Тот удивленно покачал головой.
— Каждый год они просят тебя рассказывать одни и те же сказки. Они наверняка знают их лучше, чем ты сам.
Отец ласково рассмеялся и развел руками.
— Что поделаешь. Старые сказки — как старые друзья. Их нужно время от времени навещать, чтобы проведать, как у них дела. — Отец посмотрел на Винсента. — Помню, был один маленький мальчик, который никогда не променял бы процессию с фонарями на хорошую ирландскую сказку.
Винсент тихо улыбнулся — так, чтобы не обнажать острые зубы, а потом принялся рассматривать свои рукава.
В последнее время он редко одевался столь элегантно. Отец с одобрением посмотрел на узкие бархатные штаны, высокие сапоги, просторную белую рубаху навыпуск, украшенную кружевами на манжетах и воротнике. Рубаха была перетянута поясом. Этот наряд придавал фигуре Винсента стройность, подчеркивал высокий рост. Общее впечатление было весьма романтическое, Винсент был похож на принца, явившегося из какой-нибудь сказки. Но это была не сказка, и Винсент не был принцем, он не был даже обычным человеком, наряженным в принца. Взгляд Отца тут же посерьезнел, отягченный заботой и беспокойством.
— Ты твердо решил идти? — резко спросил он.
Рукой Отец дотронулся до книжек, которые Винсент принес два дня назад, когда впервые сообщил о своей безумной затее. Пальцы Отца погладили переплет, провели по золотому тиснению заглавия «Сказки и фантазии. Бриджит О’Доннел». Отец не смотрел на Винсента, но понял, что тот кивнул.
— Я хотел бы, чтобы ты изменил свое решение.
— Отец… — Винсент беспомощно поднял руки и уронил их себе на колени.
Они уже много раз спорили по этому поводу, все возможное было сказано. Как успокоить человека, который тревожится потому, что любит тебя, подумал Винсент. Если бы ему удалось успокоить того, кто заменял ему отца! Он повторил еще раз:
— Уж в эту-то ночь, по крайней мере, я могу находиться среди них, чувствуя себя в безопасности.
Слова были выбраны неудачно. Взгляд Отца потемнел, губы сжались.
— Безопасности? Винсент, там, Наверху, не существует никакой безопасности! Ни для тебя, ни для кого-либо другого!
Винсент склонил голову. Страхи старика чаще всего бывали обоснованны. Но сегодня то, к чему стремился Винсент, было совсем рядом.
— Иногда приходится покидать безопасные места и отправляться невооруженным в стан врагов.
Старик порывисто отвернулся.
— Это слова Бриджит О’Доннел, — сердито сказал он.
— Это правдивые слова, — мягко поправил его Винсент. — Эти слова открыли двери и осветили многие темные места. Ты знаешь, как много она для меня значит.
Отец взглянул на него; губы его были все еще сердито сжаты.
— Да, знаю. И еще я знаю, как опасно смешивать волшебство с волшебником. — Он отвернулся, тщательно подбирая слова. — Иногда творец оказывается гораздо незначительнее своего творчества. Слабее, трусливее, одним словом — человечнее. Я не хочу, чтобы ты был разочарован, чтоб тебе было больно.
Винсент покачал головой.
— Она не разочарует меня, — сказал он со спокойной уверенностью. — Мы прожили такие разные жизни, и все же я уверен, мы отлично поймем друг друга. Я не упущу эту возможность, — твердо сказал он.
Отец закрыл глаза, зная, что дальше спорить бессмысленно.
— Я должен видеть ее, говорить с ней.
Старик резко встал и, прихрамывая, пошел прочь.
— Ну что ж, иди! — бросил он. — Видимо, не в моих силах остановить тебя.
Однако, услышав за спиной стук удаляющихся шагов, Отец обернулся.
— Винсент!
Тот остановился. Отец глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от навязчивого страха.
— Будь осторожен.
— Не беспокойся.
Винсент пересек комнату, обнял Отца за шею, по-сыновьи поцеловал его в щеку и быстро вышел. Отец смотрел ему вслед удивленным взглядом: Винсент почти никогда не обнимал его и давно уже не целовал. Отец понял, что означал этот порыв: Винсент хотел показать ему свою любовь, а заодно извиниться за то, что не послушался совета. К тому же, вероятно, хотел помешать Отцу продолжать спор. Еще мальчиком Винсент разработал несколько маленьких хитростей, позволявших ему настоять на своем. Это была одна из них.
Воспоминание заставило Отца грустно улыбнуться, однако в глазах по-прежнему читалась тревога. Как же тут не беспокоиться, подумал он, опустился в кресло и укутался в шерстяной плед. Один из Помощников, спустившихся вниз вечером, сообщил, что Наверху задул теплый ночной ветер. Здесь же, в подземелье, температура продолжала оставаться низкой. Отец подтянул на руках митенки, которые связала ему одна из пожилых женщин, и стал листать книги, лежавшие на столе.
Читать сказки ему не хотелось, поэтому он отложил «Сказки и фантазии» в сторону и взял томик «300 дней». Начал он прямо с суперобложки.
Чарльз Чандлер наконец научился вставать и садиться, не путаясь ногами в своей маскарадной сабле. Шум на улице временно затих. Наверное, детишек кормят ужином. Уже довольно поздно. Однако долго ждать ему не пришлось. Едва он посмотрел на часы и попытался прикинуть, насколько они с дочерью опоздают на бал Бреннана, как раздался шелест шелков и в дверях появилась Катрин. Чарльз повернулся и посмотрел на нее.
