В зале стало на сущность меньше. По всему Лондону члены побежденного Профсоюза волшебных помощников бросили все дела, ахнули, воздели глаза ввысь и взвыли.
Госс распинал прах ушебти. Подмигнул Сабби.
– Вот какая штука, Пол, – сказал Госс и присел у пассажирской двери. – Привет, сеструха! Сколько лет! А уж сколько часов мы тут прождали, чтоб глянуть, кто к вам заглянет на огонек. Потому что. Вот какая штука. Вы что ж думаете, мы не слышим, коль через Лондон шлют весточки? Вы что ж, думаете, можете трепаться с друзьями, а мы, значит, сиди, глазами хлопай? Вот заладили – все жу-жу-жу своей лампочкой. – Он покачал головой. – А теперь, молодой человек, чего бы мне очень хотелось, очень бы хотелось чего, так это пошушукаться с моим с начальником. Короче. Сдристни из машины. Сымай куртку и рубашку. Разворачивай, чем ты там замотал его говорилку. И дай нам побалакать. Ладненько? А то поговорить тут есть о чем.
Попискивая от страха, Мардж стиснула зубы и попыталась протолкнуться через Сабби, но он давил на дверь намного сильнее, чем выглядел. Пол открыл свою дверь и вышел. Мардж пыталась сказать ему «нет». Хваталась за него и пыталась закрыть дверь.
– Погоди секунду, Госс, – сказал Пол. Голос у него был совершенно ровным. Госс подчинился. Пол снял куртку. – Дай кое-что спросить, Госс, – начал Пол. – Следи за ней, Сабби! Не выпускай из машины. – Он снимал рубашку. – Подумай, – говорил Пол. – Думаешь, я прожил с твоим боссом столько лет и не знаю, где ты можешь подслушать? Не знаю, что если я пошлю лондонмантам сообщение через Саусварк, то оно дойдет, но что Хокстон всегда был предателем? Как думаешь, зачем я отправлял послание отсюда? Я знал, что ты его получишь.
Без рубашки на холоде вся его кожа стала гусиной. Вокруг него, как корсет цвета дерьма, был обмотан упаковочный скотч. Из-под него раздался тихий звук. Пол достал из кармана ключи Мардж и выкинул в темноту. Глянул на Госса, потом на Сабби.
– Я ждал, что вы получите сообщение, чтобы отдать вам ее.
У Мардж внутри все как опустело. Она втиснулась от Пола в уголок.
– Вообще я надеялся отдать и остальных. И они все еще могут прийти, особенно если Вати доставил новости до того, как ты… – он изобразил, как наматывает леску. – И тогда они – все ваши.
Мардж переползла через коробку передач в открытую пассажирскую дверь. Двое мужчин и мальчик наблюдали за ней со слабым интересом. Она кралась и спотыкалась прочь.
– Что все это значит, Пол? – спросил Госс. Его голос был неподдельно заинтригованным. – Когда я поговорю с боссом? Уж будь добр развязаться.
– Да. Одна секунда. Но я хотел, чтобы ты это услышал, и хотел, чтобы услышал он. От меня. Ты слушаешь? – крикнул он собственной коже. – Я хочу, чтобы ты и он знали, что я предлагаю вам сделку. Я не дурак, я знал, что ты меня найдешь. Итак. Больше не запирать меня, как… как в зоопарке. Работаем вместе. Такая сделка. И это подарок доброй воли, – он показал на Мардж. – Я знаю, что вам нужен Билли. Ну вот вам наживка на Билли.
Пока она ползла, в трахее как будто сгущался воздух.
– Прости, – сказал ей Пол. – Но ты не знаешь, что у меня за жизнь. По-другому я бы не выбрался.
Он достал ножницы из кармана и срезал с себя панцирь из клея и пластика. Кожа под ним была красной.
– Ты же все слышал, эй? – спросил он. – У тебя еще есть время исправить ситуацию. Гризамент вышел на войну – у него какой-то безумный план, – но я могу сказать, где кальмар. Договорились?
Пол повернулся, чтобы обратиться спиной к Мардж. И так уже в ужасе она даже не удивилась тому, как зловещая татуировка на спине поднимает при ее виде брови.
– Возможно, – сказал рисунок.
Пол снова обернулся к Мардж. Госс и Сабби уставились на него. Госс – с восхищением. Мардж была на четвереньках на полу парковки, в пыли от Вати, и двигалась как можно быстрее, хотя не могла дышать и ее всю трясло от сердцебиения.
– Эй, обернись, я хочу видеть, – произнес голос Тату.
– Не надо так со мной разговаривать, – сказал Пол. – Мы теперь партнеры. Смотри. – Он подождал еще секунду. – Она убегает, – он показал и глянул на Госса, который щелкнул языком и обошел машину за Мардж.
– Ну куда ты, проказница ты моя? – хохотнул он. Она попыталась встать и бежать, но уже через несколько метров он ее нагнал. Схватил за волосы. Она издала звук, который сама не могла вообразить. Он поволок.
С другой стороны машины за ним наблюдали Пол и Сабби.
– Что происходит? Повернись, – проблеял голос со спины Пола.
– Эй, за все это время я сообразил еще кое-что, Госс, – окликнул Пол и поднял ножницы. – Я сообразил, что эта за штуковина, – он похлопал по Сабби. – Я сообразил, где ты хранишь сердце.
Момент надтреснул. Мардж увидела Госса далеко от себя еще до того, как поняла, что он отпустил. Увидела его на бегу. Мельком заметила на его лице такой ужас, что чуть не отпрянула от одного вида, чуть не всхлипнула, если бы не застыла в пределах доли секунды. Но как быстро бы ни двигался Госс, он был слишком далеко – даже несмотря на мгновения, которые Пол извел на издевку, – чтобы оказаться между Сабби и ножницами.
