– Да, но… – сказал Билли. Его удивила твердость собственного голоса. – Ты же сам думаешь, что у меня есть какое-то знание, о котором я даже не знаю, да? Ну, не знаю почему, но мне все это не нравится. Ясно?
– Это не пустяк, Дейн, – сказал наконец Вати. – Слушайте. Мне есть что рассказать. Помните список портеров, которые, как мы думали, могли забрать кракена? Я его проверял. – Сегодня голос Вати был тонким и мраморным. – Саймон, Эйкан, парочка других, помните? На всех есть данные – известно, какие они, на кого работают, в чем хороши и в чем не очень, все такое. Если мы об этом подумали, можете свою задницу прозакладывать, что подумали и все остальные, кто знает про кракена, и они тоже ищут: мы слышали от бывшего соседа Эйкана по квартире, что копы о нем спрашивали. Но они неверно мыслят. Темная лошадка – Саймон.
– Саймон Шоу отошел от дел, – сказал Дейн.
– Да, в этом и суть, – сказал Вати. – Я плясал от методов. Ребекка пользуется червоточинами, но ей нужен источник сил, и после этого остаются озлобленные частицы. Ты говорил, полиция ничего не обнаружила?
– Я не знаю, что они искали, – ответил Билли. – Но слышал, как они говорили, будто никаких следов не было.
– Ну вот, – сказал Вати из мадонны. – Эйкан пользуется Тай аль-Ард – отличный метод…
– Только такой телепорт я бы и выбрал, – сказал Дейн.
– Но то ты, – сказал Вати. – Даже если бы он и мог портировать что-то размером с кракена, это бы почувствовал кто-нибудь из ирфанов[42]. Как ты и сказал, Саймон уже не у дел. Но вот какая штука: у него есть фамильяр.
– Я не знал, – ответил Дейн.
– Сказать по правде, и я не знал, пока мне не напомнил один из организаторов. Этот фамильяр не похож на большинство. Саймон проследил, чтобы тот платил взносы, – наше дело фамильяра никогда не привлекало, но он слал нам энергию, чтобы прикрыть активистов. Саймон хорошо с ним обращался. Просто обожал. Но у нас с ним должна была остаться связь – а никто ее не чувствует. Пришлось выйти на охоту. Не знаю, сколько он бродяжничал. Я наконец нашел поганца на свалке. Он здесь только потому, что доверяет мне.
А какой фамильяр не доверял?
– Здесь? – спросил Билли. – Здесь здесь?
Статуя свистнула. Из-под чахлого куста по соседству снова раздался шорох.
– Господи боже! – сказал Билли. – Это еще что?
Среди сигаретных окурков и ошметков еды посапывал, поскуливал и шептал клочок запаршивевшей и клочковатой шерсти размером с ладонь. Мордочки не было – только слой грязи и кожа болезненного вида.
– Что это, блин? – спросил Дейн.
– Саймон сам его сделал с нуля, – сказал Вати. – Фамильяр свалян из него. Его обрезки – кожа, ногти. Жизнедел слепил это воедино. А мех – от ветеринара: собака, кошка, все подряд.
У существа не было ни глаз, ни видимого рта.
– Какая польза от этого комка шерсти? – спросил Дейн.
– Никакой, – ответил Вати. – Он туповат, из него никудышный охранник, нет фокусировки для фишек. Но Саймон все равно его сделал. Из себя – чтобы у паршивца была связь. Хлипкая, но она еще чувствуется. Не знаю что, но пару лет назад что-то спугнуло Саймона, и он бросил работу. А судя по поведению этого малыша, недавно случилось что-то еще. Знаете, за чем мы его застали? – Существо передернулось, и Вати снова издал успокаивающий звук. – Он собирал еду – как бы складывался на ней, чтобы тащить. Думаю, для Саймона. Думаю, он уже много дней ходит за припасами, носит обратно. Думаю, он сам по себе.
– Зачем такое могло понадобиться Саймону? – спросил Дейн, уставившись на жалкую замухрышку.
– Ну, – сказала статуя-Вати, – ты же знаешь, как Саймон любит одеваться. Никогда не смотрел телик, Дейн?
– А как он одевается? – спросил Билли.
– В бутафорскую форму, – ответил Вати. – Со значком на груди. – Голос у него был лукавым.
– А при чем тут это? – спросил Дейн.
– Да ладно, – вдруг сказал Билли, уставившись на причудливого фамильяра. – Ой, да ты прикалываешься.
– Ага, – сказал Вати. – Дошло.
– Что? – спросил Дейн. Уставился на статую и на Билли. – Что?
– Все время говорят, – объяснял Билли Дейну – и как было приятно для разнообразия объяснять что-то Дейну, – о влиянии дешевой научной фантастики на настоящую науку. Это повод и для стыда, и для гордости, что большая доля ученых вдохновлялась всяким грубоватым визионерским лепетом, который они любили в молодости. Специалисты по спутникам цитируют Артура Кларка, биологов в свою область привели киношные образы нейро– и нанотехнологий. А тяжеловесное покорение космоса по Роденберри[43] привело к демографическому скачку молодых физиков, пытавшихся реплицировать репликаторы, трикордеры, фазеры и телепортационные залы.
