И это не имело никакого видимого отношения к спруту, а вся микрополитика, какая там была, осталась для нее туманной. Больше нового она не узнала – если честно, только больше ошалела.
И что теперь?
– Как тебя зовут?
Наконец-таки человек ответил:
– Пол.
Почищенный от пятен грязи и крови, Пол оказался худым человеком лет сорока-пятидесяти. Опамятовавшись, он съежился.
– Тихо, тихо, погоди, – говорили ему Билли и Дейн, пока он трясся в их хватке, пока они таились в укрытии. «Они придут и найдут меня», – твердил он. А во время аккуратного успокоения вмешивался Тату. Его голос не умолкал. Угрозы, оскорбления, приказы из татуированного рта на коже Пола.
– Вы что удумали? – кричал Тату. – Убрали свои, сука, грабли, говнюки мелкие, а то убью на месте!
Из-за желчного спича они не слышали собственных мыслей. Дейн держал Пола, пока они снимали с него куртку. Со спины – с меняющимися в чернильных приливах выражениями, в плохой магической анимации, – щерился Тату. Он осклабился. Переводил глаза с Билли на Дейна.
– Сраные клоуны, – сказал он. Вытянул губы и сделал вид, что плюется. Слюны из ненастоящего ротового отверстия из черных чернил не было – только презрительный звук. – Думаете, это все? Думаете, Госс не почует, где я был? Гляньте на ноги этого пидорка. – Те были в крови. Тату рассмеялся.
– Госса здесь нет, – сказал Билли.
– О, не волнуйтесь, Госс и Сабби вернутся. Где ваш ублюдочный дружок-коммуняга? – Они промолчали. – Его план пойдет по жопе, как и ваш, стоит им только вернуться. Вы все сдохнете.
– Заткнись, – сказал Дейн. Присел перед ярким лицом в черных контурах: – Зачем тебе кракен? Какой у тебя план?
– Никчемный ты мудила, Парнелл, иди молись на свою улитку. А то так хреново молился, что тебя вышибли из собственной церкви.
– Что ты знаешь о Коуле?
– Не буду оскорблять ваш интеллект всякими там «если вы меня отпустите, я вас пощажу», потому что ни хера не пощажу.
– Я могу и пытать, – сказал Дейн.
– Нет, ты можешь пытать Пола.
Это их заткнуло. Билли и Дейн переглянулись. Посмотрели на кожу Пола.
– Блин, – прошептал Билли.
– Эй, Пол! – прокричал Тату. – Когда мы отсюда выберемся, я скажу своим парням спилить тебе ноги наждачкой на хрен. Ты слышал? Заткни пасть, если еще нужны зубы, если еще нужен язык, если еще нужны губы или долбаная челюсть.
Они обмотали торс Пола упаковочным скотчем. Он не шевелился и не мешал. Тату плевался без плевков и проклинал их. Пытался укусить Пола, но это было всего лишь движением чернил под кожей. Пол терпеливо сидел, как король в руках хлопочущих слуг. Билли заглушил Тату и заодно замотал его глаза, которые обжигали взглядом, пока не пропали окончательно. У Пола были и другие татуировки. Названия групп, символы. Все вели себя прилично – неподвижные, не считая сокращений мускулов.
– Прости, – сказал Билли Полу. – Грудь у тебя волосатая – надо было сперва побрить. Снимать будет больно. – Под скотчем некоторое время продолжалось «ммм-ммм».
Так они привели его с собой к богу.
– Зачем вы привели его сюда? – спросила Сайра.
За ними из своего аквариума в грузовике мертво наблюдал кракен. Их окружили лондонманты. Больше, чем раньше, – внутренний заговор распространился, такие секреты не утаишь. Они предоставили предполагаемому мейнстриму своего древнего племени – теперь усеченным и сбитым с толку остаткам – «держать позиции». Каждый лондонмант в ужасе уставился на нежеланного пленника. Билли и Дейн отследили их – просчитали маршрут по маленькому навигатору – и перехватили. Путешествие было трудным: на каждом шагу они боялись, что за ними следует та или иная сила в городской войне.
Лондонманты не ослабляли чары, удерживавшие Вати снаружи грузовика. Билли сердился из-за него, но дух забастовки в любом случае не сидел на месте, должен был циркулировать, бороться с очередным кризисом.
– Просто поставьте на крышу куклу или еще что, – сказал он. – Просто что угодно.
– Нам нужно найти Гризамента, – ответил Билли. – Он должен быть…
И Вати сказал:
– Я сделаю, что смогу, Билли. Сделаю, что смогу. Но мне бы тут еще…
Где мог быть Гризамент? Большая часть города все еще не верила, что он вообще мог быть где-то, кроме рая или ада, но странное вмешательство монстропасов и Берн, эти ужасные бандитские разборки с фишками невозможно было уложить внутри фактичности. Лондон знал, кто вернулся. Просто не знал, где-зачем-или-как, и никакое упрашивание даже самых вероломных или корыстных городских улиц, преступников или гадателей на апокалипсисы ничего не раскрывало.
– А что нам было делать? – спросил Дейн у Сайры.
– У нас мало времени, – сказал Билли.
– Оно грядет, – сказал Фитч. – Оно вдруг стало ближе. Намного определеннее. Что-то случилось и привело это… совсем рядом.
– Мы взяли Тату, – сказал Билли. – Вы что, не понимаете?
– Нам нужно было как можно быстрей забрать бедолагу с улиц, – сказал Дейн. Пол сидел тихо, глядел на них. Уставился на кракена в его вонючей жидкости, за стеклом.
– Не показывайте это ему, – прошептал Пол. Они посмотрели на него. Он пошевелил плечами, чтобы обозначить, кого имел в виду.
– Никто не будет ему ничего показывать, – аккуратно сказал Билли. – Обещаю.
– Мы его остановили, – пробормотал Дейн Сайре и Фитчу. – Мы можем узнать его планы.
– Его планы? – спросила Сайра.
– Он же пытался завладеть кракеном, – сказал Билли. Мягко похлопал Пола по спине.
– А, но… слушайте, – сказала Сайра. – Что бы это ни было… оно уже происходит. – Даже протерла лоб каким-то своим дорогим шарфом. – Огонь начался.
В последние два дня пропали два малых бизнеса. Сгорели – последствия странного поджога. Самоотменяющего. Воспоминания об уничтоженных зданиях почти сгинули – не совсем, но почти, – так же абсолютно, как сами здания.
Одно было в империи Тату – кебабная в Бэлхеме, по совместительству прибыльный источник наркоденег, где дистиллировали третьи глаза, которые извлекали и продавали отчаявшиеся. Другое – ювелирка средней руки в Блумсбери – исторически было завязано на Гризамента. Оба исчезли и, согласно большинству попыток вспомнить, по словам Сайры, никогда там и не были.
– Помнишь их, Дейн? – спросила Сайра.
– Нет.
– Ага. – Она скрестила руки. – Не помнишь. – Грузовик тряхнуло, и она приноровилась, тогда как Фитча пошатнуло, встопорщило его бороду и волосы. – Ни ты, никто.
– А ты откуда знаешь, что там что-то было? – спросил Билли. Сайра уставилась на него.
– Здрасьте, – сказала она. – Мы, наверно, незнакомы. Привет. Меня зовут Сайра Мукхопадхьяй, я лондонмант. Лондон – моя работа.
– Ты их помнишь? – спросил Билли.
– Я – нет, а город – да. Немного. Он знает, что что-то происходит. Их прижгло неидеально. Как бы… кожа зарубцевалась, что ли. Я помню, что помнила одно из зданий. Но их там никогда не было. Мы поднимали записи. Никогда. Весь день, когда должен был сгореть Гризамент, вокруг пердела пожарная машина. Пожарные просто катались по кругу и не понимали, зачем ехали.
– Это дело рук Коула наверняка, – медленно сказал Дейн. – Кто заставляет его… Где та бумажка? Которая была в книге? – Билли передал. – Вот. «Катахронофлогистон». Смотрите.
– Выжигание вещей из времени, – сказал Билли. – Да. Итак – кто и зачем?
– Он может знать, – сказала Сайра. – Он знает больше нас. – Она смотрела на Пола. Показала ему на спину. Долгая унылая пауза. – Может, он знает о Коуле. Может, даже не знает, что знает. – Они ждали, они мялись. Пытались придумать допросные трюки.
Заговорил Пол:
– Не надо. – Он не… Я вам скажу. – Он говорил так тихо, что им показалось, будто они ослышались, пока он не повторил: – Я вам скажу. Зачем ему кракен. Для чего. Я скажу вам все.
– Был один татуировщик в Брикстоне, – сказал Пол. – Я пришел сделать на спине такой здоровый, короче, кельтский крест, но не просто черно-белый – я хотел и зеленый, и вообще, короче, а это дело на часы. Я всегда люблю делать зараз – как-то сложно держать в голове много сеансов, короче, так что для меня либо все, либо ничего; всегда так было.
Его никто не перебивал. Кто-то принес ему выпить, и он выпил, не глядя никуда, кроме той пустоты, в которую уставился.
– Я знал, что будет больно, но заранее нажрался, хотя вообще-то и нельзя, но вот. Я уже бывал у этого татуировщика. Мы разговаривали, так что он меня немного знал. О моих знакомых, о том, чем я занимался, короче, всякое такое. По-моему, он говорил то, что ему сказали, потому что, по-моему, он, типа, искал кандидатов.
Он спросил, не буду я против, если придет еще один мужик – типа, другой татуировщик, сказал он, и они сравнят рисунки, – и я сказал, что мне пофиг. Мне показалось, на татуировщика он не тянет. Сам не знаю, что я имел для себя в виду. Но я слишком надрался, чтобы переживать.
Он смотрел, как на мне бил второй, и, типа, давал советы. Постоянно уходил куда-то в заднюю комнату. Думаю, мы все знаем, что там было? Точнее сказать, кто. – Пол издал жуткий печальный деланый смешок. Это была не та история, на которую они рассчитывали, но кто тут посмеет перебить?
– Мне показывали спину в зеркале. Татуировщик при этом каждый раз хихикал, а второй – нет, он все помалкивал. Видимо, они что-то сделали с зеркалом. Потому что, когда я смотрел, там был крест. Отлично выглядел. Не знаю, как они так сделали.
На второй день я снял бинты, чтобы показать подруге, и она такая: «Я думала, ты хотел крест». Я решил, она про то, что слишком мудрено получилось. Даже не взглянул. Только через некоторое время, когда сошли шрамы, оно проснулось.
За нанесением рисунка наблюдал Гризамент. А в той задней комнате, плененный и убывавший час за часом, был тот, кто стал известен как Тату. Такая эзотерическая заказуха. Не убийство – для убийства эти люди слишком по-барочному жестоки, – но изгнание, заключение. Возможно, в чернила подмешали кровь. Явно слили какую-то суть – читай: душу – и оставили только мясную оболочку в форме человека.