Билли дрожал на кровати. Он понятия не имел, утро снаружи или какое там время наступило согласно распорядку церкви без часов. Ему внезапно и очень сильно захотелось сказать Мардж, что Леон мертв. До того Билли о ней не вспоминал, и ему стало стыдно. При мысли о Леоне он зажмурился и задержал дыхание. Билли попытался напрячь внутри себя то, чего коснулся, когда на него напал Госс, когда стекло разбилось и все вокруг замедлилось.
На подносе стоял стакан с мутным напитком. Чернильный поссет. Больше никто не станет опаивать его тайком – выбор за ним. Это подношение, надежда, – хотя сны он видел и без помощи чернил. Билли стал пророком-заложником, авгуром в заключении. Им играли, как фигурой, в вариации апокалипсиса.
Прочитав будущее, полагалось просчитать. Предсказание – это квантовые ставки, соревновательное прозрение наиболее вероятных исходов. Эти отклонения, несогласия, незаменимы при расчетах. При триангуляции возможностей. Никто не знал, что делать теперь, когда все предсказатели сошлись во мнении. Билли схватился за раму кровати. Уставился на чернильный дурман.
Раздался стук, и вошел Дейн. Прислонился к стене. На нем была куртка, в руках – сумка. Долгое время никто ничего не говорил. Просто смотрели друг на друга.
– Я не ваш пророк, Дейн, – сказал Билли. – Спасибо, что спас мне жизнь. Я этого так и не сказал. Прости. Но это… Вы должны меня отпустить. – Билли все еще в розыске, да, но… – Ты можешь мне помочь.
Дейн закрыл глаза.
– Я родился в церкви, – сказал он. – Здесь познакомились мои мама с папой. Настоящим верующим был мой дедушка, папа моего папы. Это он меня учил. Он читал со мной катехизис. Но я хочу сказать: это же чушь, да? Надо не попугайничать. Надо понимать. Он проговаривал со мной все.
Он открыл глаза и достал из сумки снаряжение, осмотрел, вернул назад. Из ствола чего-то вроде пистолета торчал наконечник гарпуна.
– Большинство моих друзей… Ну, сам знаешь, что такое церковь для детей. Вырастают и забывают, да? А вот я… У меня было призвание. Ты знаешь, что сказал тевтекс. – Дейн изучал экипировку. – Мы можем тебя защитить. За тобой охотятся Госс и долбаный Сабби. Всем нужно то, что у тебя в голове, Билли. Знаю, знаю, можешь мне не говорить – у тебя в голове ничего нет. Какая разница?
– Что ты делаешь? – спросил Билли.
– Свою работу. Что я только не делал для церкви! Не спрашивай что, потому что я не скажу. В каждой вере есть свои… – Пауза, во время которой как будто затаили дыхание даже пустые коридоры.
– Крестоносцы, – сказал Билли. Дейн пожал плечами.
– Я хотел сказать – чернорабочие. Решалы.
Поедатели гашиша; госпитальеры; Фрэнсис Х. Килли[29]. Санкционированные мокрушники верующих.
– У всех есть свои бригады апокалипсиса, Билли, на самый черный день. Ждут, как короли под горами. Хотя короли бы не смогли под прикрытием. – Он рассмеялся. – Не смогли бы попасть на работу в Центр Дарвина. – Дейн задрал рубаху. Его кожу покрывали келоидные рубцы. Он показывал их один за другим и называл, как питомцев. – Часовщики, – сказал он. – Секта Спасителя. Мученики Марии. Этот… – Длинная и змеистая лента. – Этот не за божье дело, просто стычка с мерзавцем. Он нас обкрадывал.
Приблизились шаги, но прошли мимо. Дейн смотрел в потолок.
– Знаешь, в чем вопрос? – спросил он. – Чему ты предан. Богу? Церкви? Папе? А если они расходятся во мнениях? – Он не опускал глаз. – Чего хочешь ты и чего хочу я – разные вещи. Ты хочешь быть в безопасности и… не быть пленником. Чего ты хочешь больше? Потому что здесь безопаснее всего. Хочешь еще и отомстить заодно? А я хочу своего бога. Может, на какое-то время направления совпадают. Если мы это сделаем, Билли, мы с тобой, я должен знать, что ты не сбежишь. Я не угрожаю – просто говорю, что ты умрешь, если попытаешься справиться с этим говном сам. Если мы это сделаем вместе, я тебе помогу, но и тебе придется помочь мне. Это значит, что ты должен мне доверять. Но безопасности даже не жди, понимаешь? Если мы пойдем. У тебя на хвосте – все. – Он забрал сумку. – Безопасней оставаться здесь. Но тебя не отпустят. Они хотят знать, что ты видишь. – Дейн постучал пальцем по голове.
– Зачем ты это делаешь? – Сердце Билли опять ускорилось.
– Потому что мы не вправе просто смотреть. Нужно спасать бога.
– Они думают, что это правильно, – сказал Билли. – Я читал о движении без движения. Мур считает, что это праведно – двигаться, как кракен на доске. Не двигаясь.
– Ну, скажи, очень удобно, что это толкование позволяет ему сидеть на жопе ровно? Тебя не отпустят. Мне нужна твоя помощь, но заставлять я тебя не собираюсь. И время не на нашей стороне. Итак?
– Я не тот, за кого ты меня принимаешь, – сказал Билли. – Я не святой, Дейн, только потому, что всего лишь резал кальмара.
– Что тебя больше пугает: что ты пленник или что ты святой? – спросил Дейн. – Я не прошу тебя кем-то быть.
– Что ты хочешь сделать?
