Он завоевывал сердца и умы. В противоположность Тату – неустанному инноватору брутальности, который обращался к этикету и приличиям только ради шока, когда злился, – Гризамент ценил традиции подпольного Лондона. Он поощрял среди своих войск благородное поведение, демонстрацию уважения к устоям города.
Он развлекался – конечно, с весельем, но не веселья ради, – с рудиментарными воспоминаниями подпоЛондона. Минуло уже много лет с тех пор, как по улицам ходили – если это вообще было – самые легендарные представители бестиариев, но вместо того, чтобы просто пожать плечами и смириться с этим падшим ландшафтом опустившихся фишек, Гризамент вернул в моду городских монстропасов. Раньше они были всего лишь группкой с довольно нелепым хобби, эти призыватели магического прошлого из самой материи Лондона – лиственных минотавров, мусорных мантикор, дерьмовых драконов – время от времени вставали под его стяги. А с его кончиной они опять стали фольклорными танцорами от сверхъестественного, пустым местом.
– Не то чтобы все думали, будто он никогда не умрет, – сказал Дейн. – Бессмертных не бывает, люди не дураки. Но это стало шоком. Когда мы услышали, что Гризамент умирает. Он – в отличие от стольких царьков, кем, в принципе, и являлся по-своему, по-обаятельному, – не напускал туману на свои обстоятельства. Он рассылал гонцов. Он просил о помощи. Он искал средство от того мелкого и бытового смертельного расстройства, что его поразило.
– Кто это сделал? – страдальчески требовали ответа его сторонники. Их не утешил тот факт, что, похоже, никто. Случай да биология.
– Некоторые смертисты на нем озолотились, – сказал Дейн.
– Смертисты?
– Танатурги. Всех перепробовал – фишечников, которые фишковали со смертью. Люди думали, он пытается ее обмануть. Не он первый. Но на что только ни пойдешь. Впрочем, благодаря этому он встретился с Берн. Она была его дамой сердца. Мне казалось, она хотя бы подарила ему момент счастья в последнюю пару лет.
– И что?
– Что «и что»? И умер. Были похороны. Кремация, как у викингов. Здорово, всякие сумасшедшие фейерверки. Когда он понял, что уходит, то сменил смертистов на пиро. Джинны и люди, Анна Джиньер, Как-его-там Коул. Когда погребальный костер вспыхнул – блин, он был весь на фишках и горел не как обычный огонь.
– Ты его видел?
– Мы прислали делегацию. Как и большинство церквей.
Огонь опалял во все стороны, выжигал определенные определенности, проедал дыры в том, в чем проедать дыры ему было не по чину, – зрелищно, как целый мир фейерверков. Близость места проведения – какой-то обработанной камеры в каком-то невинном с виду банке – к Пуддинг-лейн, необычная натура костра и репутация готовивших его пиро натолкнули на мысли, что это проводник – какая-то фишечная искра, упавшая на четыреста лет назад, зачавшая Великий пожар и прожигавшая для Гризамента спасительную дырочку из настоящего, где он умирал.
– Бредни, – сказал Дейн. – И в любом случае, куда бы он ни отправился, смерть все равно уже сидела в нем.
Потому что он умер – тот, кто только что прислал сообщение.
– Почему сейчас? – спросил Билли. Он шел бок о бок с Дейном – не отступая ни на шаг в отличие от того, как ходил раньше. Они оказались в Дагенхэме – на улице с грязными и запустелыми зданиями, где гофрированное железо было почти таким же обычным фасадом, как кирпич.
– Послушай ты меня, Дейн, – сказал Билли. – Куда ты так несешься? Да господи! – Он схватил Дейна и повернул лицом к себе.
– Я же сказал, никто, кроме него, не знает, что мы встречались…
– Он это или нет – ты не знаешь, что происходит. А мы должны залечь на дно. За наши головы объявили награду. Встреча с Вати – завтра. Давай подождем, обсудим все с ним. Это же ты учил меня думать, как солдат, – сказал Билли. Дейн расправил плечи:
– Не говори мне, – сказал он, – что я солдат. Ты сам-то кто?
– Вот ты мне и скажи, – ответил Билли. Они с трудом не повышали голоса. Билли снял очки и приблизился: – Ты как думаешь, кто я? Ты давно уже не спрашивал меня о снах. Хочешь знать, что я видел? – Он давно ничего не видел.
– Ну конечно, нужно быть осторожнее, – сказал Дейн. – Но один из самых важных игроков Лондона только что вернулся из мертвых. Из ниоткуда. Почему он выжидал? Что он делал? И почему хочет поговорить со мной? Нам надо знать, и надо знать сейчас.
– Может, он и не умирал. Может, его мы и ищем.
– Он умер.
– Факты говорят против, – сказал Билли, снова надевая очки. Все это было нелогично. Он не понимал, как это устроено. – Откуда ты знаешь, что он не хочет тебя убить?
– С чего бы? Я никогда не выступал против него. Я работал вместе с его парнями. У него никогда не было большой команды, я знал всех наперечет. Он понимает, что Тату охотится за нами, а они с ним… не самые большие друзья. В любом случае, – сказал Дейн, – мы в маскировке. – Билли чуть не рассмеялся. Они были в новой неинтересной одежде из последней явки – вот и все. – Но надо что-то сделать с этими очками, – сказал Дейн. – Выдают с головой.