Но это касалось не только точных наук. На этом росли и другие профессионалы. Копались в старых произведениях социологи соцсетей. Философы угнали многомирье, благодарные мастерам альтернативных реальностей. А выдуманные будущие – без ведома мейнстрима – стали переломным опытом для поколения лондонских магов, и они не меньше физиков стремились воспроизвести свои любимые произведения. Наряду с технопаганизмом и магией хаоса, кроулизмом и друидской помпезностью появились реальноделы, воспитанные телевизором.
Что самобытно – большинство фишечников вдохновляло не фэнтези, не «Баффи», «Ангел», «Американская готика» или «Сверхъестественное»., а научная фантастика. О путешествии во времени не было и речи – во Вселенной нет зафиксированных линий, – но фанаты-чародеи «Доктора Кто» делали нетрадиционные палочки, отказываясь от ивы в пользу аккуратно выточенного металла, и называли их «звуковыми отвертками». Гадатели из поклонников «Семерки Блейка» звали себя Детьми Орака. Четвертая лучшая оборотница Лондона сменила имя по одностороннему обязательству на «Майя», а фамилию – на «Спейс1999»[44].
Были волшебники, отдававшие предпочтение сериалам на любителя, – эмпатехи, которые не затыкались о «Звездной полиции», культурно образованные некроманты, подсевшие на «Лексс», и молодое поколение, называвшееся в честь «Далеко во Вселенной» и «Бэтлстар Галактики» («Римейка, конечно же!»).
Но популярнее всего оставалась классика, а самой классической классикой, как и у техников НАСА, был «Стар Трек».
– Имя фамильяра Саймона, – сказал Вати, – Триббл.
39
– Ну конечно, я смотрел «Стар Трек», – сказал Дейн. – Только понятия не имею, что это за сраный триббл.
Они были у Лондонского моста. Последний известный адрес Саймона пустовал многие месяцы. Они искали.
– Ну, в общем, вот это триббл и есть, – сказал Билли. Он снова был в дурацком прикиде слишком молодого студента. Он заглянул в целлофановую сумку в руках. Внутри дрожал Триббл. Билли пригладил его грязную шерсть. Они проходили фигурки на черепичных крышах и гипсовые статуэтки на зданиях. Недоодетые манекены. Из каждого доносился шепот Вати, утешающий Триббла, поддерживая спокойствие не-зверя.
– Ты уверен, что мы идем правильно? – спросил Билли.
– Нет, – сказал Вати. – Я пытаюсь проследить связь в обратном направлении. Кажется, она ведет куда-то сюда. Если подойдем поближе, я почувствую.
– Так что там за херня с этим вашим трибблом? – спросил Дейн.
– Это я и пытался тебе объяснить, – сказал Вати. Он говорил порывами слов от всех статуй. – Саймон по уши влюблен в этот дурацкий сериал. Ездит на конвенты. Собирает коллекции, фигурки, все такое. Почти все время расхаживает в дурацкой форме.
– Ну и что? – спросил Дейн. – Ну, талантливый, зашибает деньги и просирает на шмотки. Лучевик, который изображает из себя мистера Спока, блин.
– Скотти, – сказал Билли. Посмотрел на Дейна поверх очков, по-ученому. – Спок ничего не телепортировал.
– Чего? Кого? Пофиг. Слушай, портировать можно по-разному. Можно складывать пространство, – Дейн смял воздух руками. – Так, что места вдали друг от друга на миг соприкасаются. Но Саймон занимается не этим, Билли. Он лучевик. Дезинтегрирует, что хочет, фигачит частицы в другое место, собирает заново.
– А недавно же был аукцион с вещами из «Стар Трека»? – спросил Билли. – Пару месяцев назад? В «Кристи» или еще где-то? Кажется, что-то такое помню… Все аукционисты были в форме. Там еще продали модель звездного корабля где-то за миллион фунтов.
Дейн прикрыл глаза:
– Что-то знакомое.
– В моих промежутках что-то странное, – сказал Вати из потертой каменной собаки. – Кажется, Триббл хочет, чтобы мы повернули налево.
– Мы ходим кругами, – сказал Билли.
Они замедлились. Они уже три раза обошли многоэтажку – словно по орбите, где обшарпанный бетонный столб был солнцем. На улице они были не одни, но никто из прохожих не обращал на них особенного внимания.
– Он хочет отвести нас внутрь, – сказал Билли, – но боится.
– Ладно, обождите, – сказал Вати из пластмассовой совы – пугала на крыше аптеки. – Я посмотрю.
Вати перешел в уютную пластмассовую Деву Марию на приборной доске; на кладбище – в надгробного ангела, выглянув через его глаза в птичьем помете. Стаккато манифестаций – до самого основания высотки, окинув здание глазами лошадки на пружинке с детской площадки.
В нескольких квартирах он чувствовал фамильяров. Все из профсоюза. Двое бастуют; еще один – кто это? – попугай – все еще работает, но по какому-то мандату. Профсоюзная троица с удивлением ощутила присутствие своего организатора. Он потянулся, нашел детскую куклу на первом этаже. Понадобились доли момента, чтобы осмотреться из крошечной Барби, снова уйти, в терракотовую даму в соседней квартире, снова выглянуть – ничего интересного, – дальше в фарфоровую пастушку на каминной полке по соседству.
Он скользил по фигурам. Моменты статуированного сознания множились облаком. Он стробировал через этажи по куклам, резной мыльнице, кролику, секс-игрушке, старинной реликвии, смотрел, трахался, ел, читал, спал, смеялся, дрался – человеческая мелочовка, которая его не интересовала.