12
Билли закричал от шока и попытался отшатнуться. Госс удержал.
Охранники подпирали человека с панковской прической. Набитые глаза татуировки ходили из стороны в сторону, как в анимации, будто на спину проецировали мультфильм. Когда татуировка поджимала губы, следила за Билли, поднимала брови, ползали жирные черные очертания, сдвигались истемна-синие, сине-зеленые, медные участки кожи. Она открыла рот – и открылась дыра черных чернил, нарисованная глотка. Она заговорила все тем же глубоким лондонским голосом:
– Где кракен, Хэрроу? Чего ты добиваешься? Что от тебя хочет банда Бэрона?
Человек-радио шептал помехами.
– Что ты?..
– Дай я объясню нашу проблему, – сказала татуировка. Мужчина, на спине которого она была, бился в хватке охранников. – Моя проблема – тебя никто не знает, Билли Хэрроу. Ты взялся из ниоткуда. Никто про тебя не в курсе. И было бы мне все это до лампочки – но кракен, мужик. Этот кракен – не хухры-мухры, приятель. И он пропал. А это плохо. За такими вещами ангел во все глаза приглядывает. Хоть и хреново приглядывает, а? Короче: я не врубаюсь, что ты сделал или как. Не хочешь меня посвятить?
Билли пытался придумать что-нибудь, что сказать, что угодно, чтобы эти невозможные похитители его отпустили. Он бы сказал все. Но не мог понять ни единого слова из вопросов татуировки.
Тени сдвинулись.
– Ты ходишь под бэроновскими, – сказала татуировка. – Так себе вкус, но я могу спасти тебя от тебя же. Все, теперь мы с тобой работаем вместе, у нас друг от друга секретов быть не может. Так что вводи в курс. – Татуировка таращилась. – Что там за дела?
Люди раскладываются, люди – генераторы, чернила ездят на человеке.
– Ну вы гляньте на него, – сказала татуировка. – Чист, как Христос, да? Говоришь, дома у него пусто?
– Ни черта не почувствовал, – ответил Госс. Харкнул и сглотнул то, что попало в рот.
– Кто забрал кракена, Билли? – спросила татуировка. Билли попытался ответить. Настала долгая пауза.
– Слушай, – сказал Госс. – Он что-то знает.
– Нет, – медленно ответила татуировка. – Нет. Ошибаешься. Не знает. Видать, это дело для мастерской. – Человек затрясся и застонал, и охранник снова его ударил. Татуировка закачалась вместе с телом-носителем. – Ты знаешь, что нам нужно, – сказала она. – Веди его в мастерскую.
Человек, который был радио, прошептал плохо настроенный прогноз погоды.
Госс тащил Билли, из-за чего его ноги переступали с новой скоростью, как в фарсовой мультяшке. Следом шел малыш Сабби.
– Отвалите, – резко выдохнул Билли. Госс улыбнулся, как дедушка.
– Слушайте и повинуйтесь, – сказал Госс. – Мне больше нравится, когда ты очень-очень тихий, – добавил он. – За этой дверью, сразу за дорогой, мы вскроем капот, покопаемся да поглядим, что там стучит в старушке. – Он похлопал Билли по животу. – Мы же тут все за переработку отходов, все вносим свою лепту, во имя глобального потепления, полярных мишек и всего такого прочего. Будет для нее новая жизнь – в виде холодильника.
– Стойте, – прошептал Билли. Только шептать он и мог. – Слушайте, я могу…
– Чего ты можешь, дурилка? – спросил Госс. – Я вот не смогу себе простить, если позволю тебе встать на пути прогресса. Тут не за горами, значится, инновации с пылу с жару, и все должны быть готовы. Заживем, как никогда.
Госс открыл дверь на холод и столб фонарного света. Сабби вышел. Госс толкнул Билли вслед за ним на четвереньки. Вышел сам. Билли выставил руки. Почувствовал внутри прилив. Услышал звон разбитого стекла.
Билли пополз. Госс не погнался. Сабби не шелохнулся. Воздух застыл. Билли не понимал. Не двигалось ничего, кроме него – секунду, две, – и не слышал он ничего, кроме собственного сердца. Потом в ушах снова зашумел воздух, и только тогда – запоздало – стекло из какого бы то ни было разбитого окна наконец упало на землю, и Госс сдвинулся, тряхнув головой в секундном замешательстве, глядя на место, где Билли уже не было.
Что-то столкнулось с Сабби. «Уф», – сказал он и улетел на несколько метров. Человеческий силуэт во тьме замахнулся трубой. Госс взвизгнул. Напавший вломил в него металл. Раздался звук, будто Госс тоже из металла. Он даже не пошатнулся. Бросился туда, где раскинулся, моргая, Сабби.
Человек с трубой схватил Билли. Он был большим, грузным, но проворным, коротко стриженным, в черной и поношенной одежде. На него упал слабый свет фонаря.
– Дейн? – охнул Билли. – Дейн!
Они бежали по мелкой грязной недоулочке вдоль путей на насыпи, подальше от ужасной арки. Прошел поезд – рокочущий свет в небе. Где-то позади Госс присел над Сабби.
– Давай, – сказал Дейн. По кирпичному забору рядом что-то пробежало – Билли не разглядел. – У нас две минуты, пока они не очухались. Одна минута, пока их босс не понял, что случилось. У тебя кровь. Госс ее чует.
Прошел еще один поезд. С далеких улиц донесся шум машин. Дейн подгонял Билли.
