– Справедливо, – согласился Колли. – А я буду звать тебя Фли по той же самой причине.
Как однажды сказала Даффи, отмачивая меня в жидкости из огнетушителя: за что боролись, на то и напоролись. И я полагаю, она права. Или, как выражается миссис Мюллет, что подходит одному, подходит и другому.
– Хорошо, – сказала я. – Фли так Фли. Но не вздумай никому об этом рассказать. Поклянись.
Колли прижал указательный палец к губам и поднял другую руку ладонью вперед.
– А теперь, – продолжила я, – насчет твоей матери…
Мои слова были прерваны серией пронзительных свистков со стороны церкви.
– Колльер! – заорала Синтия. – Колльер! Дуй сюда, Колльер! Ты заставляешь викария ждать!
С разрывающей сердце улыбкой и блеском темных глаз он исчез.
У меня появился друг.
К тому времени, как я подошла к церковному порогу, Колльер скрылся внутри. Я развернулась и пошла к домику викария.
– Синтия? – громко позвала я, просунув голову в дверь без стука.
– Я принимаю ванну, милочка. – Голос Синтии доносился откуда-то сверху. – Через пятнадцать минут у меня встреча Союза матерей. Мы можем поговорить в другой раз?
– Хорошо! – смиренно отозвалась я в ответ. Поскольку я не могу загнать Синтию в угол в ванной, выбора у меня нет.
Мне отчаянно надо узнать больше о Колльере и, что еще важнее, о его связях с миссис Прилл.
Такое чувство, что это будет нелегко.
Временами хочется вскинуть руки, закружиться на месте и послать проклятия небесам, но вряд ли разумно делать это в пределах видимости церкви. «Это ведет к безумию и смирительной рубашке», как любит говорить Даффи после некоторых разногласий с тетушкой Фелисити.
Я полагаю, что очень разумно с раннего детства научиться принимать удар, когда твои планы нарушают, а не ждать, пока стрелы уже в воздухе.
Так что я сделала глубокий вдох, втянула в себя дымный осенний воздух, расслабила плечи и прогулочным шагом пошла к калитке, где меня ждал «Глэдис». Не хочу, чтобы он видел мое разочарование.
– О, какой чудный день, – сказала я, стукнув себя в грудь на манер Тарзана. – Как насчет отличной прогулки по окрестностям?
И мы понеслись прочь, «Глэдис» радостно шуршал спицами, а я вопила пиратскую песню, слова которой мне не полагалось знать.
13
Поездка на свежем воздухе отлично проветривает мозги. Я проехала всего лишь полмили в сторону Мальден-Фенвика, как меня осенило.
Конечно же! Как я не подумала об этом раньше! Свадьбу Фели планировали и готовили члены алтарной гильдии.
Разумеется, движущей силой была Синтия, но отдельные задачи, например составление списков гостей, на самом деле выполняли другие люди.
Я сразу же вспомнила о Клэри Трулав.
Мисс Трулав, как бы это выразиться, выдающийся член церкви. Если сравнить церковь со строительством пирамиды, мисс Трулав – главный надсмотрщик с кнутом. Она заставляет всех шевелиться.
Она – вкрадчивый голос по телефону, когда казна церкви истощается. В «Кентерберийских рассказах» (Даффи утверждала, что их сюжет позаимствован у Боккаччо, а тот, в свою очередь, взял его у Публия Папиния Стация римского поэта первого века после Рождества Христова) Чосер говорит: «С ножом под епанчою Льстец проворный», и, если верить моей сестрице, под этими словами он явно подразумевал Клари Трулав или кого-то вроде нее. Мисс Трулав – клинок под плащом доброты, с которым Синтия Ричардсон встречает всех приходящих, и в случае необходимости, так сказать, дубинка церкви.
По разным причинам большинство жителей Бишоп-Лейси существуют в страхе перед Клэри Трулав, но не я.
Не потому, что я необыкновенно храбрая, а потому, что у нас с ней много общего:
а) ни одна из нас не боится говорить то, что думает;
б) никого из нас нельзя запугать;
в) никто из нас не хочет терпеть глупцов – ни с радостью, ни как-то еще;
г) никто из нас ни перед кем не заискивает – никогда;
д) нас обеих завораживают определенные стороны церкви: ее – алтарь, меня – кладбище.
Нам стоило бы подружиться, полагаю, – мисс Трулав и мне, но нет. Возможно, как одинаковые полюсы двух магнитов, мы естественным образом отталкиваем друг друга.
Я собралась с мужеством и повернула «голову» «Глэдис» в сторону коттеджа мисс Трулав.
Все, что осталось от Гулинг-хилла, – это поле с холмом посередине и разваливающееся каменное здание, которое когда-то было кузницей. Пятьсот лет назад здесь находилось маленькое поселение на границе Бишоп-Лейси, специализирующееся на производстве подков для лошадей и быков, но в 1348 году оно вымерло из-за чумы – факт, который в нашей деревне вдалбливают в каждую юную голову проповедь за проповедью, рассказывая о вреде нечистоплотности.
С тех пор древняя кузница столько раз перестраивалась, что после нескольких столетий она стала напоминать груду камней. Именно здесь со своими котами и гвоздиками вела прекрасную уединенную жизнь мисс Трулав.
