– Черт, – сказала Сайра, оценив расстояние. На миг поймала взгляд Билли. Он чуть заметно кивнул, и она махнула грузовику отправляться. Тот соскочил с бордюра, хлопая задними дверями, пока из них все еще свисали изумленный лондонмант и Мардж – она протестующе кричала из-за оставшихся. Но вот грузовик скрылся – свернул, пропал. Саймон завопил, вскинув руки, как ребенок. Билли схватил его и потащил в сторону.
Сайра мяла рядом с ними стену и сделала замшелую обветренную калитку. Они убрались с глаз долой. Присели за оградой дома моря и крались, пока команда Берн и Гризамента подъезжала ближе, и готовились рассыпаться на улицах, стоит злой бумаге свернуть к ним.
– Они наверняка охренели от злости, – сказал Билли.
– Хорошие у тебя приятели, – сказала Коллингсвуд.
– Они уехали без нас, – сказал Саймон так громко, что Билли зажал ему рот.
– У них не было выбора, – ответила Сайра. – Это я им велела. Я их найду…
Они услышали громкий удар. Стена слабо сотряслась.
– Какого черта? – спросила Сайра. Переглянулась с Билли. Звук раздался снова. – О боже, – сказала Сайра. – Он же не настолько тупой, чтобы… Море?
Посмеет ли он? Они подкрались к углу и выглянули.
Суше никогда не одолеть море. Как продемонстрировал своей восхищенной свите Кнуд[80], волны неумолимы. Даже Тату, несмотря на конфуз, додумался уйти от этой конфронтации. Это просто неизбежное правило.
Но Гризамент явился переписать правила.
Перечеркнуть предсказания на стене, переписать правила, переработать чертежи – с помощью чернил из самого океана. Остановится ли он сейчас? Ему была нужна только эта ночь.
Вот почему, заглянув за кирпичную стену, Билли увидел, как в нетерпении буровится бумага, увидел, как Берн бережно несет большую бутыль с боссом, увидел оружейных фермеров на страже и как их коллеги колотят и колотят, как бандиты или полиция, во входную дверь.
Будучи редутом океана в Лондоне, этот дом был окружен талассическими фишками. Но отчасти оборона основывалась на уверенности, что она никогда не пригодится, а теперь атаку подкрепило неотступное сфокусированное волшебное внимание Гризамента. Берн прыснула им из кухонной спринцовки в механизм замка, на петли. В одном шаге от своего становления он транжирил свою сущность налево и направо. Он писал слабеющие заклинания внутри скважины. Новый напор сапогами.
– Нет, нет, – сказал Билли, изо всех своих сил стараясь что-нибудь придумать, набросать план, но вот оружейный фермер выступил и вломил сапогом в дверь – и она распахнулась. Распахнулась наружу и отбросила его, а за ней налетел поршень воды, гигантский соленый кулак.
Морская вода взорвалась в жухлом палисаднике, сшибая как кегли собравшихся нападавших. Окна на всех этажах дома провалились внутрь. Море скользнуло на дорогу, потащив своих обитателей. Скучились водоросли. Выволокло на улицу и на погибель фауну. Меж голых деревьев скорбно подергивались медузы, миксины, жирные глубоководные существа. Слепая акула размером с человека разевала бледные челюсти, безнадежно кусая машину. В соседних домах закричали люди.
Оружейные фермеры поднялись на ноги. Распинали рыбу, повыдергивали коряги и водоросли из промокших костюмов. Берн зашла внутрь с чернилами.
– Что делать? Что делать? – говорил Саймон. – Что делать? – Рухнул на колени.
– Убирай его оттуда, – сказал Билли. – Пошли куда угодно.
Саймон закрыл глаза:
– Я не могу, я… Его сдвинули. Координаты ни к черту, я не могу прицелиться.
– Ваши ведь скоро будут здесь? – обратилась к Коллингсвуд Сайра.
– И какого хрена они сделают? – торопливо спросила та.
– Что делать? – сказала Сайра.
Благодаря выпитой библиотеке Гризамент знал физиологию кракена. Берн достаточно проантисмертить плоть к жизни настолько, чтобы вытянуть реакцию страха – ради сепийного облака. Это все, что ему нужно, думал Билли.
– Сайра, – сказал Билли спокойно. – За мной.
– Бэрон, – говорила Коллингсвуд в телефон. – Бэрон, тащи всех. – Она сердито жестикулировала в знаке «погодите вы», но не помешала Билли, когда он полез по заднему фасаду, помогая Сайре за собой. Билли окинул взглядом сверху сад, замусоренный хламом и обломками дома.
– Давай нас внутрь, – сказал он Сайре.
Она надавила на заднюю стену, лепила кирпичи, сжимала до плоскости и прозрачности, создавая окно. Когда то поблекло до прозрачности стекла, они увидели за пленкой подводной слизи маленькую ванную. Сайра открыла проделанное окно. Она дрожала не просто от холода; она тряслась всем телом. Сайра приготовилась залезть, но заколебалась.
– Да твою мать, – сказала внизу Коллингсвуд и захлопнула телефон. Покачала головой, как из-за несмешной шутки друга. Раскинула руки и поднялась – не скакнула, а резко и изящно вознеслась на невозможные три метра или больше, приземлившись на выступе рядом с Сайрой и Билли.
Билли и Сайра уставились на неё.
– Ты, – сказала Коллингсвуд Сайре, – слабачка, слазь и держи за ручку слабака. Ты, – сказала она Билли, – лезь и говори, что к чему.
