Тут сороки вспомнили о нем, и, переглянувшись, немедленно перевернули свои плошки с зерном, да так, чтобы просыпать его по всей гостиной.
— Собирай, слуга! — закричала Сплетня.
— До единого зернышка! — вторила ей Небылица.
— Уж мы посмотрим, на что ты годен!..
— Сколько зерен оставишь между половиц — столько раз я тебя клюну!
Как видите, мэтр Абревиль попал в крайне незавидное положение. Узнай кто-то из его росендальских знакомых, что лучший из бакалавров правоведения, обряженный в гоблинскую одежду, ползает по полу и собирает зерно для придворных сорок лесного принца — в столичных ученых кругах разразился бы настоящий скандал!.. Наверняка росендальские чародеи обсуждали бы подобный курьез точно так же взахлеб, как это делали Сплетня с Небылицей. И от мысли этой уши у Мимулуса горели, словно по ним крапивой провели.
Спасло его появление Джунипер Скиптон, за которой спешили господин Заразиха и тощая серовато-зеленая трясинница — госпожа Живокость.
Джуп ворвалась в гостиную так решительно, что даже сороки стихли, с удивлением уставившись на ее новый богатый наряд. Да и сам Мимулус, признаться, оторопел, увидев, как преобразилась девушка. Домоправители и впрямь постарались на славу, принаряжая гостью: пышное платье из медового шелка было так густо расшито жемчугом, перламутром и золотыми нитями, что походило на драгоценную броню. Голову Джуп венчала янтарная диадема с длинными подвесками-каплями, пальцы унизаны бесчисленными кольцами, шея закована в ожерелье из крупных золотистых жемчужин. Огромный стоячий воротник и манжеты были сплетены из тончайших кружев — наверняка постарался кто-то из ближайших паучьих родичей. Все вместе это выглядело исключительно роскошно, но в то же время — громоздко, и по виду бедной Джуп было понятно, что она чувствует себя крайне неуютно в своем новом роскошном футляре. Быть может, ей приходилось даже хуже, чем Мимулусу, гремевшему деревянными башмаками.
Однако при всем этом Джунипер держалась куда храбрее, чем мэтр Абревиль.
— Немедленно прекратите мучить моего друга! — закричала она гневно, и топнула ногой в изящной золотой туфельке, да так сильно, что острый каблук застрял в половице. Джуп некоторое время сердито дергалась, а затем просто бросила туфлю и пошла по гостиной, прихрамывая, но не теряя воинственного вида.
— Ваш друг, сударыня, будет служить принцу Ноа, это великая честь!.. — попытался было возразить господин Заразиха, следовавший за ней. — И вы, и он — теперь навеки подданные славного дома Ирисов. Но, увы, в Ирисовой Горечи не терпят нахлебников — таков закон Лесного Края. Вы, прекраснейшая Джуп, будете приставлены к Его Цветочеству, и служба ваша — услаждать взор наследника. А ваш спутник, увы, не так хорош, чтобы порадовать принца своей красотой, и оттого определен к придворным птицам…
С этими словами он выдернул каблук застрявшей в полу золотой туфельки и с суетливой льстивостью, никак не вяжущейся с его клыкастой физиономией, подал ее Джунипер, встав перед ней на одно колено.
— Даже со слугами нужно обращаться вежливо! — отрезала Джуп, неловко засовывая ногу в туфлю и приплясывая на месте, чтобы не упасть. — Я сама немало поработала служанкой и знаю, каково это — угождать придирчивым господам. Я не буду любезной с вашим принцем, если здесь не будут любезны с мэтром Абревилем!
Длинное остроносое лицо трясинницы презрительно искривилось, но она тут же притворно-ласково улыбнулась, показав все свои мелкие острые зубы и заверила, что чародею немедленно подадут завтрак и пристойную его званию одежду.
— Теперь вы согласны проведать принца, сударыня Джуп? — спросила она угодливо и сладко. — Он пришел в себя, но очень печален. Молчит и не желает ни с кем говорить. Он очень, очень страдает! Мы, его верные слуги, надеемся, что общество такой красавицы, как вы, оживит его. Вы чудесно выглядите, посмотрите еще раз в зеркало — разве вы когда-нибудь были прекраснее?.. Ну, что же? Мы обещали, что с вашим другом-чародеем все в порядке — и показали вам его, живого и здорового. Теперь ваша очередь выполнить свое обещание! Вы согласны познакомиться с наследником благороднейшего дома Ирисов?
Джунипер зажмурилась, как это бывает с людьми, собирающимися прыгать в очень холодную воду, и, собравшись с силами, твердо произнесла:
— Да! Ведите меня к вашему принцу!
Глава 23. Знакомство с благороднейшим принцем Ирисов
Мимулус, сам того не желая, рассказал Джуп о принце Ирисов достаточно для того, чтобы она до смерти боялась знакомства с Его Цветочеством.
Она раз за разом вспоминала, что знала о Ноа, пока шла к его покоям в сопровождении господ домоправителей. Принц совершил какое-то тяжкое преступление. Принц был проклят своей мачехой. Проклятие его изуродовало. Ей нельзя было касаться принца, поскольку часть проклятия сидела в ней самой и даже мэтр Абревиль не знал, что произойдет, если злые чары воссоединятся.
