Марья Романовна схватила ее за руку:
– Правильно сделала, что пришла. Умоляю тебя, бежим отсюда. Ты здесь все ходы и выходы знаешь, не сомневаюсь. Возьмем с собой Наташу – и бежим, пока живы!
– Это невозможно! – испугалась Жаклин. – Там кругом Россия! Мой дядя замерз в России, когда отступал по Смоленской дороге. Нет! Я боюсь!
Она произнесла «Там кругом Россия!» так, будто хотела сказать: «Там кругом дремучий лес с медведями, волками, львами и тиграми враз!» – но для Марьи Романовны имело значение только одно: они в России! Благодарение Господу, они и впрямь в России!
– Где мы? Где именно мы находимся? – стиснула она руку Жаклин.
– В Москве.
– В Москве! – радостно воскликнула Марья Романовна. – Благослови тебя Бог за эти слова. Послушай, мое имение недалеко отсюда. Я богата. Муж оставил мне наследство. Я умею быть благодарной. Я возьму тебя под свое покровительство, помогу уехать во Францию… Бежим отсюда!
– Я не хочу возвращаться во Францию, – отмахнулась Жаклин. – Меня там ждет Консьержери, это женская тюрьма, страшное место. Я погубила своего мужа ради Мюрата, ради любви к нему. Тогда я не ведала такого страха перед ним, как сейчас. И я пошла на преступление. Я выкрала у мужа важные документы. Это многим известно… только неизвестно, ради кого я сделала это. А Мюрат продал бумаги русским!
– Русским?! – ошеломленно переспросила Марья Романовна. – Но ведь он ненавидит русских!
– Конечно, и еще как! Лютой ненавистью. Но ему необходимо было попасть в Россию официальным путем, получив все возможности, которые здесь дает звание иностранного представителя. Русские с таким пиететом относятся к иностранным чиновникам высокого ранга, что позволяют им очень многое. Даже французам – ведь твои соотечественники редкостно незлопамятны и доверчивы, как дети. Всю интригу с кражей бумаг Мюрат замыслил ради того, чтобы найти своего врага – и вот он отыскал его.
– Кто же это? – с горячим любопытством спросила Марья Романовна.
Жаклин изумленно вытаращилась на нее:
– Тебе ли не знать?! Ведь это твой любовник.
Марья Романовна так и села на оттоманку, рядом с которой стояла.
– Да нет у меня никакого любовника, что ты такое говоришь?! Я честная женщина, я…
– Зря ты мне не доверяешь, – обиженно сказала Жаклин. – Я готова тебе помочь, потому что хочу отомстить Мюрату за то, что он убил Абдуллу и причинил Надиру такое горе. Я ведь люблю Надира!
– Я видела, как ты на него смотришь, – сочувственно кивнула Маша. – Но только он же…
Она осеклась. Не ее дело, нечего и вмешиваться. К тому же сейчас есть вещи поважней, чем разбираться в любовной истории Жаклин. Итак, Мюрат принял Марью Романовну за другую: за возлюбленную своего врага. Бессмысленно внушать ему, что он ошибся. Нужно бежать, воспользовавшись тем, что, хоть на короткое время, Жаклин превратилась в его противника и союзника Маши.
– Если Мюрат убил брата Надира, значит, может и его убить, – горячо сказала она. – Вам обоим нужно скрыться. Помогите мне и Наташе бежать – и я помогу вам.
– Скрыться… – уныло повторила Жаклин. – Бежать… Это невозможно. Нет, отсюда не выйти.
– Хорошо, – сказала Марья Романовна. – Тогда сделай вот что…
– Поразительно, не думал, что она тебе поверит, – усмехнулся Мюрат. – А впрочем, не зря говорят, что утопающий и за соломинку хватается. Ну-ка, покажи мне ее послание. О Бог мой, это выглядит так трогательно… ощущение, что оно написано кровью. Пусть лежит здесь. – Он небрежно сунул письмо Марьи Романовны в ящик секретера и щелкнул ключом, запирая замок. – Кровью, ха-ха… Ну просто иллюстрация к готическому роману миссис Анны Радклиф! Не приходилось читать?
Жаклин угрюмо пожала плечами.
– Ах да, ты ведь вообще не жалуешь романов, это твой недостаток, – кивнул Мюрат. – Хотя у тебя больше достоинств, чем недостатков. Ты великолепная актриса. Ловко ты обвела вокруг пальца эту жалостливую глупышку. Очень ловко. И заслужила награду.
Жаклин упала на колени и схватила его руку. Поднесла ее к губам:
– Ты помилуешь меня? Меня и Надира? Поклянись!
– Да, только что ты купила его и свою жизнь, я клянусь в этом, – снисходительно кивнул Мюрат, который лгал в своей жизни столько раз, что теперь, зная, что нарушит очередную клятву, он лишь философски пожимал плечами: еще одна ложь, еще одно клятвопреступление не сделают его большим злодеем. – Потому встань и утри слезы. Тебе нужно привести в порядок лицо. Ты немного перестаралась, рыдая перед этой русской хитрюгой и изображая из себя жертву обезумевшего Мюрата.
Он хохотнул, помогая подняться Жаклин, и она усмехнулась в ответ, но опустила глаза, в которых промелькнула тщательно скрываемая жаркая ненависть, что не осталось не замеченным Мюратом.
«Нет ничего, что ускользнуло бы от меня!» – подумал он самодовольно, не показывая, впрочем, виду, что все увидел.