Внутри стоял дубак. Вонь ошеломляла – рыба и гниль.
Они оказались в типичной лондонской ванной: короткая ванна с душем, раковина и туалет, маленький комод. Поверхности были из белого кафеля под слоями серого ила, зеленой флоры, губок и анемонов, на внезапном воздухе превратившихся в комки. Пол дюймовым слоем покрывала вода с организмами – некоторые были еще слегка живы. У двери лежала малорослая рыба-луна – большущая, абсурдная штуковина, дохлая и чахлая. Ванну переполняла паникующая стайка рыбы. Что-то плескалось в туалетной чаше. Лазутчики прижали ладони к носам.
Дальше по коридору мебель перекосило завалом рыбных тел. Яркие краски пелагических видов, серые и прозрачные причуды пучин в курганах гекатомб. Существа с верхних этажей, где давление мягче и воду освещают потолочные окна.
Раздавались громкие приказы. Билли двинулся через бьющиеся тела. Ухватился за перила, оплетенные ламинарией.
Внизу из кухни в гостиную вела дверь с углами, сглаженными морем. Пол усеивала битая посуда. В раковине трепыхался осьминог. Билли видел его, но не чувствовал родства. Из соседней комнаты слышались приглушенные звуки.
– Их там до фига, – сказала Коллингсвуд.
– Надо туда попасть, – прошептал Билли. Они уставились друг на друга. – Надо.
Она задумчиво цыкнула.
– Дай секундочку, Билли, – сказала она. – Ладненько? Уяснил?
– Что ты… – начал он. Коллингсвуд подняла бровь. Билли кивнул, приготовил пистолет, взятый у Дейна.
– Если я все поняла правильно… Разлей его, – сказала она. – Уяснил, Билли? Не будь неудачником всю жизнь. – Коллингсвуд поджала губу и выбросила пальцами знак – что-то родом из музыкального клипа. – Ист-Сайд, – сказала она.
Коллингсвуд вышла в коридор, к главной двери в гостиную. Он услышал, как она что-то делает: какая-то фишка, какой-то шум, какой-то неестественный удар. Услышал, как раскрывается дверь, переполох, «Не пускайте их!» голосом Берн, топот ног Коллингсвуд к двери и на выход. Билли вышиб ногой другой прогнивший вход с оружием на изготовку.
78
В грот – в приемную моря. Билли был абсолютно спокоен.
Он вошел со взрывом наростов на стене. Всюду коралловые конструкции, все просолено, неподвижная большая рыба. В углу лежала огромная обмякшая туша, которую Билли не мог разглядеть, хотя видел, как из мясной кучи на него смотрят глаза. Оружейные фермеры ушли из комнаты на охоту за Коллингсвуд.
Здесь был кракен в своем аквариуме, уже опустевшем, не считая тонкого слоя консерванта. Здесь была Берн – с какой-то книгой по злой магии под мышкой, бутылкой Гризамента в руке. Из шкуры кракена торчал огромный шприц. Берн щекотала – каким-то неприличным на вид способом стимулировала мертвое животное.
Кракен двигался.
Его пустые глазницы дернулись. Животное перевернулось с плеском остатков формалина пополам с морской водой. Его конечности вытягивались и расплетались, слишком слабые, чтобы биться, но кракен был жив – или немертв. Зомби. Нежить.
В панике из-за внезапного окончания смерти он струил темно-черно-серо-бурые чернила. Они брызгали по внутренностям аквариума и наливались в той финальной жидкости, где лежал кракен.
Билли увидел, как Берн потянулась за шприцем. Увидел ее движение. Выстрелил. Емкость с Гризаментом взорвалась.
Берн закричала, когда стекло, чернила и кровь от посеченной руки разлетелись перед ней, убежали сквозь ее пальцы. Чернила разбрызгались по полу, растворились в течениях пустеющего дома. Вошел оружейный фермер и уставился на Берн и стекающие по ней чернила. Билли проревел триумфальное «ха-а-а!» и отступил обратно на кухню.
– Коллингсвуд! – закричал он.
– Что? – услышал Билли. Он заглянул в дверь и увидел, как кракен шелохнулся.
– Попал? – прокричала она.
– Попал! – Билли задыхался от восторга. – Я его разлил, он…
Берн нашептывала над аквариумом. Она обтекала, выжимала чернила, пропитавшие одежду, в чернила кракена.
– Блин, – сказал Билли. Уставился. – А сколько нужно…
Ему ответил мир.
«А сколько нужно Гризамента, чтобы он соединился с чернилами кракена? Чтобы впитать его силу?»
Мир показал: немного.
Большая часть Гризамента бесилась бессловесной жидкостью, пока его еще больше рассеивали шаги. Но визирь выжала из себя всего стаканчик его, распухшего от кракенистского знания после голодного обучения, сцедила в аквариум. Он плескался и сливался. Он, чернила, мешался с чернилами кракена – две жидкости становились единой и менялись.
Жижа в аквариуме забулькала. Зомби-спрут трепыхался, корчился и упирался в плексиглас. Чернила пенились.
Билли поспешно выстрелил в аквариум. Простреливал насквозь, разбивал сегменты, пули попадали по плотному телу кракена. Но жидкость внутри не вытекала в отверстия. Удерживала аквариумную форму вопреки гравитации. Из двух сочетающихся чернил – сгоревшего человека и кракенского текста – взбалтывалась и взбивалась сущность. Голос, сделанный из бурления, рассмеялся.