Никто и никогда не был в ее лачуге, насколько я знаю, хотя, поскольку у нее есть телефон, кто-то должен был его установить. Либо она сделала это сама, что тоже возможно.
На калитке были две написанные от руки таблички: одна – «Старая кузница», вторая – «Не входить».
Я открыла калитку и по заросшим травой плитам пошла к дому.
Дверной молоток отсутствовал, что понятно. Если табличка «Не входить» действует, то нужды в молотке нет.
Я постучала в дверь. Ответа не было. Как я всегда поступаю в таких ситуациях, я прижалась ухом к деревянной панели в попытке уловить звуки движения внутри.
Ничего, лишь тишина. Я замолотила в дверь кулаком.
– Мисс Трулав, здравствуйте! – крикнула я. – Это Флавия де Люс. Я пришла поработать волонтером.
Ни один организатор на земле не может отказаться от такого предложения. Для женщины, которая каждую секунду планирует деятельность то одного, то другого комитета и составляет военные карты бесконечных перемещений добровольцев, занимающихся столовым серебром, цветами, свечами, мое предложение помощи должно прозвучать ангельским пением.
По опыту я знаю: чтобы найти самую большую слабость человека, надо нащупать, на что он тратит больше всего времени, и надавить на это. Этот прием – ключ к тому, чтобы получить то, что тебе нужно.
Я снова прижала ухо к двери и была вознаграждена шарканьем приближающихся шагов.
Предусмотрительно отойдя от двери, я потупила очи и уткнулась взглядом в дверной коврик: само воплощение христианской мученицы, исповедовавшейся и готовой быть растерзанной львами.
Я услышала, как дверь открылась.
– Святые небеса, Флавия. Что привело тебя к моему порогу? Ты должна была предупредить меня, что собираешься зайти.
Зачем, удивилась я. Чтобы ты успела спрятать трупы?
Своим хрупким телосложением она напомнила мне пожилого воробья.
Наверное, я груба, но я знаю, что отшельниками становятся не просто так. Не то чтобы мисс Трулав была настоящей отшельницей, но она оберегает свое уединение особенно рьяно.
– Простите, мисс Трулав, – сказала я. – Но сегодня на прогулке я внезапно поняла, что с отъездом Фели вы, вероятно, собираетесь сделать органисткой Мэрилин Фергюсон, и тогда в алтарной гильдии станет на одного человека меньше.
Неидеальный предлог, но лучший, который я смогла изобрести под влиянием момента. И я смогла сдержаться и не улыбнуться при упоминании имени Мэрилин Фергюсон, чье неуклюжее обращение с клавишами превращает даже самые суровые и трагические псалмы в повод для неприкрытого смеха у прихожан.
– Какая забота с твоей стороны, Флавия, – сказала мисс Трулав. – Если ты не откажешься обсудить этот вопрос за чашечкой чая…
Я чуть не сбила ее с ног, протискиваясь в дверь.
– Прекрасно, – поблагодарила я. – Чай – это прекрасно. Я с радостью помогу вам, разделю ношу.
Осторожно, Флавия. Не клади слишком много сыра в мышеловку.
– Пойдем на кухню, – предложила мисс Трулав. – Извини за беспорядок. Я так редко принимаю гостей, что на самом деле…
– О, я не возражаю, – перебила я. – Вы еще не видели мою комнату. Фели всегда говорит, что я…
Тут я запнулась, извлекла носовой платок и трубно высморкалась, как будто меня охватили воспоминания об уехавшей сестре.
– Тише, тише, милочка, – сказала мисс Трулав, выдвигая стул и предлагая мне сесть. – Тебе, должно быть, так трудно после всех этих лет. Устраивайся поудобнее, и я поставлю чайник на плиту.
Пока мисс Трулав суетилась, у меня было время хорошенько осмотреться на кухне. По контрасту с внешним видом дома обстановка была на удивление современной и, несмотря на извинения мисс Трулав, довольно опрятной. Подоконники были заставлены растениями в горшках, что давало ощущение, будто находишься в оранжерее.
На стене висел церковный календарь, и почти каждый день был отмечен разноцветными крестиками.
Плита «Ага», у которой возилась мисс Трулав, представляла собой огромную старомодную модель кремового цвета – не такую большую, как в Букшоу, но достаточно массивную, чтобы внутрь можно было бы засунуть плачущих Гензеля и Гретель и еще осталось место для капающего жира.
– Вы много готовите, мисс Трулав? – полюбопытствовала я, стараясь звучать так, будто просто поддерживаю беседу.
– Полагаю, да, – ответила она. – Но не так, как ты думаешь.
Святая Хепзиба! Куда я заявилась?
Меня разрежут ножами, вытопят жир на дальней горелке «Аги» и развесят куски, чтобы зимой кормить птиц в саду мисс Трулав?
– О? – выдавила я.
– Трудно готовить на одного, – ответила мисс Трулав. – Тем более что я ем как птичка.
О-о-о, подумала я. Как птеродактиль, без сомнения. Ищи ближайший выход, Флавия, как инструктируют вести себя в кино.
Я уже чувствовала, как она клюет мою печень, как орел в древнегреческом мифе о Прометее, ежедневно вырывавший у него печень, которая каждый раз отрастала заново. Проблема заключалась в том, что в отличие от Прометея у меня только одна печень и я не бессмертная.