— Как себя чувствует наследник? — вслух спросила она у своих провожатых, стараясь не выдать свой страх. Точно она знала одно: слуги принца Ноа будут вежливы и обходительны с ней, пока верят, что она может полюбить проклятого наследника и снять злые чары. А если они подумают, будто она боится настолько, что ни о какой влюбленности не может идти речи?.. Что она не сможет снять заклятие? И ее, и Мимулуса бросят в самый глубокий омут по приказу зловредных управителей Ирисовой Горечи!..
— Он слаб, но уже пришел в себя, — отвечала ей трясинница, скалясь в принужденной улыбке. — Ему так одиноко!
— Да-да, — вторил ей гоблин Заразиха, улыбаясь еще более устрашающе. — Вы, сударыня Джуп, должно быть, слыхали от своего волшебника, что с принцем произошло несчастье. Он пострадал из-за злых чар! Быть может, его вид покажется вам пугающим, но, полагаю, к этому можно привыкнуть…
— Разумеется, можно! — подхватила госпожа Живокость. — Главное, помнить, что он все еще принц, и принцем всегда останется. Благородный наследник знатнейшего рода! Разве не чудесна его усадьба? Разве не роскошны платья, которые вам подарили? Только представьте себе, какой это почет — быть представленной самому Ноа из дома Ирисов! Здесь, в Лесном Краю, не более десяти домов сравнятся с Ирисами в благородстве крови!..
Джуп покорно соглашалась с ними, чувствуя, как от страха у нее отнимаются ноги. Если бы даже она ничего не знала до сей поры о проклятии, то фальшивые улыбки домоправителей непременно напугали бы ее до смерти — по ним любой бы понял, что дела плохи.
— А принц точно желает меня видеть? — сделала она робкую попытку увильнуть от предстоящего испытания или, хотя бы, потянуть время. — Он же меня совсем не знает!
— Разумеется, он желает!.. — хором воскликнули домоправители, и вновь солгали — в этом не было ни малейшего сомнения.
— Но если он будет груб с вами, сударыня Джуп, то постарайтесь это стерпеть, — прибавил Заразиха. — Нрав Его Цветочества самую малость испортился из-за дурной магии. Да и кто бы не стал сварливее, если бы его заколдовали таким ужасным образом! Он так страдает. Его нельзя винить!
— Будьте мудрее, дитя мое, — скрипела трясинница, поглаживая своей костлявой серой рукой плечо Джуп. — Смышленой девушке по силам разглядеть настоящего принца в любом обличии!..
Как ни старалась Джунипер идти медленнее, путь к покоям принца рано или поздно должен был завершиться. Бормотание домоправителей, не перестающих ее успокаивать, стихло, и она увидела перед собой высокие, окованные ажурным железом двухстворчатые двери. Повсюду повторялся один и тот же узор — бесчисленные острые листья ирисов, похожие на клинки. У самых дверей, прямо на полу, дремали несколько мелких кобольдов в пестрой и неряшливой одежде. Видимо, им полагалось всегда находиться при покоях, чтобы исполнять требования наследника Ирисов без малейшего промедления.
Девушка невольно замерла и повернула голову сначала к гоблину, а затем к трясиннице, сама не зная, на что надеясь. Их улыбки стали широкими, как оскалы — только у Заразихи оскал был клыкастым и кривым, а у Живокости — мелкозубым, как у хищной рыбы.
— Идите же к принцу, сударыня Джуп, — почти пропели они.
— А что, если принц меня прогонит? — спросила Джуп, почему-то все больше убеждаясь в том, что Ноа не будет ей рад.
— Что ж, тогда ваша придворная служба в Ирисовой Горечи завершится, только и всего, — ответил господин Заразиха, не переставая скалиться, однако при этом недобро прищурился.
И Джуп, знавшая чуть больше, чем ей полагалось, убедилась: угрожать ей домоправители не могут — ведь ей нужно полюбить принца, а не притворяться из-за страха, — но если Заразихе и Живокости покажется, что затея безнадежна, то ей и Мимулусу несдобровать.
С самыми дурными предчувствиями она вошла в комнату Его Цветочества, принца Ноа из благородного дома Ирисов.
…Наверняка это были самые роскошные покои Ирисовой Горечи: высокие сводчатые потолки, медовое сияние застывшей смолы повсюду, узорчатый полированный пол и великолепная кровать, сама по себе размерами не уступавшая гостевым комнатам «Старого Котелка». На резных столбах крепился балдахин из темно-лилового шелка, и таким же шелком были занавешены кое-где стены, что выглядело неопрятно и бессмысленно… Тут Джуп сообразила: под шелковыми покрывалами спрятаны многочисленные зеркала! Принц, изуродованный проклятием, не желал видеть свое отражение!..
Окна — которые и без того в Ирисовой Горечи были малы и узки, — также плотно занавесили, чтобы ни один луч солнца не тревожил страдающего наследника. Комнату освещали многочисленные разноцветные лампы, большие и маленькие, но это все равно не могло заменить дневной свет — повсюду царил полумрак, пахнущий смолой и медом.
Джуп неуверенно шагнула вперед, ощущая как и без того неудобное платье прибавляет весу с каждой секундой, и сдавливает грудь, не давая дышать.
— Ваша Светлость! — позвала она, вглядываясь в ворох разноцветных шелковых одеял, беспорядочно сваленных на кровать. — Ваше Цветочество!.. Я Джунипер Скиптон. Вы, должно быть, слыхали, что меня определили к вам в придворные дамы…