Дейн разбил окно и схватил околдованного Билли. Вытащил его. Слабая фишка замедлила падение на секунду, и они приземлились на газон с перехватывающим дух ударом, зато не переломав кости. Со всего неровного квадрата двора на них уставились люди. Билли и Дейн вскочили и нервно рванули. Несколько мужчин покрупнее и посмелее нехотя попытались встать на пути, но убрались при виде лица Дейна и фазера Билли.
Раздался крик. Из окна свесился Коул. Он плюнул в их направлении. Вонь горелых волос заволокла Билли и Дейна на бегу, они давились. Но продолжали бежать не останавливаясь с территории университета – обратно на территорию города, прочь.
– Прям успех, – сказал Билли. Дейн промолчал.
– Видел фотографию? – спросил Билли.
– Еще у тебя?
– На хрена ему уничтожать мир? – спросил Билли. – Он не нигилист. Видел, как он на нее смотрел?
– Может, ненамеренно. Субпродукт. Побочный эффект.
– Господи, все болит, – сказал Билли. – Побочный эффект чего? Костра из кракена? Он послал за ним Эла? И зачем ему? Ну ладно, допустим. Но ты слышал, что он сказал. Кто-то забрал ее. Он думал, что мы. Это неспроста.
В заколоченном здании, где они пока что перебывали, они пролистали бумаги. Просмотрели и мейнстримную физику, но внимание приковала эзотерическая.
– Глянь на эту хрень, – сказал Билли, переворачивая страницы «Неестественных горений». Конечно, понять он не понимал, но аннотации статей-слэш-экспериментов-слэш-заклинаний позволяли ухватить суть. – «Обратимый пепел», – сказал он. – Господи. «Фригидное возгорание» – Это был учебник по альтернативному огню.
– Что такое «обратимый пепел»? – спросил Дейн.
– Если я правильно понимаю, это то, что получается, когда что-нибудь сжигаешь так называемым «огнем памяти». – Билли прочитал вывод. – Пока оно горит, остается пеплом, если остынет, то станет тем, чем было.
Был еще бесконечный огонь, который горел не сжигая, – этот с дурной славой. Антиогонь, который горел все холоднее и холоднее, до температур ниже абсолютного нуля.
Между страницами были вложены бумажки, закладки. Билли их прочел.
– «Веди себя хорошо – и получишь ее обратно. Приготовь три заряда». – Погоди: «Катахронофлогистона. О доставке сообщат». – Они с Дейном переглянулись. – Как записка о выкупе. Он делает на ней заметки по работе.
Под напечатанными словами были каракули ручкой и карандашом.
– Наверно, когда у тебя такой гребанутый блокнот, это подстегивает исследования, – сказал Дейн.
– Видишь, что тут странно? – спросил Билли. Поднял фотографию. – Смотри. Смотри сюда. Девочка посередине, Коул сбоку.
Они оба улыбались.
– Может, какая-нибудь Ночь Костров[73].
– Да не, я не об этом. Смотри. – Композиция была кривобокая – огонь был с другой стороны от девочки, совсем рядом, и странно их освещал. – Он с одной стороны, огонь – с другой. – Билли потряс снимком. – Они снимались не вдвоем, а втроем. Это семейная фотография.
Дейн и Билли прищурились. Дейн медленно кивнул.
– Люди говорят, джинны разбушевались, – сказал Дейн. – Может, это все как-то связано. У них был смешанный брак.
– А теперь кто-то похитил его дочку. Он думал, что мы.
– Он подчиняется приказам. Даже если за всесожжением стоит он, план не его – он просто делает, что ему говорят.
– Его дочка. Найдешь похитителя… – сказал Билли.
– Ага, и он думает на нас.
Значит, у них новый преследователь? Что ж. Не то чтобы на них и так не охотились. Потому они и держались подальше от кракена на его круговом маршруте. Как бы ни скрывались от глаз лондонманты, спрятанные материей города, чьими производными они были, мишенями крупнейшей на памяти охоты на людей оставались Билли и Дейн, и они не могли рисковать и приводить с собой подобное внимание к заспиртованному богу. Дейн ему молился – тихо, но зримо, без всякого стыда. Он тосковал по нему, но не смел подвергать опасности – больше, чем сейчас, при надвигающемся конце света.
Близость этого худшего горизонта событий не значила, что они могли забыть – как уже один раз забыли, – что ради барышей Тату их искало все больше повседневных охотников и фишечников. Этот рутинный и устрашающий факт вспомнился в ту ночь, когда они осмысляли бумаги Коула, набрасывали теории, кто и что ужасного мог совершить с ребенком Коула, пока шли по опасному пути в захудалое кафе с доступом в Интернет. В какой-то подворотне рядом раздался шум.
– Что это?
– Это… – Гул между кирпичами. Похоже, это был охотничий рой, некий гибельный коллективный разум летел за ними ради какой-нибудь злодейской пчелиной награды. Реакция Билли и Дейна совпала – действие к действию. Они проверили оружие и прижались к стенам, выбирая, бежать или сражаться, пока на фоне шума машин и грузовиков всего лишь за углом приближалось жужжание.
– На большую дорогу, – сказал Билли. – Их же туда не пошлют?
– Или под? – сказал Дейн, кивая на люк в асфальте. Билли взвесил варианты, но промедлил, потому что раздался другой звук. Дейн и Билли услышали звон стекла и костей, скольжение банки по асфальту.