Она превратилась в прекрасную молодую женщину, и это было не пристрастное мнение отца. Маскарадный костюм еще больше подчеркивал ее красоту: волосы подняты со лба вверх и кажутся темнее, чем обычно. Наверное, подкрасила их одним из этих современных лаков, подумал он. Темные волосы делали ее еще больше похожей на мать. Пышные локоны, перевязанные узкими лентами, рассыпались по плечам — скорее всего, это был шиньон. Платье было открытым на груди, но вырез оказался куда скромнее, чем было принято в XVIII веке. Над вырезом — кружева, рукава с пуфами, ажурные манжеты, легкий шарфик, небрежно накинутый на плечи. Розовый корсет тесно обтягивал фигуру, пышные розовые юбки кринолина волнами разбегались от бедер, Катрин была похожа на юную Марию-Антуанетту. А может быть, на повзрослевшую мисс Маффет. Чарльзу маскарадный наряд дочери очень понравился.
Он похлопал в ладоши и восхищенно поклонился.
— Просто не верю! Всего каких-то пятнадцать минут — и такое превращение!
Катрин чарующе улыбнулась и присела в глубоком реверансе, чтобы он получше мог разглядеть всю ее красу.
— Ты не представляешь, как я рад, что мне удалось убедить тебя пойти со мной на бал, — говорил отец. — С тех пор как ты ушла из моей фирмы, я тебя почти не вижу.
Катрин улыбнулась, поправила платье на талии.
— Я знаю. Мне приходится много работать. Я тоже по тебе скучала.
Чарльз мягко погрозил ей пальцем.
— На балу не бойся оставлять меня одного. Я не пропаду. — Она засмеялась, тряхнула головой, длинные юбки зашуршали и колыхнулись. — Я еще не настолько стар, чтобы забыть, какими романтичными бывают маскарады. Ты встретишь там сегодня много старых друзей.
Стоя перед зеркалом, Катрин с улыбкой оглянулась на него. Поправила заколку в прическе и твердо сказала:
— На балу я все время буду рядом с тобой.
Он фыркнул.
— Ты идешь на бал, чтобы познакомиться с Бриджит О’Доннел, как и все остальные.
Катрин приподняла маску, еще раз с одобрением взглянула на свое отражение и подошла к отцу.
— Ну, и для этого тоже, — с усмешкой призналась она.
Чарльз окинул ее долгим взглядом и покачал головой.
— Я тебе говорил, что ты стала очень красивая в последнее время? — спросил он. — Иногда ты невероятно похожа на твою мать.
Она дотронулась до его плеча и кивнула.
— Знаю, папа. Мне ее тоже очень не хватает.
Ее взгляд был нежным, глаза ярко светились.
— Когда-нибудь, — тихо произнес он, — ты встретишь человека, которого будешь любить так же, как я любил твою мать. Мы с ней были очень счастливы. — Его взгляд затуманился от воспоминаний. Он вздохнул. — Что ж, у меня есть воспоминания и у меня есть ты.
Она была глубоко тронута. Редко им удавалось поговорить по душам. Еще реже вспоминал он вслух о ее матери. Катрин сжала пальцами плечо отца, приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Улицы были ярко освещены. Голубые и золотые огни, белый свет фар, красно-зеленое мигание светофоров, освещенные окна небоскребов. Выше всего светились лучи прожекторов на летающих над городом вертолетах и мерцали красным огни на крышах высотных домов; иногда по небу проплывали бортовые огни самолета. В этот вечерний час по улицам сновали мириады такси. По тротуарам гуляли разряженные ребятишки, многие взрослые тоже напялили на себя самые невероятные маскарадные костюмы.
Башенные часы пробили шесть, и их гул ненадолго заглушил какофонию моторов и автомобильных сигналов. В маленькой лавочке, приютившейся в переулке рядом с Мэдисон-сквер, старый хозяин кинул взгляд на часы, висевшие на стене, потом взглянул на наручные часы и встал со стула. Маленькие ножки, с трудом удерживавшие его пузатое тело, засеменили по полу. Старик подошел к двери и перевернул красно-золотую вывеску «МАСКАРАДНАЯ ЛАВКА МОУ. КОСТЮМЫ НАПРОКАТ» другой стороной. Теперь посетителей приветствовала надпись «СПАСИБО, ПРИХОДИТЕ В ДРУГОЙ РАЗ». Хозяин шумно вздохнул. Ну и неделька! У него в лавке осталось всего три костюма, не считая тех, которые вышли из строя. Придется сестре посидеть над швейной машинкой. И еще один костюм нужно отдать в чистку. Ну ничего, теперь суматоха закончена и можно будет не спеша заняться делами. До Нового года время еще есть. Даже на Новый год люди так не сходят с ума, как в День всех святых.
Моу снова вздохнул. Нет, он не против работы — в конце концов, она позволяет жить и платить за квартиру, но черт его раздери, если он способен понять, что заставляет взрослых мужчин и женщин строить из себя дураков. День всех святых — это детский праздник. Осуждающе качая головой, старик потянулся к дверному замку, но тут ручка двери крутанулась сама собой.
Моу чуть не поперхнулся. Он был так увлечен своими мыслями, что совсем не видел мужчину, медленно приблизившегося к витрине с тротуара. Дверь открылась, и клиент вошел в лавку.