Пол вонзил двойное лезвие в шею Сабби. Быстрые повторные удары. Кровь – и бессмысленное лицо мальчика не изменилось, только расширились глаза. Пол с силой ткнул. Его сбрызнула очень темная кровь.
Сабби упал на колени с озадаченным видом.
– Что? Что? Что происходит? – глупо требовал Тату, прямо как ребенок.
Госс завизжал, и закричал, и завыл. Рухнул в прыжке. Ножницы дрожали в шее Сабби. Пола передернуло. Госс распластался на капоте, выблевывая свою куда более яркую кровь.
– Нет-нет-нет-нет-нет-нет. – Он скулил, и колотил пятками, и в ярости таращился на умирающее создание-мальчика.
– Ты думал, – сказал Пол, пока Тату заладил «что? что происходит? что?», – что я буду с вами работать? – Пол выдернул ножницы из шеи Сабби, снова вставил. Сабби посмотрел из стороны в сторону и закрыл глаза. Госс кричал, и бурлил, и брыкался, и упустил изо рта внезапный дым, и не мог встать. Кричал.
– Ты думал, мне от тебя не противно? – говорил ему Пол. – Ты думал, я буду с тобой сотрудничать? Ты думал, я позволю тебе быть псом этой чистокровной паскудной злобной мрази у меня на спине? Ты думал, я тебя не убью? – плевался словами Пол на умирающего Госса. Плюнул перед ним на пол. – Завел себе мясную корзинку, чтобы таскать то, благодаря чему коптишь воздух, и думал, меня это остановит? Госс, достал орать. Тебе пора проваливать на хрен в ад, и своего бедного пустого переносчика жизни прихвати.
Сабби был неподвижен. Кровь из него вытекала медленней. Госс хрипел, клокотал и выглядел так, будто пытался выдать какое-то прощальное проклятье, но как только умер с закрытыми глазами Сабби, умер и он. Дух он испустил без дыма.
И что бы и где ни происходило
во всех местах и временах
неописуемо многих
рябь этой
этой окончательности
прочувствовалась во всей полноте
и все до единого из затравленных и забитых лондонцев на один метамомент, во всех своих собственных мгновениях от 1065-го до 2006-го, вдруг переплетенных, в каждой паршивой ситуации, в каждой каморке, где их топили в унитазе, сжимали пальцы в тисках, порицали, поносили, дразнили, били, осмеивали, – где подминала жестокость, – всего на один этот самый момент, на промельк, который никого не спас, но по самой меньшей мере даровал хотя бы крошечное утешение, навек, почувствовали себя лучше
почувствовали радость.
Пол смотрел, как уходил Госс.
– Что происходит? Что происходит? Что? Что? – говорил Тату. Пол игнорировал. Мардж игнорировала.
Она смотрела без движения, держась за голову там, где сделал больно Госс. Когда Сабби умер, он – будто это вообще был «он», а не «оно», не просто коробка с лицом, – он тут же стух. Он разложился на мерзость, и она тоже разложилась – на ничто, – оставив одно только сердце, небьющееся человеческое сердце, слишком большое для груди Сабби.
Госс не разложился. Госс лежал как мертвец – как и полагается мертвецам.
– Прости, – сказал Мардж наконец Пол. – Он должен был мне поверить. – Иначе бы он никогда не оставил Сабби одного. – Они смотрели друг на друга. Тату закричал, вынужденный таращиться во тьму парковки, где не происходило ничего.
– Что ты наделал? – говорил Тату.
– Я знал, что меня найдут, – сказал Пол. – И я бы никогда с ним не справился. Больше мне ничего в голову не пришло. Я знал, что они услышат, что мы скажем, если послать сообщение отсюда, и мне нужно было, чтобы они подслушали и пришли. Поможешь его закрыть? Его, – он поднял руки, – Тату. Я не хотел, чтобы так получилось с Вати, – сказал он. – Мне жаль. Я думал, Госс и Сабби успеют первыми. Ну, они и успели, но я не думал, что они залягут и будут ждать. Я уговаривал его уйти.
– Я не понимаю, – сказала Мардж. – Ничего.
– Да уж. Прости. Давай расскажу, что могу.
72
Они знали (Пол – непосредственно, Мардж – благодаря накопленным инстинктам), что в плане Лондона это далеко не конец. Но для них с этой казнью закончилась эпоха. Они сидели там, где сели, – изредка переговаривались, но в основном просто сидели и дышали воздухом, не закопченным Госсом и Сабби. Пол пнул сердце Госса через парковку.
Когда Госс умер, свет в гараже дважды померк и вспыхнул в «гип-гип-ура», в радости предметов. Сменились краски, и тени двигались, словно прибывали послы разных дворов – благого, неблагого, аблагого, параблагого,[78] – чтобы убедиться в разошедшемся слухе. Несколько привидений, которых Мардж не видела, но ощутила в форме движений печального тепла. С «хрю-ю» ее миновала свиная сущность. Вскоре после этого они услышали машину.
Без сирены, но с крутящимися мигалками, с пандуса соскочила полицейская машина и подъехала к ним. Вышли три офицера – с дубинками наголо, перечным спреем и тазерами на изготовку, вооруженные до зубов. Их ужас был вполне очевиден. После паузы из машины в легком па, взметнув одежду и волосы, выпуская дым из одного уголка рта, с сигаретой в другом, прищурив взгляд и чуть склонив голову, – великолепная, аки Боудикка, – вышла Коллингсвуд.