– Очки мои не трожь, – сказал Билли. – Если он все это время был здесь и никому ни слова не сказал… Что изменилось теперь? Ты в изгнании. Не можешь никому сообщить, что он жив. Ты теперь такая же тайна, как и он.
– Нам надо… – Дейн не был изгнанником по определению – его не изгоняли. Два-три раза он говорил о людях своего ремесла в церкви. «Было время, когда Бен занимался тем же, что и я… – рассказывал он. – Был этот парень, и мы с ним…» Чем бы они тогда ни занимались, все прошло. Билли видел на службе перед алтарем амбалов – у кракенистов явно имелись бойцы. Но есть разница между молодым умелым верующим и освобожденным от должности убийцей. Дейн был не стар, но достаточно зрел, чтобы заниматься своим делом многие годы, – а все товарищи, о которых он говорил, остались в прошлом. За это время с церковью что-то случилось, думал Билли. Может, упадок. Ни с того ни с сего самоизгоняться не будешь.
Уходят ли агенты тевтисов в отставку? Умирают – это да. Круг нейтральных коллег вроде Вати и Джейсона, у которых Дейн искал помощи, его полудрузья-полутоварищи – сеть, противоречившая его одинокому статусу, не разделяла толкавшей его абсурдной веры. Дейн был последним из спрутских агентов, и он был одинок. Откровение о связи с другой силой – реальной силой, с которой были общая история и альянс, внезапно и неожиданно восставшей, – его зацепило. Билли оставалось только напоминать об осторожности.
Они пришли на место встречи пораньше. Это была заправка – закрытая, забитая, на треугольном пятачке между жилыми кварталами и неубедительным предприятием легпрома. Топливные насосы убрали; цемент, исчерканный следами шин, зарос травой.
– Держись рядом, – сказал Дейн. Они были под эстакадой, наверняка открыты верхним окнам ближайших домов. Билли двигался так, как предложил Дейн: нескрытно, как будто шел по обычным делам. В подобных местах маскируются так.
На углу стоянки, за остатками мотора, над низкой стенкой был проход на задворки.
– Это наш выход – но для остальных это вход, так что будь начеку, – сказал Дейн. – Будь готов бежать как охреневший.
Свет гас. Дейн не пытался казаться невидимым, но все-таки дождался, когда сгустится некая критическая масса темноты, прежде чем достать гарпун. Держал его свободно. Когда небо стало последнего плоского темно-серого цвета, через разлом в стене пробралась женщина и подошла к ним.
– Дейн, – сказала она.
Лет сорок, в дорогом пальто, юбке, серебряной бижутерии. Седеющие волосы пышно зачесаны. При себе – чемодан.
– Это она, – сказал Дейн. – Это Берн, – торопливо бормотал он. – Это она. Работала на Гриза, когда он заболел. Прикипела к нему. Не видел ее с самой его смерти.
Дейн прицелился гарпуном от бедра.
– Стоять, где стоишь, – сказал он. Она пригляделась к необычному оружию. – Стойте, мисс Берн, – сказал он. Несколько секунд в щебенчато-шершавом закутке никто не говорил. Где-то за полмили Билли слышал допплеровский хрип поезда.
– Прошу прощения за нервы, – сказал наконец Дейн. – Я в эти дни довольно застенчивый – есть пара проблем…
– Мои соболезнования, – сказала женщина. – Мы слышали о твоих разногласиях с прихожанами.
– Ага, – сказал Дейн. – Ага. Ну спасибо на этом. Давно не виделись. Неожиданно, что твой босс прислал записку.
– Смерть уже не та, что раньше, – сказала она. Манера речи высших классов.
– Ясно-понятно, – сказал Дейн. – Ну, тебе ли не знать, правильно? Мы оба знаем, что ты его не вернула. Со всем уважением – уверен, ты в своем деле мастер, – но! Но даже ты и Гризамент этого не смогли. Где он? Без обид, но встретиться мы пришли не с тобой.
– Он хочет увидеться не столько с тобой, Дейн Парнелл. Хоть это и связано с твоим богом. – Она показала на Билли.
«Так и знал», – подумал Билли и сам понятия не имел, откуда эта мысль взялась или что значила. Он же ничего не ожидал. Возникла пауза. Билли осматривал округу – силуэты на фоне мрачных небес.
– Чего хочет твой главный? – спросил Дейн. – Где он? Где он был уже бог знает сколько лет?
– Мы слышали, что Тату науськал на ваш след всех охотников за головами отсюда до Глазго, и за вкусные деньги, – сказала Берн. – Твоя церковь хочет тебе смерти. И будто этого мало, за вами идут Госс и Сабби.
– А мы просто популярные, – сказал Дейн. – Куда он делся?
– Слушай, – сказала она, – после случая с Тату все было не так просто, как мы делали вид. Не то чтобы оправиться вообще было нельзя. У него… тогда были трудности. А когда мы поняли, что Тату все еще охотится на него – и это наша промашка, надо было просто его убить, вот ценный урок на будущее: не перемудри с местью, – Гризаменту понадобилось… немного времени. Пространства для маневра. Отлежаться. Сам подумай, Дейн. Никто не знает, что он жив. Представь, какое это преимущество. Вы сами все почувствовали. – Она пожала плечами, показав глазами на небо. – Вы видите, что все идет не так. С тех пор как похищен твой бог. Мистер Хэрроу, вы там были. Вы были в Центре. Это вы обнаружили пропажу. А это кое-что значит.