– Господи, – сказал Билли. – Он все еще за мной ходит. Он вернулся. – Быстрое предупреждение в голове – в виде отчетливой волны боли. – Он снова меня нашел.
В их поле зрения свернула пчелиная масса. Раскинулась, как стена из хитинового облака, перекрыв выход, – но за этими насекомыми мрачно проглядывала, катилась-качалась-шла другая фигура. По кровожадным пчелам пробежала рябь, когда крышка открылась, всасывая воздух. Жужжание сбилось. Дым насекомых хлынул из виду, как на пленке в обратной перемотке, как возвращающийся в чайник пар, как еще что-нибудь, – и перед Билли с Дейном не осталось ничего, кроме ангела памяти.
Он спас Билли и предстал ему на одобрение. Источник дара со стеклом и временем; Билли – его ошибочный пробирочный пророк. Ощущал ли ангел чувство вины Билли из-за того, что он не тот, кем казался? Что он не обещан ничем и никому? Тело ангела снова было бутылью с формалином, где в этот раз плавали сотни крапинок – переливающиеся тела злодея. Костяные руки – из костей, голова – кость.
Но он сильно сдал. В утомительных вылазках на поиски и защиту Билли его уничтожали наверняка не раз. Он рассыпался и восстанавливался. В этот раз он собрал себя из банки в два раза меньше роста Билли. В этот раз череп принадлежал обезьяне или ребенку.
Он залопотал из темноты подворотни. Билли поднял к нему руку. На ангела обрушилась усталость – Билли ощутил ее эхо в голове, – и тот содрогнулся. Скульптура из склянки и костей осела в более естественном виде и замерла, голые руки отпали и стали мусором, голова-череп опрокинулась и скатилась с наклонной крышки, чтобы разбиться об асфальт. Осталась только челюсть, лежавшая на стеклянном шарике – ручке крышки. В плеске ангела покачивались растворяющиеся пчелы.
Возможно, управляющая ангельская сила переделывала себя в очередной, еще более маленькой бутылке с еще более маленьким черепом, в своем музейном гнезде, и снова выйдет в путь по следу силы, дарованной Билли, – примеси себя в нем, – чтобы найти Билли или разбиться и пробовать снова.
Дейн и Билли перешли в другой уличный ночлег. Они радовались, когда пошел дождь: казалось, он прибил запах гари от Коула, который не выветривался до конца. Засыпая, Билли все еще его чувствовал. Чувствовал в воде, куда погрузился во сне. Тепло, затем холод – когда море темнело, – еще более холодный и темный холод, и снова тепло. В черноте он видел сновидческое свечение плавающих огоньков. Из разлившегося холода он провалился в город, затонувший Лондон. Улицы были выложены светом, фонари еще горели, каждое сияние исследовала рыбья пенумбра. По улицам-ущельям шли бочком крабы размером с машины, которые они расталкивали по пути.
С высоток и верхних этажей реяли случайные флаги водорослей. Строения инкрустированы кораллами. Билли-во-сне тонул. Он видел мужчин и женщин – подводных пешеходов, идущих медленно, словно фланируя, заглядывающих в витрины давно погибших и затопленных магазинов. Прогуливались фигуры в глубоководных костюмах, увенчанных латунью. Из верхушки каждого шарового шлема вверх уходили воздуховоды, болтаясь во тьме.
Никаких головоногих. «Это чей-то чужой апокалипсис мечты», – подумал Билли.
Но вот и он – вторжение собственных мыслей Билли, того, ради чего он здесь. Из центра затопленного Лондона накатилась горячая волна. Вода закипела. Стены, кирпичи, окна и склизкие гниющие деревья загорелись. Рыбу смыло в затонувшие пригороды, ржавые машины и крабов раскатила новая сила. И вот он – кувыркающийся, как опрокинутый автобус, по этой улице, этой подводной Эджвер-роуд, которая бежала под эстакадой и уходила за поворот. Аквариум кракена.
Он раскололся. Из него вывалился мертвый архитевтис, протащился по асфальту, болтая щупальцами, с дряблой и тяжелой прорезиненной мантией, двигавшейся лишь с волной, притоком, – он трепыхался не как головоногий хищник, а как дрейфующий мертвый бог, кем и был. Кракен и осколки аквариума громыхали, трескались и рассыпались, пока стремилась и нагревалась вода и все сжигал субакватический пожар.
Очередной вещий сон? Серьезно? Билли проснулся от голоса Вати. Он употел от жаркого черного океана. Запах гари, приставший от Коула, не ушел. Вати вернулся. Он был в капитане Кирке. Билли нашел очки.
– Вот вы где, – сказала игрушка тонким пластмассовым голосом. – Что-то происходит.
– Да? – спросил Дейн. – Неужели? Нас чуть не спалила заживо наша единственная зацепка, вчера, и мы все еще не знаем, что происходит.
– Может, это поможет, – сказал Вати. – Может, это ответ. Апокалипсис.
– Мы знаем про апокалипсис, – сказал Билли. – Поэтому мы здесь.
– Простите, – сказал Вати. – Не так выразился. Я имел в виду, их два.
61
Волшебник, продавший ей защиту, был слишком добр – на сварливый манер, – чтобы ответить на ее вопрос и сказать, куда идти, – если он вообще знал. Но теперь – зная, где искать, со всеми онлайн-контактами и ссылками, – Мардж было несложно найти, когда и даже примерно где должны произойти эти конкурентные, перехлестывающиеся или совместные апокалипсисы. В Интернете обсуждали, как на них реагировать.