Когда Леон пропал и не вернулся, когда ни он, ни Билли не ответили по телефону, Мардж пошла в ближайший полицейский участок. Сообщила о двух пропавших людях. Офицеры отнеслись к ней с грубоватым сочувствием, но назвали ей число людей, пропадающих каждый год, каждую неделю, и сказали, сколько из них потом возвращаются с пьяных загулов или легкомысленных выходных. Сказали, что лучше ей не волноваться попусту, и предупредили, чтобы на многое она не рассчитывала.
К ее собственному величайшему удивлению, в участке Мардж расплакалась. Полицейские отреагировали с грубоватой нежностью и смущением, предложили чай и салфетки. Успокоившись, она вернулась домой, ничего не ожидая и не зная, что делать. Но через полтора часа после возвращения (всплывшие в рапорте о ее визите некоторые ключевые слова, коррелирующие с другими словами, привлекшие внимание названные имена, неточно воспроизведенное, но красноречивое последнее сообщение Леона, помеченные компьютерными системами – и близко не такими безнадежными, как заявляют нарочито циничные комментаторы) раздался стук в дверь. Мужчина средних лет в костюме и очень молодая блондинка в неряшливо надетой полицейской форме. Женщина держала поводок, но собаки рядом видно не было.
– Здравствуйте, – сказал мужчина. У него был тонкий голос. – Мисс Тилли, правильно? Меня зовут Бэрон. Старший детектив-инспектор Бэрон. Это моя коллега, констебль Коллингсвуд. Мы хотели бы поговорить. Позволите войти?
Внутри Коллингсвуд медленно повернулась кругом, впитывая глазами темные стены, плакаты видеоивентов и подвальных вечеринок с электроникой. Бэрон и Коллингсвуд не сели, хотя Мардж и показала им на софу. Она почувствовала какой-то земляной, свиной запах и моргнула.
– Как я понимаю, у вас куда-то делись друзья, мисс Тилли, – сказал Бэрон. Мардж думала его поправить – «миз»[30], – но передумала.
– Я не ожидала, что вы придете, – сказала она. – В вашем участке мне сказали, что ничего особо не могут сделать.
– А… Что ж, они не знают того, что знаем мы. В каких отношениях вы состоите с Билли Хэрроу?
– С Билли? Ни в каких. Я с Леоном.
– С?..
– Я же сказала.
– Вы еще ничего мне не сказали, мисс Тилли.
– Я все сказала в участке. Он мой любовник.
Коллингсвуд закатила глаза и покачала головой: «Ой-ой, какие мы, сука, нежные». Она пощелкала пальцами, словно подзывая животное, показала подбородком на другие комнаты.
– И с тех пор как Леон ушел к Билли, вы ничего о нем не слышали? – спросил Бэрон.
– Я даже не знаю точно, когда он пропал. Почему вы пришли так быстро? В смысле, мне сказали ничего не… – Она раскрыла рот во внезапном приступе ужаса. – О боже, вы его нашли?..
– Нет-нет, – сказал Бэрон. – Ничего подобного. Это, скорее, ситуация с пересечением дел. Мы с Коллингсвуд… Понимаете ли, обычно мы не занимаемся пропавшими людьми. Мы из другого отдела. Но нас поставили в известность о вашей проблеме, потому что она может иметь отношение к нашему делу.
Мардж уставилась на него:
– Случай с кальмаром? Вы это расследуете?
– Бля-я-я-а! – сказала Коллингсвуд. – Так и знала. Вот же охреневший засранец.
– Э-э, – Бэрон слегка поднял брови. – Да. Нам было, скажем так, интересно, сможет ли Билли удержаться от сплетен.
– Надо отдать должное, босс, для человека, который сам не знает, что делает, мутит он мощно. Ну все, давай уже! – Последнее она, насколько видела Мардж, сказала в никуда.
– Мы бы предпочли, чтобы вы держали при себе все, что он рассказал, если будете так добры, мисс Тилли.
– По-вашему, это как-то связано с исчезновением Леона? – спросила в изумлении Мардж. – А Билли? Где они, по-вашему?
– Ну, этим мы сейчас и занимаемся, – сказал Бэрон. – И не извольте беспокоиться – мы сообщим вам, как только что-нибудь узнаем. Билли много рассказывал о кальмаре? Леон его видел? Он был завсегдатаем музея?
– Что? Нет, вовсе нет. В смысле, один раз вроде видел. Но ему это было как-то неинтересно.
– Вам он об этом рассказывал?
– Леон? – спросила она. – В смысле, рассказывал ли он мне про кражу? Он думал, что это очень смешно. В смысле, он понимал, что для Билли это многое значит. Но сами понимаете, это же так странно, да? Как тут не прикалываться. Я даже сама не знала на все сто, стебет нас Билли или нет, понимаете?
– Да нет, – сказала Коллингсвуд.
– И зачем, по-вашему, ему понадобилось такое выдумывать? – спросил Бэрон.
– Ну, по новостям-то ничего не показывали?
– Не показывали, – сказал Бэрон. – О, но это же… это же намек красноречивей слов. На такой запрет на разглашение, какой вы и представить себе не можете. – Он улыбнулся.
– В любом случае не то чтобы Леон это одобрял. Он просто… Ему было смешно от самой идеи. Он даже скинул мне шутку перед тем, как…
– О да, – сказала Коллингсвуд. – Просто ржака.
– Ну вы чего, – сказала Мардж. – Кто-то упер гигантского кальмара. Ну вы чего!
– Что вы можете рассказать нам о Билли? – спросил Бэрон. – Что вы о нем думаете?
