— Так что ваш отец? — Он надеялся, что голос не выдал волнения. — Расскажите о нем.
— Долгая и неинтересная история, поверьте мне. — В тихом голосе Сары звучали ноты безнадежного отчаяния. — Семейные истории одинаково скучны. Бесконечные вариации на одни и те же темы.
Лоренцо достал следующую раковину. Многие считают, что открыть устрицу непросто, но для опытного Лоренцо это не составляло труда. Он нашел маленькую щель в створках и вставил кончик ножа.
— Что же за темы? — стараясь скрыть заинтересованность, спросил он.
— Боль утраты, сожаление, чувство вины…
— Вы любили его?
Наступила ночь. Дом затих. Темнота за стенами храма сгустилась. Месяц поднялся высоко; его уже не было видно в проеме двери. Они остались одни в целом мире. Сара посмотрела на Лоренцо; и в ее глазах он увидел море печали.
— Да, я любила его, — едва слышно сказала она.
Лоренцо налил еще шампанского. Бутылка звякнула о край бокала — у него дрожали руки. Надо собраться, он почти у цели.
— Откуда же чувство вины и сожаления? — Он сделал глоток и откинулся назад: «Не торопить ее, не дать почувствовать угрозу».
— Он не знал, как я любила его. Это моя вина.
Лоренцо заставил себя сделать еще глоток.
— Сколько вам было лет, когда он умер?
Сара сидела очень тихо. Тяжелый локон упал на лицо, блеснул в мерцании свечей полированной медью.
— Мне было пять.
— Как Лотти. — У Лоренцо неожиданно сжалось сердце.
— Да, — прошептала Сара.
Он опустил бокал, протянул руку и убрал локон с ее лица.
— Это непосильный удар для ребенка. Почему вы думаете, что могли изменить что-то?
— Он покончил с собой.
— Бедная девочка. — Слова сами слетели с губ Лоренцо. Ему хотелось взять в ладони ее лицо, поцелуем разгладить морщинку на лбу между красиво очерченными бровями. Он сдержал себя. Надо заставить ее говорить, чтобы перевести разговор на книгу ее отца. Она сидела с опущенной головой, обхватив себя руками.
— Если бы я больше… не знаю. Может, он не сделал бы этого, — продолжала она задумчиво. — Он написал книгу — главную книгу своей жизни, и посвятил ее мне. Он написал, что я составляю смысл его существования. — Сара замолчала, потом коротко усмехнулась: — Вскоре после этого он, вероятно, передумал. Или я перестала быть смыслом его жизни.
Лоренцо замер. Сейчас он должен был бы сказать: «Я знаю о книге», но не мог. Перед лицом ее отчаяния, страдания, неоправданного чувства вины все отступило, даже права на экранизацию больше не имели значения.
— Вы не должны винить себя, — тихо сказал он. — Ваш отец был взрослым человеком со своими проблемами, о которых мы не знаем, и личной трагедией, заставившей его оборвать жизнь. Когда существование становится невыносимым, человек не отдает себе отчета в поступках или их последствиях.
Сара медленно подняла голову и посмотрела на него.
— Жаль, что я не могу поверить.
Ее голос был странно ровным, но, заглянув в глаза, он понял, что смотрит в темную глубину ее сердца, хранившую тайну женщины. Тайну, которую он хотел узнать. А еще он очень, очень хотел помочь.
— Ваша обида понятна, естественна, — сказал он мягко и попал в цель.
Она встрепенулась, откинулась на скамье, подобрав ноги и обхватив их руками, сказала, глядя в темноту:
— Я мало знала его, мы были вместе очень короткое время, у меня почти не осталось воспоминаний. Грешно отравлять память о нем обидой.
— Это чувство естественно. Отсюда и бремя вины, не так ли? Не потому, что вы вините себя — ведь вы вините его?
— Немного. Когда мама вышла замуж за Гая, я иногда хотела, чтобы он был моим родным папой, потому что он умел быть настоящим отцом — щедрым, заботливым. Он называл Анжелику принцессой. Наверное, я сама виновата: в отличие от солнечной, жизнерадостной Анжелики, я была на редкость застенчивым, неуклюжим ребенком.
— Вы — дочь своего отца. Он любил вас такой, какая вы есть.
Сара нахмурилась, потом улыбка тронула губы.
— Этого было недостаточно, — сказала она с грустной иронией.
Лоренцо вздохнул, наклонился, чтобы достать из корзинки кусок свадебного торта.
— Дети не отвечают за то, как складываются отношения родителей. Ведь Лотти не виновата, что ее отец не остался с вами?
— Нет, нет. Это тоже моя вина. — Она сделала попытку рассмеяться. — Я всегда была скучным собеседником, но сегодня превзошла себя. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Прежде чем он понял, что делает, Лоренцо взял в ладони ее лицо и большим пальцем стер со щеки влажный след от слезы.
— Мы будем есть торт, но не сменим тему, пока вы не поймете две вещи: первое — отец Лотти ушел не из-за вас, и это даже не его вина. Это его потеря.
Сара на мгновение закрыла глаза. Он ожидал, что она будет спорить, но она молчала. Может быть, он добился своего: она верит ему, слушает его.
Лоренцо подцепил ложкой кусочек торта и поднес к ее губам. Она покорно, как ребенок, открыла рот. Он кормил ее с ложки, изнемогая от желания поцеловать сладкие губы.