– Ты оказался посреди войны. Врать не буду, не скажу, что ты отомстишь за своего приятеля. Госс тебе не по зубам, как и мне. Я предлагаю не это. Мы не знаем, у кого кракен, но мы знаем, что его ищет Тату. Если он заполучит такое… Это из-за Тату убили твоего друга. Лучший способ ему насолить – вернуть бога. Лучше я предложить не могу.
Билли мог бы остаться среди раболепных тюремщиков. Предлагающих галлюциногены, преданно и смиренно записывая любую ахинею, которую он затем наплетет.
– А они будут тебя искать? – спросил Билли. – Если ты от них отобьешься?
Что навлечет это дезертирство! Дейн останется без церкви, которая его вырастила, – герой-вероотступник, несущий веру в сердце тьмы, паладин в аду. Целая жизнь послушания – и к чему она привела?
– О да, – сказал Дейн.
Билли кивнул. Сунул чернила в карман. Сказал:
– Пошли.
Двое караульных у ворот были в шоке, когда увидели Дейна. Кивнули. Благочестиво потупили глаза при виде Билли. Ему тут же захотелось изобразить глас божий.
– Я ухожу, – сказал Дейн. – По работе.
– Конечно, – сказал младший привратник. Переложил дробовик из руки в руку. – Это мы сейчас… – начал копошиться с дверью. – Только, – сказал он, показав на Билли, – тевтекс сказал, нам нужно его разрешение…
Дейн закатил глаза.
– Даже не приставайте, – сказал он. – У меня миссия. И он ненадолго мне нужен, чтобы кое-что разнюхать. Нужно то, что у него здесь, – постучал по голове Билли. – Вы же знаете, кто он? Что знает? Не тратьте мое время, я его тут же верну. – Охранники переглянулись. Дейн добавил низким голосом: – Не тратьте мое время.
И что, они ослушаются Дейна Парнелла? Они открыли ворота.
– Не запирайте, – сказал Дейн. – Он скоро, – и повел Билли по лестнице; Билли за его спиной рискнул оглянуться. Дейн распахнул люк и вытащил его мимо редутов из мусора в заднюю комнатку церкви Христа в Южном Лондоне.
Через окна врывался свет. Вокруг оседала лондонская пыль. Билли моргнул.
– Добро пожаловать в изгнание, – тихо сказал Дейн, опуская люк. Теперь из-за верности долгу он стал предателем. – Двинули. – Они прошли мимо кухни, туалета, хлама. В главной комнате в круге стояли стулья. Билли и Дейн вышли на собрание в основном пожилых женщин, прервавших беседу.
– Все хорошо, милок? – спросила она. И вторая: – У тебя все в порядке, дружок?
Дейн не обратил внимания.
– Они?.. – прошептал Билли. – Они поклоняются кр… поклоняются кракену?..
– Нет, это баптисты. Взаимозащита. С секунды на секунду тевтекс поймет, что мы ушли. Так что надо убираться подальше, быстро. Следуй за мной и делай все, что я скажу и когда скажу. Попытаешься оторваться – и тебя найдут, Билли, и ты умрешь. Нам обоим этого не хочется. Понимаешь? Иди быстро, но не беги. Готов?
22
Среди гадателей, которые так долго предсказывали, что конец уже не за горами, не было ни радости, ни настроения «я же говорил». Теперь, когда все, кто об этом думал, с ними соглашались, – хотя могли и сознательно отринуть эту мысль, – пророки, вдруг и неожиданно оказавшиеся в авангарде мейнстримного мнения, немного растерялись. Какой смысл посвящать жизнь предостережениям, если все, кто тебя послушает, – а большинство это все равно не волнует и наверняка не будет волновать до момента, когда погаснет солнце, – просто кивают и соглашаются?
Маниакальных пророков Лондона поразила чума хандры. Знаки с предупреждениями выбросили, тиражи брошюр пустили под нож, мегафоны закинули в чулан. Те, кто умел вести счет сомнительных сущностей, настаивали, что с самого исчезновения архитевтиса по миру шагает что-то еще. Что-то целеустремленное, напористое и зацикленное на себе. А вскоре после этого оно снова распустилось и стало еще более собой – вылупилось из куколки неопределенности в разумность, в одержимое «сейчас», тяжело топочущее по времени.
Нет, они тоже не знали, что это значит, но такое уж у них сложилось очень сильное впечатление. И это их пугало.
Билли запинался о белый день, холодный свет, пешеходов. О людей в повседневной одежде с газетами и сумками на пути в магазины Южного Лондона. Никто на него и не глянул. Деревья голо царапали небо. Все размыла зима.
Взмыла стайка голубей, заложила вираж и исчезла за антеннами. Дейн с откровенным подозрением уставился на удаляющиеся силуэты. Поманил Билли.
– Шевелись, – сказал Дейн. – Не нравятся мне эти птицы.
Билли прислушался к тому, как плоско, а вовсе не гулко отдаются его шаги по асфальту. Быстро бился пульс. Вокруг – низкий городской горизонт и кирпичная кладка в плачевном состоянии. Церковь позади – не больше чем крупный амбар.
– Совсем не нравятся эти птицы, – сказал Дейн.
Они шли мимо газетчиков, мимо переполненных урн, мимо собачьего дерьма у деревьев, ряда магазинов. Дейн довел их до машины. Не той, что в прошлый раз. Открыл дверцу. Раздался шепот.
– Что? – спросил Дейн. Поднял взгляд. – Это что?.. – Больше не было ни звука. Он смотрел на грубого глиняного дракона – викторианское украшение на крыше, торчащее на вершине. Заторопил Билли в машину.