с вискарем под одеялком
полюбас это спрут нам кердык
встретимся в аду
– Господи, вы серьезно? – сказала вслух Мардж.
надо идти там же будет весь мир
Не то чтобы ей было все равно, выживет она или умрет: ей было совсем не все равно. Но оказалось, что она готова на любой риск – кто бы мог подумать? На компьютере были новые сообщения от друзей. В этот раз ей казалось, что молчание в ответ – не столько предательство, сколько попытка их защитить.
«Леон, – думала она. – Мы уходим все глубже». При ней был телохранитель-«Айпод». Требовалось разведать обстановку. Если там будут все, кто есть в этом еретическом городе, все, кто стоит внимания, она сможет что-то узнать. И если за этим правда стоит спрут, если апокалипсис с животным – это оно, как намекали, то она может даже найти Билли.
«Кто пойдет? – написала она. – Прикроем друг друга? Заценим че почем всей бандой?»
хз
нет
нет
свихнулась???
Ну и пошли они, без сопливых обойдется. Там может быть Билли. Но не Леон, знала она.
Мардж загрузила на «Айпод» плейлисты. Похватала их с компьютера почти наугад – большой микс, заняла чуть ли не всю память. Теперь, когда она вышла, она практически все время чувствовала себя на глазах у всего мира, под угрозой. Она гуляла и гуляла, пока не стемнело, и тогда надела наушники. Выбрала «случайную композицию».
Сквозь пелену веток ей светили фонари – древесные гало. Она шла через ближайший веселый ряд кебабных, продуктовых и аптек. В ухе зазвучал голос – нестройный, счастливый, пищащий, поющий «push push pushy push really really good pushy good» в сопровождении звука сбоящего граммофона и ударов палкой по чему-то твердому.
Мардж сбил с толку и мгновенно обволок, охватил этот голос без мелодии. Экран «Айпода» сказал, что это должен быть «Push It» от Salt-n-Pepa. Она скинула трек. «Rehab» от Эми Уайнхаус, прочитала она и услышала не знакомую аранжировку и эту великолепную хрипотцу, одну-на-эпоху, а звук, как будто кто-то низко прочищал горло, и все те же пронзительные, брюзгливые, асексуальные интонации, поющие в грубейшем подобии трека: «they try make me to go to the rehab no no no no no». Она слышала повторяющийся звон одной-единственной гитарной струны.
В этот раз исполнитель пел без энтузиазма, и кокон вокруг Мардж остыл, словно повеяло ветерком. Она промотала до «Gold Digger» от Канье Уэста. «Gimme she gimme money money». Крошечный певец снова был счастлив, а Мардж – в безопасности.
Голосу нравился Run-DMC. Мардж терпеливо ходила под его дилетантское исполнение классики олдскульного хип-хопа. Понравилось ему и кое-что из Specials – «this town town a-a-aah this is a is ghost town», с хлопками на удвоенной скорости. Вот Моррисси не зашел. К ужасу Мардж, голос с энтузиазмом лихо завел «Building» a Mystery – стыдный трек Сары Маклахлен, про который она и сама забыла, что он у нее есть.
– Господи, – сказала она «Айподу». – Если ты тащишься по всему Lilith Fair, то лучше уж Госс и Сабби.
Но хотя голос и приуныл, когда она промотала трек, она все-таки смогла поднять маленькому певцу настроение зацикленным «Hippychick» от Soho, где начальный гитарный сэмпл из Smiths превратился в переливистое «ба-да-да-да-да». Она не могла выкинуть песню из головы с тех пор, как услышала ее в тайном пабе. Что ж, бывают звуки и похуже.
Мардж вышла в самый недружелюбный квартал своего района, какой только знала. Постояла несколько минут в низине среди высоток, слушая защитные напевы компаньона, желая узнать, что он сделает, когда случится то, что случится. Но ее никто и пальцем не трогал. Один раз что-то крикнули два ребенка на велосипедах – какое-то неразборчивое обзывательство, – потом энергично укатили, хохоча, но это и все, и она почувствовала себя стыдно и глупо из-за того, что разыгрывала из себя наживку.
«Увидим, когда увидим», – подумала она. По дороге домой дух в «Айподе» щебетал «fighty fighty powers that be» – свой вариант Public Enemy.
На следующую ночь она отправилась – одна, так как другого выбора не было, – на окраину города, на неидеальную дорожную спираль, где, как она установила без особых затруднений, и будет эпицентр. Прибыла она заранее и ждала.
– Слушайте, один из этих богов – какое-то животное, – сказал Вати. Тут они встрепенулись. – Из-за этого и из-за слухов насчет джиннов и огня и всего такого не могу не задаться вопросом: а что, если это оно и есть?
– Секретная звериная церковь, – сказал Билли. – Дейн?
– Это не мои, – медленно сказал Дейн. – Я знаю писания.
– Но это был бы не первый раскол, да, Дейн? – спросил Вати. – Какая-то новая интерпретация?
– А может быть, другая церковь спрута?.. – Билли замолк, но Дейн как будто не обиделся. – Может быть, еще какая-то? Может быть, это другой апокалипсис с кракеном?
– Ячейка? – сказал Дейн. – Инсайдеры? Договорившиеся с джиннами? За всем этим? Но у них же нет кракена. Мы знаем…
– Это пока нет, – сказал Вати. – Мы не знаем, что у них были за планы. Или есть. Только то, что в планах имеются спрут и огонь.