Ему нужно было хорошее настроение Жаклин. Ведь ей предстояло принимать с ним гостей. Пусть преисполнится уверенности, что теперь они с Надиром получили шанс на жизнь и, очень может быть, на счастье. Когда торжество кончится, Мюрат разделается с ними. А пока сила Надира ему еще пригодится. Если бы Охотников пришел на праздник, Мюрат вынудил бы его посмотреть оскорбительный спектакль про Карагеза, а потом, выманив из общего собрания, захватил бы в плен… и закончил бы то, что следовало завершить еще там, на Кавказе. Но сначала он хотел получить назад то, что когда-то украл у него Охотников, это раз, а во-вторых, мечтал уничтожить смертельного врага, показав, как его любовница молит о совокуплении с ним, Мюратом.
Но русская девка оказалась достойна своего любовника! Тварь тверже кремня! Мало того что умудрилась устоять против прельстительных снадобий Айше, – еще и нацарапала жалобу на Мюрата русскому царю!
Когда Надир доложил господину, что пленница что-то пишет украдкой, Мюрат возликовал: он думал, что послание адресовано Охотникову. Мюрату так хотелось прочитать эти мольбы о спасении. Потом, когда Охотников уже окажется в его руках, он чаял прочитать ненавистному врагу жалобы Марьи Романовны вслух, прежде чем прикончить его. Однако эта дура написала царю!
Ну и ладно. Хватит забавляться с ними: девкой пора или овладеть, или убить ее, Охотникова нужно захватить!
Он раздвинул шторы пошире и приотворил окно. В кабинете топился камин, и свежее дуновение было приятно, однако Жаклин взглянула на своего господина изумленно. Мюрат ненавидел холод, а теперь норовит уйти и оставить окно открытым. Выстудится же все.
И эти нехитрые мысли Жаклин были понятны Мюрату. Он не стал пояснять, что приоткрытое окно кабинета – дверь мышеловки, в которую должна прошмыгнуть глупая мышь: Охотников.
Ему стало смешно, что человек, носящий такую фамилию, скоро сам станет дичью. Впрочем, Охотников уже ею стал! Он влезет в мышеловку, потому что каждый его помысел, каждый его шаг заранее известен прозорливому Мюрату.
Радуясь, что все складывается так удачно, Мюрат вышел из кабинета и двинулся по коридору, приобнимая Жаклин и твердо веря, что звезды на его стороне, потому что он всемогущ и всеведущ.
А между тем он был излишне самонадеян, думая, что замечает все и ничто не может ускользнуть от его внимания. Так, например, он не увидел, как по коридору скользнула некая женщина. Она посмотрела на удаляющихся Мюрата и Жаклин – и с ненавистью плюнула им вслед.
Это была Лушенька. Зябко поводя голыми плечами – она по-прежнему носила тот же унизительный рабский наряд, в каком предстала несколько дней назад перед Марьей Романовной, – девушка потянула незапертую дверь кабинета (Мюрат был убежден, что никто не осмелится войти в его святая святых!) и осторожно ступила внутрь.
Пока Мюрат говорил с Жаклин в кабинете, Лушенька подглядывала в замочную скважину. Не разобрав ни одного слова (и говорили тихо, и не понимала она по-французски), она все же увидела, как Мюрат сунул в секретер какую-то окровавленную тряпицу. Эту тряпицу незадолго до того Жаклин вынесла из комнаты, где держали в заточении Марью Романовну.
При мысли о бывшей хозяйке слезы навернулись на глаза Лушеньки. Ах, все вышло не так, не так, как мечталось! Айше обещала, что Лушеньку возьмет на свое ложе господин, а между тем он на нее даже и не взглянул ни разу, она для него одна рабыня из многих. Как хотелось отомстить Айше! Как хотелось искупить вину перед Марьей Романовной! Ведь Лушенька предала ее от злости на то, что хозяйка не подпустила к ней Нил Нилыча Порошина! Конечно, Марья Романовна думала, что сделает как лучше, а меж тем Лушенька мечтала стать любовницей управляющего и получить в свои руки если не власть и богатство, то хотя бы какой-то надежный достаток. Она ушла бы из горничных, жила бы в свое удовольствие, ночью тешила бы вялую плоть Порошина, а днем уж как-нибудь находила бы себе тайное удовольствие на стороне (небось любовнице управляющего ни один молодец из деревенских не отказал бы!), и никто, в том числе Марья Романовна, не смел бы обращаться с ней, как с обычной деревенской девкой.
Да, так мечталось. А что вышло?!
Лушенька сердито утерла слезы и повернула ключик, торчащий в замке секретера.
Вытащила лоскут.
Батюшки, страсти какие! Неужто кровью сие писано? Лушеньку немножечко учили грамоте, но тут при ее скудных знаниях разобрать ни слова было невозможно. Повертев лоскут так и эдак, она призадумалась: что с ним делать? Выбросить? Положить на место? А может, Марье Романовне вернуть? Уж наверняка она не хотела бы, чтобы этот лоскут попал к хозяину!
Да, надо забрать и вернуть.
Лушенька прикрыла секретер, а лоскут хотела было сунуть за пазуху, да вот беда – какая пазуха при такой одежде. Тогда она спрятала послание, натуго свернув его, за пояс, надеясь, что успеет донести до хозяйки, как вдруг с ужасом увидела, что дверь в кабинет начала приоткрываться.
Господи! Она попалась!
Лушенька в жутком страхе метнулась к окну, которое, на ее счастье, оказалось приотворено, и еле-еле успела просунуть наружу лоскут и разжать пальцы.