. Когда Адлер поговорил со мной, все изменилось.
Саймон, нашептывая фразочки из своего сериала, прибыл во мрак Центра Дарвина с ревностно воспроизведенным спецэффектом, напоминающим рябь по воде, чтобы «взять координаты» и с напряжением силы дезагрегировать кракена и себя в потоке частиц, энергии, снова частиц.
– Тогда что случилось с Адлером? – спросил Билли. Сайра выдержала его взгляд. Фитч – нет.
– Такое место, – сказала Сайра. – Оно под охраной. Просто войти нельзя.
– Хладнокровные ублюдки, – сказал наконец Дейн.
– О, я тебя умоляю, – ответила Сайра. – И мне это будет говорить убийца!
– Вы воспользовались им как наживкой, – сказал Билли. – Что-то сказали, чтобы он не… Нет, чтобы все было вовремя, вы отправили его сами.
– Саймон ни за что бы не смог войти и выйти, – скулил Фитч. – Мы не знали, что ангел… мы просто хотели его отвлечь.
Ангел памяти, мнемофилакс, налетел на Эла, как только Саймон портировал незадачливого грабителя. Не то чтобы свихнувшийся трекки был совершенно неповинен в чужих смертях. Оказывается, в реальности на его совести по самой меньшей мере лежало одно преднамеренное убийство.
– И пока ангел разбирался с ним, вы вынесли кракена. – Билли покачал головой. – Встает второй вопрос. Все это вы сделали, чтобы остановить огонь, так? – Он поднял руки. – Ну, вы же показывали нам кишки. Мы же все знаем, на что сейчас похоже небо. Так что пошло не так?
Долгая тишина.
– Не сработало, – сказала Сайра. Покачала головой, открыла и закрыла рот.
Билли скверно рассмеялся.
– Вы увидели, что будет, если его украсть. И украли, чтобы его не украли. Но, украв, вы его украли. И запустили конец света.
– Я не знаю, что делать, – сказал Фитч.
– Я тебе скажу, что делать, – ответил Дейн. – Веди меня к моему богу.
46
У голубей снова разыгралось несварение, и отвратительные результаты их нервозности стали забавной забивкой в теленовостях. Прочие городские переполохи игнорировать с помощью избирательного тривиализующего упоминания было труднее. Топливо в домашних очагах едва горело. Начались нервные спекуляции об атмосферных условиях. Любой огонь разгорался с трудом. Как будто он был в ограниченном объеме, как будто его копили, для чего-то приберегали.
А также – ах да, – пропадали люди. На войне гражданских нет, нет файерволов между людьми в блаженном неведении и людьми на связи с сетями, преступными рынками и религиозностью. И лондонцы – даже решительно мейнстримные – пропадали. Не в мифическом бесследном стиле, а с самыми что ни на есть тревожными остатками: одна туфля; продукты, которые они собирались купить, но еще не купили, в сумке на пороге их двери; граффити в виде пропавшего – там, где его видели в последний раз. Может, люди и не понимали, что происходит, но то, что что-то происходит, уже не поддавалось правдоподобному отрицанию.
Билли и Дейн хорошо постарались. Внимание к своим передвижениям; камуфляж, который Дейн волочил за ними, тасуя чары, – вторая натура для человека с его подготовкой; маскировка – нелепая, но небесполезная; солдатская бдительность Дейна: все это многими днями уберегало их от взглядов следопытов, а когда ты цель в каком-то смысле самой крупной за целую кучу лет коллекции смертоносных талантов, собравшихся ради одного заказа в Лондоне, это все-таки кое-что.
Достойный период времени эти преследователи оставались несолоно хлебавши. В сумерках звучал, как трубящий пердеж, охотничий рожок городской охоты, пока они неслись на своих неортодоксальных скакунах по крышам – отчего местным казалось, что прошел очень короткий и сильный град, – и не могли выследить ни черта. Охотники за головами – почти ковбойского стиля – не смогли загнать цель. Лондонцы плохо спали, потому что в их внутренние ночные земли вторгались безглазые бестии, вынюхивающие по их сексуальным фантазиям и родительским страхам, – сновидческие гончие, что были опаснее всего, когда спали. Они тоже не учуяли добычу.
Охотники передрались. А также не раз насмерть сталкивались с фигурами, которые казались представителями каких-то иных сил; которые приходили и уходили слишком быстро, чтобы можно было их встроить в какую-либо известную политическую схему вещей. Исчезающие, стоит только их увидеть, мужчины и женщины в сопровождении вынюхивающих теней-монстров.
Банды и фрилансеры-одиночки усеяли город обещаниями наград: что угодно за урожай улик. При всей своей внимательности, магических фишках и навыках Дейн не мог противостоять всем обрывкам, мимолетным взглядам, подслушанным словам – всему тому, что сами прохожие даже не регистрируют, но лучший охотник сумеет вычленить из человека, который даже не подозревает, что он в себе хранит; вычленить, сличить и обналичить.
– Я зайду, – сказал Фитч. – Остальным лондонмантам надо меня видеть. И еще теперь надо придумать, как занести его, – он показал на человека, которого подстрелил Билли. – Ты должен меня отпустить, Дейн, – сказал он. – Или хочешь, чтобы они заволновались?
Дейн поднял оружие так, словно не знал, что с ним делать, и заскрипел зубами.
– Ты им веришь? – прошептал Билли.
– Мы не знали, что ты хотел с ним сделать, – добавил Фитч. – Иначе бы уже сказали.
– Мы не знали, можем ли вам доверять, – сказала Сайра. – Знаете, как некоторые мусульмане избавляются от страниц из Корана? Они их сжигают. Это самый святой метод. То, что грядет, хочет сжечь дотла весь мир, начиная со спрута. И оно все еще близко. Мы думали, что это и есть твой план.
– Вы думали, я уничтожу мир? – спросил Дейн.
– Ненамеренно, – сказал Фитч странным успокаивающим тоном. – Случайно. В попытке освободить бога.
Дейн уставился на них.
– Ни хера я сжигать не собираюсь, – ровно сказал он. – Ведите меня к нему.
«И мы расскажем вам, что знаем сами, – подумал Билли. – Что Гризамент еще жив».
– Нужно кое-что подготовить, – сказал Фитч. – Защиту. Дейн, мы можем работать вместе. Мы можем быть на одной стороне. – Теперь он воодушевился. Сколько же он носил это бремя?
– У нас хватает предложений, – сказал Дейн. – С нами все хотят поработать.
– Нам надо о нем узнать, – сказала Сайра. – В этом кракене должно что-то быть. Вот почему нам нужен ты, – сказала она Билли. – Ты мастер спрута. Это идеально. Если мы поймем, что такое с этим спрутом, может, сможем остановить конец света.
– Ты им веришь? – прошептал Билли. Услышал шорох стекла. – Я, кажется, да, Дейн.
Так они вдвоем остались во дворе, пока лондонманты вернулись внутрь – еще несколько часов разыгрывать нормальность.
– А что, если они?.. – сказал Дейн, пока они ждали.
– Что? Сбегут? – спросил Билли. – Они не могут скрыться со всей своей лавочкой. Кому-то расскажут? Последнее, чего они хотят, – чтобы кто-то знал, что они наделали.
– А что, если они?..
– Им нужен я, – сказал Билли.
Они приперли дверь, чтобы фрустрированным курильщикам пришлось поискать другое место.
– Ждите, – сказала им Сайра. – Когда мы здесь закончим – мы пойдем.
За часы небо стемнело.
– Скоро, – сказал Дейн. Как безупречно вовремя, как идеально сглазил: стоило ему сказать, как раздался шорох стекла – в голове у Билли. С шорохом пришло знание. Он встал.
– Кто-то идет, – сказал он.
– Что? – встал Дейн. – Кто?
– Не знаю. – Билли взялся за виски. Какого хрена? – Господи. – С ним уже даже головная боль начала разговаривать. – Я только знаю, что они идут. Кажется, они не знают, где мы. Неточно. Но они близко, и они нам не друзья.
Дейн оглядел двор. Звяк-звяк.
– Они все ближе, – сказал Билли.
– Нельзя им попадаться здесь, – сказал Дейн. – Им нельзя знать, что в этом замешаны лондонманты. Нельзя вести их к богу. – Он схватил кусок арматуры и продрал на стене слова «Мы скоро». Царапинами поверх царапин.
– Вверх, – сказал он. Сложил из ладоней подставку и подкинул Билли обратно на крышу. Они заторопились под надвигающейся ночью, обратно по стокам и пожарным лестницам на нежилых зданиях – на главные улицы города, уже почти опустелые. Хуже не придумаешь – они чуть ли не единственные люди на улице. Каждый фонарь как софит. Билли не слышал за лязгом стекла собственных мыслей.
– Ты слышал? – спросил Дейн. – Как стекло?
Это же больше никто не должен слышать! Времени не было. Уже раздался новый звук. Бегущих ног. Уличные камеры завертелись, погасили огоньки, поотворачивались в разные стороны. Из-за угла вышли люди.
Билли уставился. Парад поношенной новой романтики. Он видел панковский стиль, цилиндры, панталоны и облегающие топы, напудренные парики. Лица у них были весьма свирепые. Билли поднял фазер.
С нападавшими прибывали в силе плохие фишки, и фонари, мимо которых они проходили, ярко вспыхивали, меняли цвет, один за другим становились черными, так что сияли белые кружевные рукава и светоотражающие изыски. Билли видел, что на их одежде вышиты многорукие значки – какие-то буйно цветущие свастики-мутанты. Мужчины зашипели, как лунные обезьяны.
Дейн и Билли выстрелили. Разодетых фигур было так много. Билли снова выстрелил. Ждал, что они будут стрелять в ответ, но те держали кнуты, ножи. Тьма наползла, накрыла нападавших и спрятала. Ни света в окнах, ни проблеска в офисах. Теперь горел только последний оранжевый уличный фонарь – маяк, на который смотрел Билли, когда их окружили.
Дейн встал с ним спина к спине.
– Мы нужны им живыми, – прошептал Дейн.
– Живыми, да, номинально, – сказал кто-то. – Кое-кому хотелось бы покопаться в вашей памяти, так сказать. – На это раздались смешки. – Живыми, но вот конечности и глаза – опциональны. Пойдете с нами – и сохраните их.
– Не будем забывать о мастерской, – сказал кто-то еще.
– Не будем, – сказал первый голос, затаившийся в неестественной темноте. Билли выстрелил наугад, но выстрел осветил только сам себя. – Он любит свою мастерскую. Чем хотите стать?