– Билли? Не знаю. Он ничего. Я его почти не знаю. Он друг Леона. А почему вы спрашиваете?
Бэрон глянул на Коллингсвуд. Она покачала головой и дернула за поводок.
– Ни фига, – сказала она. – О-ой, прости, Бодрячок.
– Что происходит? – спросила Мардж.
– Просто расследуем, мисс Тилли, – сказал Бэрон.
– А мне стоит… Насколько мне стоит волноваться?
– О, не очень, – сказал он. – Ты бы волновалась, Кэт?
– Не-а. – Коллингсвуд набирала кому-то сообщение.
– Знаете, чем больше я об этом думаю, тем больше вижу, что это не связано с нашим делом. Так что я бы на вашем месте не волновался.
– Ага, – сказала Коллингсвуд, все еще тыкая в телефон. – Не-а.
– Итак, – сказал Бэрон, – очевидно, мы дадим вам знать, если решим иначе. Но должен сказать, что это маловероятно. Премного благодарны. – Он кивнул. Коснулся указательным пальцем козырька отсутствующей кепки, как бы «засим откланиваемся».
– Эй, что? – спросила Мардж. – И все? – Коллингсвуд уже была у дверей, поднимала воротник, как заправский денди. Она подмигнула Мардж. – Это что сейчас было? – не унималась Мардж. – Вы уходите? И что теперь?
– Всячески заверяем, что будем не покладая рук искать этого самого вашего и того, второго, – сказала ей Коллингсвуд.
Мардж раскрыла рот.
– Ну что такое, Кэт? – сказал Бэрон. Покачал головой, закатил глаза для Мардж, как утомленный отец. – Мисс Тилли, как только мы получим представление, что происходит, мы немедленно с вами свяжемся.
– Да вы слышали, что она сказала?
– Кэт, – сказал Бэрон, – отправляйся давай в машину. Слышал, слышал, мисс Тилли. И приношу извинения.
– Я хочу подать жалобу. – Мардж трясло. Она сжимала и разжимала кулаки.
– Ну конечно. Вы целиком в своем праве. Вы должны понять, что проблема здесь только в кладбищенском юморе Коллингсвуд. Она превосходный офицер, и таким образом она справляется с травмой, с которой мы вынуждены сталкиваться каждый день. Признаю, не то чтобы это было оправданием. Так что прошу, подавайте жалобу, это пойдет ей на пользу. – Он помедлил в дверях, положив руку на косяк. – Я передам ей, как разочарован ее поведением.
– Стойте, вы не можете вот так уйти. Как мне с вами связаться, если?..
– Вам назначили офицера для связи в вашем местном участке, верно? – спросил Бэрон. – Обращайтесь к нему. Он передаст любую информацию мне и моему отделу.
– Какого черта? Вы не можете так внезапно… – Но дверь уже закрывалась, и хоть Мардж и дальше кричала и требовала объяснить, что происходит, она не пошла за офицерами. Мардж привалилась к двери, пока не прошло сильное ощущение, что она расплачется. И произнесла вслух:
– Что это была за хрень?
Что это было? Спорное решение, и притом неправильное. Интуиция из того разряда, о котором редко говорят: «ошибочная».
– Вообще по нулям, – сказала Коллингсвуд. Закурила. Дымок подхватился зимним ветерком. – Ни хера она не знает.
– Согласен, – ответил Бэрон.
– И все это не имеет к ней никакого отношения. Здесь мы ни к чему не придем.
– Согласен, – ответил Бэрон.
– Возле этой квартиры чертовыми чарами даже не пахнет, – сказала Коллингсвуд. – Не то что у Билли.
У него точно был человек или люди с душой или душами, извалянными в том или ином волшебстве. В квартире Билли ее несчастный эфирный зверек-компаньон извертелся, исскулился и визжал так громко, что его услышал даже Бэрон.
– Знаешь, сейчас ведь тишь да гладь, – сказала Коллингсвуд. – Пока все до усрачки боятся ПВП. То есть любой оставшийся след должен бросаться в глаза. Но ты сам видел хрюшу. – Она потрясла поводок. – Ну, в смысле, не видел, но ты понял, о чем я. Тут пустышка. Ну и в чем дело? Этот самый Леон при каких-то делах?
– Сомнительно, – сказал Бэрон. – Судя по всему, что мы нашли, он абсолютно никто. Просто типичный обыватель. – Он сделал губами звук «бр-р-р». – Если он как-то связан с кракеном, то он под глубоким прикрытием бог знает как долго. По-моему, его зацепило случайно.
Коллингсвуд слушала тексты-мысли. Она чувствовала, как ее краткосрочный фамильяр вынюхивает слабые паразапахи магии на улице.
– Ну, жалко птичку, – сказала она.
– Именно. Сомневаюсь, что мы его еще увидим. Или Билли.
– Если только Билли и не есть наш преступник. – Они задумались. – Слышал, что этим утром травил Варди?
– Где он вообще? – спросил Бэрон. – Чем занят?
Коллингсвуд пожала плечами:
– Хз. Говорил что-то про изучение религиозной жизни Адлера.
– А она у него была?
– Я хз, начальник. Не я же изучаю. Но то, что он утром-то говорил, ты слышал? Про кракенистов?
Конечно, уже пошли слухи обо всех аспектах кражи, убийства, загадки. Никому не затушить распространяющийся пожар слухов. Работа Бэрона и Коллингсвуд заключалась в том, чтобы их слушать. Теологические стукачи Варди доложили ему – а он доложил коллегам, – что на улицах шептались об опале высокоуровневых адептов тевтической церкви.