно плеснула в сторону Турецкого шампанским из бокала, но попала в руководителя федерального агентства спорта и туризма, знаменитого в прошлом велогонщика. Тот уже отвык от того, чтобы его обливали шампанским, и распорядился выкинуть хулиганку. Турецкий за нее вступился, собственноручно отвез домой, по дороге она слегка протрезвела и не упустила случай познакомиться с «сатрапом» и «душителем» поближе. Неформальным общением обе стороны остались довольны. С тех пор они встречались еще несколько раз, испытывая явную взаимную симпатию, которой было достаточно для секса и явно мало для накала страстей и выяснения отношений.
— Хотите знать мнение рядовых сотрудников ведомства? — усмехнулся Турецкий. — Пожалуйста. Я согласен с тем, что наши шефы — люди высочайшей квалификации. Взять вот, например, Константина Дмитриевича Меркулова. Он работает в генеральной прокуратуре Российской Федерации с момента ее образования, и его компетентность нелепо подвергать сомнению. Кроме того…
— Но Меркулов не министр, Александр Борисович, — возразила Лада Ивкина. — Если, допустим, считать генерального прокурора министром, а это, согласитесь, как минимум равноценно по статусу, то Меркулов — всего лишь один из замов. — Она послала Турецкому свою самую роскошную улыбку.
Но Турецкого больше интересовало то, как отреагирует генеральный, Лада свою роль уже сыграла. А генеральный помрачнел, он явно жалел, что допустил такой ляп — дал слово непредсказуемому Турецкому, даже более того — не слово дал, а возможность развернуться перед такой аудиторией.
— Это так, — согласился Турецкий. — Есть замы по федеральным округам, но это не те заместители, которые в отсутствие шефа могут выполнять его работу. Они и в Москве-то нечасто бывают. Меркулов же — единственный настоящий заместитель, зам по следствию, заметьте, зам совершенно бессменный уже много лет. Бывали времена, когда главные прокуроры страны менялись как перчатки, а Константин Дмитриевич оставался на месте и фактически руководил работой ведомства. — Последняя фраза прозвучала очень многозначительно.
Генеральный уже ерзал и не мог дождаться, когда речь пойдет о чем-то другом. Турецкий изо всех сил мигал Ладе, и она, слава богу, догадалась, повернулась снова к генеральному:
— Отрадно видеть такое единомыслие среди сотрудников силового ведомства.
— Да, — прохрипел генеральный, — но я хотел сказать, что… впрочем… то есть… не важно…
— По поводу Меркулова? — Теперь голливудская улыбка была послана непосредственно прокурору. Деваться ему было некуда. — Как, кстати, его здоровье? У нас есть информация, что ваш заместитель находится в больнице.
— Нет! То есть… В смысле да… Мы внимательно следим за этим… Вот Александр Борисович обладает свежей информацией. Пожалуйста, Александр Борисович!
Турецкий даже встал, чтобы все почувствовали важность момента, и подробно проинформировал присутствующих, а с ними и всю страну о состоянии здоровья Меркулова. О том, что была сделана внеплановая (он заострил на этом внимание) полостная операция. И что сейчас Константин Дмитриевич, слава богу, уже вне опасности. Слово «аппендицит» произнесено не было, чтобы не занижать героический пафос ситуации.
— Вопросы, пожалуйста? — предложил ведущий.
Турецкий сел.
— А в какой больнице сейчас находится заместитель генерального прокурора?
— Будем считать этот вопрос шуткой, — предложил Турецкий. — Сами понимаете, что вам на него никто не ответит.
Ведущий повернулся к генеральному, кажется ожидая, что сейчас-то наконец и будет произнесено то, ради чего все затеяли. Во всяком случае, такое у него было выражение на лице — ждущее. Вполне вероятно, что Турецкому он соврал, когда сказал, что не в курсе дела.
Генеральный между тем расправил плечи.
«Ну, мерзавец, — подумал Турецкий, — если ты и после этого умудришься отправить Костю в отставку, то ты, ко всему прочему, еще и дурак».
— Я хотел сказать, — сухо сообщил генеральный, — мы рады, что Константин Дмитриевич поправляется, но его должность и функции слишком важны в нашем ведомстве, я бы сказал, они определяющи. И их кто-то должен исполнять. Поэтому, пока Меркулов нездоров, его обязанности временно исполняет Александр Борисович Турецкий.
— Что?! — вырвалось у Турецкого.
Фотокамеры снова защелкали.
— Что?! — завопила Ирина Генриховна Турецкая, прожигая утюгом рубашку мужа.
— Как?! — закричала дочь Ниночка, выбегая из соседней комнаты.
— Не может быть! — заорал Грязнов, чинно смотревший телевизор в кабинете замминистра внутренних дел — своего недруга с незапамятных времен.
Брови замминистра, приготовившегося учинить Грязнову разнос по какому-то надуманному поводу, тоже поползли вверх.
— Ну и ну, — крякнул Гордеев, слушавший пресс-конференцию по радиоприемнику в машине.
В студии все оживились и с интересом посматривали на Турецкого. Выходило, что он был героем дня.
— Это и есть то событие, ради которого я попросил о пресс-конференции. — Генеральный окончательно овладел собой и снова лукаво улыбался. — Я хочу, чтобы общество знало: отныне структура и действия генеральной прокуратуры будут максимально прозрачны. Хватит с нас этих тайн мадридского двора, этих непонятных кадровых перестановок, этих загадочных увольнений и непостижимых карьерных взлетов!
Турецкий понял, что это экспромт. То есть экспромт в отношении него лично — А. Б. Турецкого, а все правильные слова, конечно, подготовлены и тщательно отшлифованы и подогнаны одно к другому.
Журналисты благожелательно похлопали. Впрочем, на лицах у кое-кого все же проступала гримаса разочарования: было уже очевидно, что скандала в прямом эфире не случится.
— Что касается нашего отличия от Запада, — продолжал генеральный, — тут не все однозначно, что бы там ни считали в Брюсселе. В странах западной демократии правительство обычно формирует партия, пришедшая к власти, и их министры — скорее политические назначенцы, нежели профессионалы. Настоящие профессионалы очень высокого класса у них начинаются где-то с уровня статс-секретарей министерств, которые всегда востребованы — при любой партии и при любой власти. Вот почему я считаю, что наши министры лучше.