Она умолкла, и ее последние слова повисли в воздухе. Как будто она разучилась говорить, как будто ее душа внезапно превратилась в камень.
Поднявшись с четверенек, я случайно поймала ее взгляд. Это были глаза коровы, которую ведут под нож мясника.
– Прошу прощения, – произнесла она, – но мне действительно пора. Как я уже сказала, твой бриллиант не здесь, Флавия. Поищи в другом месте.
Она пошла в прихожую, ожидая, что мы последуем за ней.
Доггер неподвижно стоял посередине кухни. Он сунул указательный палец под воротник рубашки и провел им вокруг шеи так, будто перерезал себе горло, а потом упал на стул, и его голова с громким стуком ударилась о кухонный стол.
– Быстро, – сказала я. – Стакан воды! Торопитесь! У него эпизод!
– Нет! – закричал Доггер. – Нет! Убирайтесь!
Его призраки вернулись.
Я подбежала к нему и погладила руки, которые сначала извивались на столе, словно пара сражающихся змей, а потом соскользнули на колени.
– Воды, – повторила я. – Быстрее! Бога ради!
Мисс Трулав подошла к раковине и налила стакан воды.
Внезапные приступы паники у Доггера не были секретом в Бишоп-Лейси. Одолевавшие его демоны войны заслужили ему в деревне глубокое уважение, а не насмешку, и он не был объектом досужих сплетен.
– Выпей, – попросила я, поднеся стакан к губам Доггера, но было слишком поздно: язык вывалился из уголка его рта, зубы жутко скрипели.
– Я позвоню доктору Дарби, – предложила мисс Трулав, потянувшись к телефону.
– Нет! – порывисто возразила я. Я лучше всех знаю, как справляться с эпизодами Доггера. Ему нужен покой, ласковый голос, убеждения, ощущение нормальности.
Я устроила поудобнее его голову на столе, и он положил щеку на руки.
Поскольку он может свободно дышать, он постепенно выйдет из этого состояния.
Я села рядом с ним и зашептала на ухо:
– Все хорошо, Доггер. Ты в безопасности. Они ушли. Я их прогнала.
У меня колотилось сердце. Что ж, подумала я, разве сердца не для этого созданы?
Мисс Трулав доставала банку из буфета. Сквозь прозрачное стекло я увидела бобы, похожие на кофейные.
– Спасибо, нет, – прошептала я, качая головой. – Ему нельзя давать стимулирующие средства.
Но она меня не слушала. Открыла банку, достала горсть бобов и начала заталкивать их ладонью себе в рот.
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что происходит.
– Нет! – завопила я, вскочив на ноги. Бросилась через всю кухню и выхватила банку у нее из рук. Но слишком поздно: ее челюсти перетирали бобы и в ее глазах читался триумф.
Она ничего не говорила и просто стояла у раковины, пережевывая и глотая с таким видом, будто победила в какой-то великой битве.
Сейчас я понимаю, что в ее глазах блестело безумие. Она одновременно сдалась и победила – все в одном величественном жесте.
Я попыталась заставить ее выплюнуть бобы, схватила ее за талию, сжала руки и резко надавила. Она икнула, пытаясь оттолкнуть меня, и это было все равно что держать дикую кошку. Физически я некрупная, и мисс Трулав тоже. Но ее сила подпитывалась яростью обезумевшей женщины. Я не рискнула сунуть ей пальцы в рот.
Все это, если не считать шороха одежды, происходило в неестественном молчании. Борьба не на жизнь, а на смерть в немом кино.
Она упала на пол, подтянула дергающиеся ноги к груди и продолжала сглатывать.
Интересно, калабарские бобы уже подействовали? Что, если из-за хрупкого телосложения мисс Трулав их яд скажется быстрее?
Мне стыдно признаться, но секунду я стояла и просто смотрела, пытаясь заставить свой рациональный мозг заработать.
Внезапно меня схватили за локоть и спокойный голос произнес на ухо:
– Атропин.
Я резко повернулась.
– Атропин поможет. Интересно, он тут имеется?
Боюсь, я открыла рот от удивления.
– В садовом сарае есть паслен и дурман, – ответила я.
– Не могли бы вы оказать любезность и принести ягоды, – сказал Доггер. – Воспользуйтесь садовыми перчатками около раковины. – И он добавил: – Извините, если я вас испугал. Не было другого выхода.
Чуть не всхлипывая от радости, я сорвала ключ с крючка и, на ходу натягивая перчатки, вылетела из задней двери, словно стрела из лука.
В сарае я посрывала все красные ягоды с четырех кустов и рванула обратно в кухню, неся их на вытянутых ладонях, словно трофеи.
Доггер взял маленькие ядовитые шарики и без единого слова в самой что ни на есть профессиональной манере открыл рот мисс Трулав и затолкал ягоды внутрь. Это искусство он явно освоил в туманном прошлом. Сильными руками сдавил ее челюсти, из которых текла слюна. Я практически чувствовала на своих зубах, как перетираются ягоды.
– Осторожно, чтобы она тебя не укусила, – предупредила я.