– Мне они не по зубам, – сказал Дейн. – Этого зацепил только потому, что они не ожидали. Плюс еще там был…
Дейн гнал их изощренным маршрутом, пока они не выбрались из кирпичного лабиринта. Они были в парке – единственные фигуры на улице. У силуэтов скучившихся деревьев Дейн отпер машину и затолкнул Билли.
Билли понял, что у него борода из крови. Вся рубашка заляпана. В какой-то момент в течение этой ночи грубого обращения ему наконец рассекли губу. С нее капало.
– Блин, – пробормотал он. – Блин, прости, я…
– …один из долбаков, – сказал Дейн. – Пристегивайся. – От стены через пустую дорогу что-то прошуршало, из канавы – в машину. Белка свернулась под сиденьем. Билли уставился на нее.
– Цыц, – сказал Дейн. Стронулся и набрал скорость. – Если б не этот мелкий орехогрыз, я бы тебя не нашел. Он пролез в машину Госса.
Они вырулили на свет, добрались до улицы, где были шоперы и гуляющие у ночных кафе и пассажей. Билли казалось, он расплачется при виде людей. Он как будто вынырнул из-под толщи воды, будто наконец-то попал в настоящую ночь. Дейн передал ему салфетку:
– Рот вытри.
– Леон…
– Вытри кровь. Нам не надо, чтобы нас тормознули.
– Надо остановиться, надо обратиться в полицию… – «Правда? – подумал Билли одновременно с тем, как это сказал. – Ты уже не в том мире, чтобы вызывать полицию».
– Нет, – сказал Дейн, словно услышал этот монолог. – Просто нет. – «Ты же и так это понимаешь, да?» – Мы просто будем ехать. Вытри рот. Я нас вытащу.
Билли смотрел на квартал Лондона, который узнавал не больше, чем какой-нибудь Триполи.
13
– Ну, это же просто охренеть замечательно, да? Просто охренеть изумительно. – Бэрон метался по квартире Билли. Качал головой, глядя на стены, сплетал и расплетал руки. – Ровно так, как мы и задумывали. Просто чудненько.
Он топотал мимо команды, снимавшей отпечатки. Коллингсвуд стояла к ним спиной, но туда, где она стояла, изучая дверной проем Билли, доносились порывы их презрения.
Она не читала мысли. Насколько она знала, никто не читал: в каждой отдельно взятой голове они рассыпаются на слишком много перехлестных и встречных потоков, и слова, частично составляющие некоторые из потоков, противоречат и сбивают. Но раздражение такой силы все же транслировалось, и Коллингсвуд – как и большинство людей, у которых была такая фишка, – автоматически переводила его в текст, хоть и знала, что получается отсебятина.
кем этот мудель ся возомнил
нах этих шибздиков пусть работают настоящие копы
а с какого хера сучка курит
Она повернулась и заговорила с тем, кто мыслил последний обрывок:
– С такого, что вам сказали не мешать нам делать все, что захочется, да? – сказала она и смотрела, как кровь отливает от его лица. Она переступила через разбросанные книги и последовала за Бэроном. Взяла почту со стола.
– Ну? – сказал Бэрон. – Есть мысли?
Коллингсвуд пропустила вопрос мимо ушей – сосредоточилась на следах всего биллинского. Коснулась пальцем косяка, где пятна внимания Билли читались, как сообщения, которые приходится разбирать на разбитом экране телефона.
эт что она такое тут сделала эта девушка
нельзя войти
она ничего я б не прочь
– Что ухмыляешься? – спросил Бэрон. – Что-то есть?
– Ничего, босс, – сказала она. – Знаешь что? Нет. Не вдупляю. Моя штука все еще работала, когда я приехала, понимаешь? Потому мне и пришлось тебя впускать. Без приглашения никак не войти, а ты видел Билли-боя: после того, что мы рассказали, он ссал впускать тех, кого не знал.
– И что случилось? Не погулять же он вышел, ну?
– Да уж нет. – Она пожала плечами, глядя на следы борьбы. – Кто-то его забрал.
– Тот, кто не мог войти.
Она кивнула.
– Тот, кто не входил, – сказала она.
Из спальни, где он изучал вещи Билли, появился Варди. Присоединился к ним на кухне.
– Это еще не все, – сказала Коллингсвуд. Описала фигуру руками, нарубила воздух. – Сегодня случилось что-то крупное. Крупное, как когда стырили кракена. Не знаю что, но там что-то бродит.
Бэрон медленно кивнул.
– Проф, – сказал он. – Может, у тебя есть какие-нибудь светлые мысли? Не желаешь ли пересмотреть свое мнение о маловероятности нападений со стороны твоих тевтанутых?
– Нет, – кратко ответил Варди. Сложил руки. – Не желаю. Не желаешь пересмотреть свой тон? Не могу сказать, что тут случилось или кто, что и с кем сделал, но, раз уж спрашиваешь, нет. На мой взгляд, это не тевтизм. – Он закрыл глаза. Коллеги наблюдали, как он пропускает через себя все окружающее, когда работает. – Нет, – повторил он, – это на них не похоже.
– Ну, – вздохнул Бэрон. – Мы сели в лужу, дамы и господа. Наш звездный свидетель и потенциальный коллега ушел в самоволку. Известно, что охранная система не подвела. Делала то, что должна. Но еще известно, что ее одновременно задели и не задели. Это я правильно понял?