– А если это действительно оно? – спросил Дейн. Он смотрел в никуда. – Что нам делать?
– Господи, – сказал Билли. – Идем, узнаем, останавливаем. Мы не будем отсиживаться, пока кончается мир. А если это осечка, то ищем дальше.
Дейн не смотрел на него.
– Я не имею ничего против конца света, – тихо сказал он.
– Не такого же, – наконец ответил Билли. – Не такого же. Это же не твой.
– Я передал ваше сообщение лондонмантам, – сказал Вати. – Они держат кракена как можно дальше.
Потому что если это действительно было – или собиралось быть, если событие может иметь намерения, – тем самым концом света, то кракену нельзя быть рядом, нельзя сгореть. Ведь казалось, что именно это и добьет Вселенную.
– Хорошо, – сказал Билли. – Но мы не знаем, что за способности у этих людей.
– Это уже сегодня? – спросил Дейн. – Откуда это вообще взялось? Мы бы давным-давно услышали. Это явно правда, но такие вещи не сваливаются как снег на голову. Должны быть «текел-упарсин»[74] и все такое. Наверно, там будут все, чтобы узнать, что к чему. И церковь тоже.
– Думаю, будут все, – сказал Вати.
– Двойное совпадение, – сказал Дейн. – Давно такого не было.
Неизбежно от случая к редкому случаю два апокалипсиса сталкивались, но люди знали об этом заблаговременно. В таких ситуациях стражи континуума – самопровозглашенные спасители, полиция на жаловании и просто враги всего, что несет конец сущему, – не только старались положить конец концам, но и встать между соперничающими жрецами, что стремились расстроить вульгарную гибель-конкурента, потенциально мешавшую их собственной.
Заборы для Дейна и Билли теперь были не более чем барьерами, стены – лестницами, крыши – неровными полами. Билли гадал, будет ли там, куда они идут, его ангел памяти и как он пройдет по этой пересеченной местности.
В обход освещенных распадков улиц, где была полиция. Приблизившись к месту, где, по слухам, пройдет событие или события, Билли заметил краем зрения других оккультных граждан Лондона – как бы выразиться, нежителей города? Среди ведающих разошлось слово об очаге – в шепотках, текстовых сообщениях и флаерах, словно концы света – это незаконный рейв.
Пространство между бетонными пролетами эстакад. Свету предстояло преставиться в позорной промышленной среде. Груда отбросов. Мастерские, ржавчиной писавшие эпитафии машинам; торговые базы с дневным штатом усталых подростков; супермаркеты и индивидуальные склады о ярких красках и мультяшных шрифтах средь выбеленного хлама. Лондон – беспрестанная схватка между углами и пустотой. Здесь, под надзором зависших дорог, была его мусорная арена.
– Нельзя попадаться на глаза, – прошептал Дейн. – Давай узнаем, что происходит, посмотрим, кто это.
Вати бормотал ему, залетая и вылетая из их карманов.
На крышах были наблюдатели. Билли видел их – силуэты, сидящие спиной к дымоходам. Видел марево там, где кто-то сделал себя невидимым. Сами Дейн и Билли лезли по служебным лестницам на подбрюшье эстакады. Зависли, пока пустырь освещали машины и грузовики.
– Будь готов, – сказал Дейн, – быстро убраться.
– Коллингсвуд, я не буду навязывать тебе «альфу-лиму-фокстрот», но когда я спрашиваю, как слышишь, и ты слышишь, я жду гребаного ответа. Я же слышу, как ты дышишь.
Коллингсвуд изобразила жест «сколько можно» несчастному молодому офицеру, сидевшему в одной машине с ней.
– Ну ладно, Бэрон. – Она растянула: «Ба-роун». Тронула наушник. Сегодня никаких раций на лацканах. Она и несколько офицеров, прикомандированных на эту ночь к ОПФС, были в штатском. Она развалилась в помятой машине рядом с местом сбора. – Да, слышу хорошо, привет корешам из Столички. Повторите трек на бис. Как там у вас?
– Видим, что нарисовались предсказуемые игроки, – протрещал голос Бэрона. – От наших пропащих ребят еще ни слуху ни духу. От Варди новостей нет? – Коллингсвуд цыкнула, будто его жалобный тон был комаром у уха.
– Не. Сказал, ему надо к профессору. Я сказала, что он сам и есть профессор, но, видать, этого ему мало. – Она оглядела пейзаж жопы мира – с гудящей, как плохой приемник, головой, – распознавая с почти уверенностью и высокой скоростью, невинны или виновны немногие припозднившиеся прохожие в знании о том, что происходит. Наблюдатели спешили в лежки. Орнитологи, если бы концы света были птицами. Ее напарник воззрился, когда она рассмеялась и ткнула ему в бок локтем, словно последнее сказала вслух.
– Где ж его носит? Это уже слишком, учитывая, что это его идея, – сказал в ее черепе Бэрон.
Организация доставила ей немало удовольствия. В основном рулил Варди, предлагавший, что кому предложить, когда и как, какие слухи посеять на каких бордах, какие намеки оставить недосказанными. Эту роль Коллингсвуд уступила с радостью. Ей нравилось возиться с мелочами, а общую стратегию мог взять на себя он, на здоровье.