– Тонкость заключается в том, – сказал он, повернув голову и глянув на меня с таким видом, словно я его любимая учительница, а он мой прилежный ученик, – чтобы добавить ровно или почти ровно три с половиной части атропина на количество проглоченного физостигмина. Иначе антидот превратится в яд. – И с улыбкой добавил: – Как вам известно.
Я действительно это знала, как и всякий увлеченный адепт искусства отравителя. Соотношение физостигмина и атропина – это лезвие бритвы: либо оно окажется правильным, либо…
Что ж, нет никакого либо. Смерть есть смерть.
Физостигмин действует на нервную систему так, как нервно-паралитический газ, отключая дыхательные мышцы. Для женщины с телосложением мисс Трулав хватит трех бобов.
Доггер разумно предпочел ягоды паслена, потому что в них алкалоид содержится в более доступной форме, чем в дурмане, откуда пришлось бы получать его путем настаивания или дистилляции.
Времени для этого не было. Ягоды или ничего.
– Если вы будете так любезны поставить чайник, – попросил Доггер, – и поищете грелку, я пока продолжу растирать ее конечности.
Однажды инспектор Хьюитт привел меня в ярость приказанием поставить чайник, но в случае с Доггером я не возражаю. Спасение жизни – это не рабский труд, как бы оно ни выглядело со стороны.
Я нашла резиновую грелку в ящике под раковиной, и вы бы не успели произнести «ацетилсалициловая кислота», как я наполнила ее кипятком.
Сейчас Доггер использовал технику искусственного дыхания, сгибая и разгибая руки мисс Трулав, чтобы восстановить работу ее легких.
Судорожно вдохнув, она повернулась на бок, и ее, на удивление, обильно вырвало темной жидкостью.
– Отлично, – заметил Доггер, продолжая свою работу. – Хорошо бы позвонить доктору Дарби. Мисс Трулав потребуется присмотр в больнице.
Когда я потянулась к телефону, Доггер добавил:
– Возможно, вы захотите также позвонить вашему другу инспектору. Нам следует ожидать благодарность и ярость в равных долях.
25
Доггер предсказал реакцию инспектора Хьюитта в точности до значка над буквой «йота» (насколько я помню лекции Даффи по этимологии, это крошечная точка, самый маленький знак, который только можно напечатать. Мне почти жаль, что Даффи здесь нет, дабы насладиться вербальной пиротехникой инспектора).
Мы сидели напротив инспектора Хьюитта за его столом в полицейском участке Хинли. Он закрыл дверь, устроился в своем кресле и начал вертеть в руках «Биро»[30], в то время как мы с Доггером сохраняли выжидательное молчание.
– Позвольте мне начать, – заговорил инспектор, – с выражений благодарности и признательности со стороны главного констебля. Определенная информация, которую вы предоставили, имеет большую ценность.
Он помолчал, как будто переключая скорость.
– Однако вы должны понимать, что никакая доля вашего участия не может быть признана публично, и сейчас я должен взять с вас обещание, что вы сохраните абсолютную тайну.
– Наш девиз, инспектор, – ответил Доггер, – содержится в названии нашей консалтинговой фирмы: «Артур У. Доггер и партнеры. Осторожные расследования».
Он одарил инспектора Хьюитта раздражающей улыбкой.
– Вряд ли девиза достаточно, мистер Доггер, – иронически парировал инспектор. – Мне потребуется большее.
Доггер улыбнулся в ответ.
– Мне нечего предложить вам, инспектор, кроме моего слова. Помимо этого у меня ничего нет. – И он добавил: – Уверен, что мисс де Люс скажет то же самое.
– Мисс де Люс действительно скажет то же самое, – подхватила я, вдохновившись примером Доггера. Вряд ли я могла бы подобрать более точные слова.
Секунду мне казалось, что инспектор Хьюитт сейчас сломает свою «Биро» пополам: у него побелели большие пальцы.
Внезапно он обратил внимание, что творит, отложил ручку и подался вперед над столом.
– Послушайте, – сказал он, – вот что я вам скажу. Давайте будем считать, что наш разговор совершенно неофициален. Назовем его дружеской беседой, попыткой лучше понять друг друга. Ни одно слово не должно выйти за пределы этих четырех стен. Чем бы ни обернулся наш разговор, каждый сделает свои выводы. Но строго по секрету, не под запись. Никаких имен, никакой маршировки с полной выкладкой, так, мистер Доггер?
Это был загадочный намек на военную службу Доггера, фраза, которую я часто слышала от Альфа Мюллета. Она означала: анонимность гарантирована, рот на замке, отрицание, что белое – это белое, а черное – это черное, под страхом смерти.
– Полагаю, мы можем прийти к обоюдно приемлемому соглашению, инспектор, – кивнул Доггер, откидываясь на стуле. Я сделала то же самое.
– Итак, начнем с начала, – предложил инспектор Хьюитт.
– И будем продолжать, пока не дойдем до конца. Там и остановимся, – выпалила я, цитируя Червонного короля из «Алисы». Инспектор Хьюитт выстрелил в меня тем, что начиналось как острый взгляд, но в самый последний момент он сумел изменить его в кривую сердитую улыбку. Мне чуть не стало жаль его.
– Вы еще не дали удовлетворительного объяснения тому, как вы оказались в Бальзам-коттедже и обнаружили там… м-м-м… останки миссис Прилл.