— Второе: вы не скучная. Вы из числа самых сложных и интересных собеседников, которых я встречал за последнее время.
Ночь окутала сад романтической вуалью, в золотом сиянии свечей храм стоял как заколдованный остров в море тьмы. Он слышал дыхание сидящей рядом женщины, ее грудь мерно вздымалась. Лоренцо заставил себя не думать о ее груди.
— Сара, — произнес он тихо, как будто пробуя имя на ощупь. — Красивое имя.
— Не такое красивое, как Анжелика. — Она слабо улыбнулась.
— Совсем другое. Имя дал вам отец?
Сара покачала головой. Волосы снова блеснули медью в неверном свете свечей.
— Нет, мать. Сестре она дала имя Анжелика. — Голос звучал сонно. — Мама любит ангелов.
Сердце Лоренцо сжалось от внезапного озарения.
— Вас зовут Серафина, — прошептал он.
Она кивнула и закрыла глаза.
— Но это имя мне не подходит, я не заслуживаю его. Все зовут меня просто Сара.
Лоренцо положил ее голову себе на плечо. Прильнув к нему, она глубоко вздохнула и не отстранилась, когда его рука коснулась волос. В тишине ночи слышно было ее ровное тихое дыхание. Всем существом он ощущал округлые женственные формы тела с легким запахом мыла и свежести. Нежно и ритмично Лоренцо продолжал гладить ее волосы. Ничего, что Сара спала. Он чувствовал, это нужно. Нужно ей.
Глава 11
Лоренцо сидел за письменным столом, машинально трогая пальцами маленькую механическую игрушку, представлявшую модель Солнечной системы. Планеты вращались вокруг Солнца в строгом порядке, следуя законам, почти недоступным человеческому пониманию. Галилей проник в тайны мироздания вопреки царившим в его мире предрассудкам. Однако даже он, человек гигантского интеллекта, не постиг до конца тайны женщины.
Возвращаясь к событиям этой ночи в маленьком храме, он вспомнил странное ощущение, как будто ему удалось замедлить течение времени и ненадолго остановить вращение Земли. Дедовские часы пробили один раз, напоминая о реальности. Лоренцо взял в руки потрепанный томик «Дуба и кипариса» и перелистал страницы в поисках посвящения.
«Серафине, которая дарит мне надежду, радость и смысл жизни».
Читая эти слова, он понял, откуда у Сары зародилась мысль, что она недостойна бескорыстной любви, что все в этой жизни она должна заслужить.
Он подошел к окну. Внизу на траве сидели Лотти и Дино. Они по очереди бросали мелкие камешки в пустую коробку у стены. Лупо лежал неподалеку. Лоренцо пригляделся, заметил, что Лотти плачет, кулачком размазывая слезы по щекам. Вероятно, от злости следующий камень она бросила слишком сильно: он рикошетом отлетел от стены и ударил в стекло. Округлив в ужасе глаза, она закрыла рот ладошкой. Дино вскочил на ноги и потянул ее за собой. Оба скрылись из вида.
Лоренцо улыбнулся. Чтобы развеять гнетущую тишину, он включил музыку и закрыл глаза. Звуки скрипки и флейты перенесли его в Оксфордшир, в тот жаркий июльский день, когда он увидел Сару, бредущую через пшеничное поле. Мелодию написал автор саундтреков к нескольким голливудским кинохитам Антонио Аугустино, с которым Лоренцо поделился мыслями о фильме по книге Тейта.
Размышления были прерваны стуком в дверь.
— Войдите! — рявкнул он более резко, чем хотел. Дверь медленно открылась; на пороге стояли Лотти и Дино. За их спинами, поджав хвост, прятался Лупо.
— Простите, что я бросила камень в окно, — тихо сказала Лотти и повторила по-итальянски дрожащими губами: — Простите меня.
— Ничего страшного, окно не разбилось, — заверил ее Лоренцо. — Ты делаешь успехи в итальянском. Тебя учит Дино?
Она кивнула, слезы потекли ручьем. Лоренцо растерялся — у него не было опыта общения с детьми. До сих пор он их просто избегал: своего рода защитная реакция или просто трусость.
— Что случилось? — тихо спросил он, глядя, как Дино покровительственным жестом обнял Лотти за плечи.
— Не хочу уезжать, — всхлипывала девочка. — Ненавижу Лондон, ненавижу девочек в классе. Они только и знают, что играть в куклы и сплетничать. Дино мой лучший друг, а мама сказала, что мы вряд ли вернемся сюда, и, может, я его никогда не увижу. Между нами будет тысяча миль…
— Успокойся и посмотри сюда. — Лоренцо указал на маленький земной шар в игрушечной модели Солнечной системы. Ничего лучше, чтобы отвлечь Лотти, он придумать не смог. — Вот самый яркий шар в центре — это Солнце, вокруг планеты. Наша Земля здесь. — Он повернул пальцем земной шар. — Смотри, это Тоскана, а вот Лондон. Они почти рядом, если подумать. — Он закрутил земную ось, и все завертелось, замелькало: материки, океаны, страны. Лоренцо видел изумление и восхищение в глазах детей.
— Лотти!
Он поднял голову: в дверях стояла Сара. Она была одета в выцветшую зеленую футболку и короткую джинсовую юбку, открывавшую стройные загорелые ноги.
— Пойди вымой лицо и руки, — мягко сказала она.