Змей задумчиво пощипал редкие светлые усы, точно такие же, как и у Шатая. Спешился. На его лице могла бы смениться тысяча чувств, но даже ближники сумели определить лишь одно – досаду.
– Интересно как вышло, – негромко проговорил Змей вместо приветствия. – Вот же ведьма…
Другое дело Шатай. Он походил на отца по-колдовски сильно, однако каждая из мыслей, суетящихся в его голове, отражалась на лице. Удивление, страх, радость, снова страх, ненависть, обида… Надежда.
Стрепет ехал по левую руку Большого Вождя. Он тоже ступил на землю, но оглядываться не спешил, словно провинился в чем. Уж кто-кто, а он хорошенько рассмотрел Змея и давно уразумел, от кого ведет род найденыш, воспитанный Иссохшим Дубом. Уразумел, но смолчал. И всего меньше ему хотелось, чтобы кто-то из племени, а то и сам Шатай, выдал его тайну. Но Змею до Стрепета дела не было. Он спросил у Шатая:
– Как звать тебя?
– Шатай, – глухо выдавил тот.
– И откуда же ты взялся, Шатай?
Стрепет напрягся: того и гляди взлетит от натуги! Но Шатай и не подумал указать на него:
– Я найдэн в Пустых зэмлях. И воспитан стэпью.
– А кем рожден?
– Нэ знаю. Но даже слэпой увидит, что ты к тому приложил руку.
Змей самодовольно разгладил редкую короткую бороду:
– Я овладел многими женщинами. Но не думал, что хотя бы одна из них сумеет зачать.
– Многими? – Шатай глядел прямо в глаза Змею. Кто другой поплатился бы за подобную дерзость, но шляху, узнавшему эти глаза, терять было нечего. – И женщинами этих зэмэль тожэ?
Змей задумался, но думал он будто совсем не о том, о чем спросил его наглый шлях. Однако ответил:
– Да, и здесь я бывал тоже. Помню, что местные бабы горячи и упрямы. Их приятно ломать. Что же, раз ты спросил, верно, и она помнит меня?
Шатай процедил:
– Да. Она помнит.
Бедная Дола и хотела бы – не забыла. Потому что дочь с синими глазами, каковых ни у кого боле не встретишь на юге Срединных земель, служила живым напоминанием. Значит, не соврала. Значит, аэрдын не станет женой шляху, даже если Шатай чудом спасется, а срединный княжич отступится от нее.
Змей же рассуждал:
– Уж точно ты не рожден от моих братьев или от отца, потому что я убил их всех. – И вдруг заключил: – Стало быть… буду звать тебя сыном.
– Нэ будэшь.
– Почему же?
Шатай сжал кулаки:
– Потому что я убью тэбя.
Змей ядовито усмехнулся:
– Когда-то давно степная ведьма сказала, как я умру. Иногда я думаю, что она не соврала, потому что многие с тех пор пытались отправить меня в Тень. Те из них, кому достало ума передумать, сейчас несут мое знамя. Остальные досыта накормили смрадников. Тебя ждет либо одно, либо другое.
– Жэнщину, что взял ты против воли в этих зэмлях, зовут Дола. А ту, что воспитала мэня как родного, звали Нардын. Ты помнишь эти имэна?
– Я не запоминаю имен.
Шатай деловито кивнул. Таких слов он и ждал.
– Спэрва ты убил ту, что воспитала мэня. А послэ ты отнял ту, что выбрала мэня в мужья. Ты отнял их обэих, и тэпэрь я убью тэбя. И мнэ нэт дэла до того, что напророчила тэбэ вэдьма.
К Власу вернулся дар речи как раз вовремя, чтобы цыкнуть:
– Молчи!
Но Шатай плюнул на землю перед собой, тем самым нанося оскорбление врагу. Змей не обиделся:
– Все же ты не безродный щенок. Ты достойный сын своего отца.
– У мэня нэт отца. Нэт плэмэни. И нэ будэт жэны. Но у мэня есть мэсть.
Прежде чем слова сорвались с языка, сорвался с пальцев нож и стальной стрекозой полетел к Большому Вождю. Но прозвания не дают просто так – Змей ушел в сторону, рукоятью меча отбив клинок.
Влас едва в голос не застонал. Пропали мирные переговоры, пропала деревня! Но Змея выходка нежданного сына порадовала. Он рассмеялся:
– Теперь вижу, что не только лицом ты похож на меня, но и нравом. Что же, моя кровь не могла породить труса. Умеешь ли ты сражаться как мужчина или только бьешь исподтишка?
– Ты нэдостоин того, чтобы сражаться с тобой чэстно. Ты нэ чтишь обычаев. Ты бэрешь жэнщин силой!
– Я беру силой все, что пожелаю. Женщин. Воинов. Земли. А ты выглядишь так, словно побираешься у помойной кучи. Разве это лучше? Разве достойно сыну Большого Вождя стоять с горсткой земледелов и молить о пощаде?
Тут уж вступил Влас:
– Разве мы молили о пощаде?
Змей равнодушно пожал плечами:
– Сейчас или к закату, но вы падете на колени. Если станете упрямиться, то на брюхе ко мне приползут лишь немногие. Но приползут. Я видел это не раз в степи.
– Но ты не в степи сейчас. Ты пересек границу и ступил на Срединные земли, и здесь правят иные законы.
– А ты знаешь закон? – Змей вскинул над головой меч, крупные капли застучали по лезвию. – Вот единственный закон, который я чту. Кто ты такой, чтобы перечить ему?
– Я княжич Срединных земель. Начиная с границы и до севера – моя власть и власть моего отца. Уходи с миром, вождь из степи. Иначе объявишь войну не только этой деревне, но и всему Срединному княжеству. Тебе не совладать с нашими воинами.
