Валентина смотрит на облачка пара, вырывающиеся из их губ, и чуть крепче сжимает их локти. Небо, ослепительно синее, с повисшими на нем облаками, ни дать ни взять, клочья ваты, похоже на обещание. Валентина смотрит вниз, на маленькое замерзшее озеро, вокруг стоят шале, новенькие или еще строящиеся, воплощенные в твердых материалах мечты их владельцев. Перед вышедшими из моды бутиками на тротуар выставили металлические стойки, на которых висят меховые манто по сниженным ценам, тесно прижатые друг к другу. На кронштейне одно вечернее платье в зеленых стразах, сшитое в стиле 70-х или 80-х годов, покачивается на ветру. Валентине кажется, что на этом тротуаре распродают юность трех К, как будто дух убитых зверей, их выставленные на солнце шкуры одолели их мечты вместе с мечтами всех молодых женщин, которые бежали однажды затемно в направлении клубов, где, как они думали, была спрятана любовь.
Не сговариваясь, Крис и Карли удаляются от шоссе, соединяющего Кран с Монтаной, направляя Валентину бережным нажимом, чуть-чуть под локоток. Они сворачивают на тропу, ведущую кверху, в лес. Вдали слышно журчание ручья, и воздух полнится духом сосен и сырости, такие знакомые запахи. Валентина вспоминает белок, бегающих вдалеке, у шале, их прыжки и стойки. Дыхание учащается, Крис наклонилась вперед, держась за бедро, Карли запыхалась, и даже Валентина чувствует легкое головокружение. Ноги вязнут в снегу, блестящем, плотном, он как будто хочет их задержать, но они не остановятся, их, кажется, что-то зовет туда, в горы, в лес.
Они проходят мимо дома с пожелтевшими стенами. Это здесь единственное жилье, ландшафт стал круче, и повсюду тесно переплетенные деревья перекрывают доступ. Даже тишина гуще, Валентине кажется, что она может поднять руки и сгрести ее в теплую охапку. Крис идет впереди, Карли сразу за ней, очень прямая, ветер играет ее волосами; со спины они похожи на юных девушек на прогулке.
Они входят в лес, гуськом, тропа становится все уже. Снег исчез, словно испарился. Под зеленым благоухающим сводом, за которым не видно неба, как будто теплее. Валентине кажется, что они сменили сезон, может быть, год, повернули время вспять, ускорили его. Крис и Карли оборачиваются почти одним движением, как будто между ними существует безмолвная связь, у них одна душа на двоих, два пузырька соприкоснулись и растаяли друг в друге. Они улыбаются, Крис морщит нос, почти невидимая ямочка обозначается на щеке Карли. Они похожи на девчонок, думает Валентина, и сама тоже чувствует, что помолодела, от ее тени осталась лишь черточка. Может быть, оттого что воздух здесь не такой чистый, не такой колючий, или виной тому свет, косыми лучами падающий сквозь ветви: словно угроза удаляется, или ощущаешь восторг, обнаружив домик. Прозрачная стена отделила теперь горы с их ядовито-голубыми небесами от их общего убежища, их укрытия в сумраке леса.
Впервые со вчерашнего дня, с тех пор как она приехала в горы, в Сьон, в почтовом автобусе, который идет до курорта, вопрос «Любила ли она меня?» больше не вертится в ее голове. Валентине кажется, что эхо произнесенной шепотом фразы, словно повторенной до бесконечности, смолкло.
Так продолжалось всю дорогу, от которой ее еще подташнивает, когда-то ей говорили, что с возрастом это пройдет, но сегодня стало еще хуже. Валентина посмотрела в пустоту, в эти такие глубокие ущелья, поглотившие ее мать, и ей показалось, будто она видит ее, тень в кустах или на фоне синеватых вершин на горизонте. Мать смотрела на нее молча, сомкнутые губы хранили тайну.
Когда Крис и Карли ускоряют шаг, Валентина понимает, что они знают эту дорогу, этот лес. Ей она тоже кажется знакомой, она ее уже видела, на фотографии или во сне. Внезапно словно вспыхнул свет, незаметное движение, в деревьях или, может быть, в ней самой, дуновение колышет волосы: Валентина вновь чувствует ее присутствие. Слышит ее, она произносит ее имя. Рука касается ее щеки, или, быть может, это ветер, Валентина вздрагивает, она помнит, как нежны были ласки Клаудии, вечером, в постели, как ее рука, казалось, накрывала все ее лицо, касаясь кожи, точно птичье крыло.
Валентина открывает глаза, она закрыла их, сама того не заметив. Они стоят неподвижно, все втроем, посреди тропы, посреди нигде, кажется ей, и все же Валентина чувствует, что проделала весь этот путь, с той самой ночи, когда не стало матери, чтобы попасть в это место.
Крис присела на пень, широкое манто, раскинутое вокруг нее, тает в красках леса. Она улыбается, губная помада размазана, как будто она только что целовалась. Карли смотрит вдаль, приложив руку ко лбу, потом подходит к Валентине. Пальцы, легкие, как у матери, ложатся на ее плечо.
«Мы пришли».
Фраза отдается странным эхом в ушах Валентины, кажется, будто ей передают послание через раковину или напоминают о тайном свидании. У нее кружится голова, она видит Крис, та курит, блестя глазами, Карли улыбается ей с радостью, какой она за ней не знала, а вокруг темная зелень леса, ветви рисуют фигуры, углы, тропа устлана иголками как ковром. Она слышит свою мать, та что-то шепчет ей, но слова заглушает стук крови в висках.
Карли сунула в руку Валентины что-то острое, камень, может быть, ножик. Девушка опускает глаза: она держит в ладони кусок сухого хлеба. В эту минуту словно мембрана рвется над головой, их окружает шелест, как будто шепот Клаудии покинул ее тело и витает теперь в воздухе. Серые и черные пятна плывут перед глазами. Крис встала, она теперь вплотную к ней, и Карли дышит ей в самое ухо. Валентина смотрит на Крис и Карли, она разжимает руку и тут видит их, вот они, синички, три, потом четыре, порхают вокруг лиц. Валентина следит за ними взглядом, сама собой протягивается рука. Кажется, что ее грудь слишком тесна, чтобы впитать воздух, который она вдыхает, и вдруг, когда клювики тычутся в ее ладонь, возникает Клаудия, совсем рядом, она держит ее за руку, у нее ласковые глаза и ослепительная улыбка.
Она слышит ее шепот: «Это ты была моим секретом» – и видит ее другой, маленькой девочкой, у нее болезненный вид и плохо подстриженные волосы, потом она подросток, вытягивается и преображается, ее ресницы накрашены, волосы растут на глазах, они все светлее, бедра округляются, на губах блаженная улыбка влюбленной, потом начинает расти живот, он уже заполонил все пространство, и Валентина слышит ее голос, который говорит все громче: «Это ты мой секрет. Мое сокровище и мое горе. Это ты».
Валентина чувствует, как ее легкие наполняются, точно натянутые карманы, и птицы вдруг вспархивают, взмывают, сквозь стену деревьев, в чистое небо. Эти женщины несут в себе тень, которую их матери носили до них, которую держали в себе их отцы, хранили их предки, заключенную в глубине своего существа, и которую они передали своим сыновьям, своим дочерям, сами того не зная, как тайного пассажира, темного, безмолвного. Это их желания, их обманутые надежды, руки на их телах, стыд, равнодушие, молчание, страх, ушедшие любимые. Все распускается и взмывает ввысь, над лесом, над реками. Все сдержанные жесты, никогда не сказанные слова любви, отведенные взгляды, грехи, скрытые, чтобы кануть в забвение, все, что было погребено и росло в сердцах их детей, этих мальчиков, лишенных воли, этих девочек, которые чувствовали себя так, будто распадались или без конца падали, и не было рук, чтобы их удержать. Все это взмывает выше, выше, над вершинами гор, над снегом и тишиной, испаряется в белой безбрежности, там, где хранятся секреты.
Крошки осыпаются с руки дождем пыли, и Валентина смотрит на Крис, Карли и на свою мать с ними, вспоминает ее нежность, знает, что она еще вернется в ее сны. Когда Валентина погладит рукой личико своего ребенка, того самого, что здесь, внутри ее, крошечный, она вспомнит лес и девушек, чьи надежды витают в воздухе.