Змей добродушно пихнул Стрепета локтем, но тот не улыбнулся в ответ, а лишь сильнее сдвинул к переносице густые брови.
– И где же ваши воины? Что-то не вижу никого, кто готов был бы пролить за тебя кровь. Я убью всех, кто встанет на моем пути. Сначала в этой деревне, потом в следующей, и так до самого края твоих владений. Срединные земли покорятся Змею, как покорилась степь.
– Стэпь нэ принадлэжит никому! – влез Шатай.
– Ошибаешься. Степь принадлежит тому, у кого достанет сил удержать ее.
– Довольно! – Влас приосанился и вышел вперед. – Я знаю, для чего ты явился в наши края. Тебе нет дела до этой деревни, как и до всех Срединных земель. Тебя привел он, верно? – Княжич перевел взгляд на Стрепета. – Что стоишь, вождь? Да и вождь ли ты теперь, если поклонился тому, кого так ненавидел?
Стрепет оторвал от земли тяжелый взгляд:
– Я защищал свое плэмя.
– Не ври хотя бы себе самому. Ты хотел отплатить мне за обиду. Верно? Такова цена твоей гордости? Что ж… – Влас отстегнул ножны и отбросил в сторону, а после бесстрашно пошел вперед.
– Стой, ты! Они тэбя исполосуют мэчами!
Шатай ухватил его за рукав, но Влас обернулся и ободряюще подмигнул шляху.
– Меня – может быть. Но после этого, дадут боги, битвы не будет. Теперь ты за главного, – сказал он.
Наконечники вражеских стрел глядели княжичу в живот, но он не дрогнул. Остановился грудь в грудь с бывшим вождем Иссохшего Дуба и сказал:
– Слушай же мое слово, Стрепет… – Лицо княжича закаменело. Он опустился на колени, и руки его подрагивали так, словно силились стянуть огромную открытую рану. – Вот моя голова. Руби. Я был глуп и совершил ошибку. Я прошу прощения пред ликом Рожаницы, – махнул он на нависающий над ними холм, – у тебя и у твоего племени. Я, и только я повинен в том, что мы не заключили мир, а стали врагами. И я готов кровью смыть этот позор. Возьми мою жизнь как залог мира. И пусть граница останется нетронутой.
Гордый, высокомерный княжич. Своевольный и упрямый. Надменный, непреклонный. Он стоял на коленях пред тем, кто протащил его на аркане через полстепи, и молил… нет, выторговывал мир ценою своей жизни.
Рожаница глядела на него сверху из морщин коры священной липы. Сколько стоит жизнь твоя, княжич? Не землю предков ведь спасаешь, не целое войско, не родичей. Лишь кучку упрямцев, таких же, как ты.
– Ну, – сказал Змей, – парень прав. Ты привел нас сюда. Руби. – Он подкинул меч в воздухе, поймал за лезвие и подал Стрепету.
Тот, помедлив, сжал рукоять:
– Эти люди чужие тэбэ.
Княжич покачал головой:
– Они мое племя. И я должен их защищать. Пришлось попасть к тебе в рабство, чтобы уразуметь это. Об одном лишь жалею.
– О чем жэ?
– Что того не случилось раньше.
Стрепет ногтем попробовал клинок – острый. А иных у Змея и не водилось. Большой Вождь следил, прищурившись и не мигая. Ну точно змей! Лезвие легонько поцеловало обгоревшую шею, но княжич не отпрянул. Напротив, он улыбнулся, откинул волосы на сторону, чтоб не мешались, и подставил голову:
– Руби, Стрепет. И пусть эта смерть станет последней на границе.
Изогнутый меч прочертил дугу в воздухе, Шатай вскрикнул и кинулся вперед, но багрец не окрасил серые дождевые струи – меч улетел в грязь.
– Ты был плохим вождем для своего плэмэни, – сказал Стрепет, – но ты измэнился. Я нэ стану казнить тэбя. Довольно и того, что ты уже принес мнэ в дар.
Не порадовало Змея увиденное… Вечно одолевающая его тоска отступила на миг, но вернулась стократ сильнее. Он поджал губы и поманил Бруна, что-то шепнул тому на ухо. Никто не глядел на них. Все глядели на бывших врагов, что встали один против другого и поклонились: наконец-то равные.
– Да будет мир меж нашими землями, – молвил княжич. – Свежего ветра в твои окна.
– Свэжэго вэтра…
Не видали прежде ни Срединные, ни Мертвые земли подобного. Вожди скрепили договор, каждый крепко сжал предплечье другого.
Руки их не успели разомкнуться, когда к Власу и Стрепету на негнущихся ногах подошел ближник Брун. Он открыл рот – сказать что-то, но передумал. Снова вдохнул, но и на сей раз не сумел заговорить. Покосился на Змея, и тот ободряюще кивнул. Знал бы Стрепет, с кем годами ходил в одном обозе, кого приблизил к себе после смерти сыновей, с кем делил костер… Брун медленно наклонился, вынимая из-за голенища сапога нож. Любой успел бы перехватить его и отбить атаку. Любой, кто поверил бы, что шлях покусится на своего вождя…
Брун вонзил короткое лезвие Стрепету под ребро и провернул. Бывший вождь упал, не проронив ни звука. Лицо его, заросшее лохматой бородой, скрылось в грязи, как мгновением раньше скрылся меч, что принял он из рук Змея.
– Смэрть трусам, – раздельно произнес Брун и голодной шавкой обернулся на Змея: все ли сделал, хозяин? После поднял отброшенный меч, обтер со всех сторон и вернул владельцу.
Змей принял его с гримасой брезгливости, смахнул стекающие по лбу бусины влаги и проговорил так, чтобы услышали все: