Она не помнила это место.
Затем, точно волна, разбившаяся о берег, все события прошлой ночи поглотили ее разум. Она на верхнем этаже, в номере лучшей гостиницы в городе. Медный лифт с позолоченными птицами привез ее сюда. Прежде чем уйти, Одетта убедилась, что Селина размещена с комфортом. В тепле и заботе.
Завтра они начнут подготавливать ловушку для убийцы.
Эта последняя мысль заставила Селину сесть в кровати, вздох застрял где-то в глотке, а голова еще гудела, мешая четко мыслить. Она огляделась, снова пробежав взглядом по помещению, на этот раз оценивая все вокруг.
Кремовые простыни под ее пальцами были слегка глянцевыми и гладкими, а их края обработаны аккуратной золотой вышивкой. Когда Селина провела по ним рукой, прикосновение походило на прохладную воду под ее ладонью. Будто бы они вытканы из чистого паучьего шелка. Над ее головой нависал балдахин из дамасской ткани, собранный в центре сложной филигранной эмблемой. На каждой из четырех красных деревянных колонн кровати висели бархатные портьеры цвета дорогого вина.
Селина откинула покрывало и поставила голые ступни на роскошный обюссонский ковер, кисточки по его краю блестели в свете зажженных свечей.
Бесчисленное количество картин висело на дальней стене спальни, покрывая пространство от пола до потолка, некоторые высотой больше шести метров. Некоторые были не шире ладони Селины, другие вдвое больше ее роста. Каждая была определенно выполнена рукой мастера, детально прорисованы и темные, и светлые орнаменты, точно их коллекционер ценил контраст между солнечным светом и тенью в равной степени.
Три остальные стены комнаты окружал узкий балкон, каких Селина не видела никогда в жизни. Череда полок покрывала верхнюю часть покоев, железные лестницы с намасленными колесиками терпеливо ждали, когда вернется их ученый владелец.
Высокие ароматизированные свечи мерцали по всей комнате, словно Одетта понимала, как будет беспокоиться Селина, если проснется в холодном незнакомом месте.
Она пересекла комнату, подойдя к разделенным на секции окнам, слабость поселилась в ее руках и ногах. Она долго спала. Что удивительно, учитывая весь ужас и беспокойство последнего вечера. Когда Селина отдернула тяжелые шторы, чтобы взглянуть наружу, она заметила две важные вещи: на окнах и впрямь были железные решетки, окрашенные в блестящий белый цвет; и ночь окутывала весь мир внизу. Несмотря на последний наказ Одетты спать до восхода солнца, Селина проснулась еще до рассвета, в самый темный час ночи.
Селина посмотрела на пейзаж за окном. Отметила про себя отсутствие балкона снаружи. Уровень безопасности верхнего этажа «Дюмейна» определенно был хорошим. Как будто он предназначен для визитов сановника или члена королевской семьи.
Селина вернулась обратно, изучив каждый вход и выход. Главным входом в комнату служили двойные двери, встроенные так, что они выглядели частью искусной настенной панели, и их края украшали литые позолоченные листья. Другая дверь, ведущая в ванную комнату, выглядела как произведение искусства сама по себе, толстенная рама скрывала стыки. В ванной комнате стояла огромная медная ванна на возвышенной платформе в окружении квадратной мраморной плитки. Все канделябры украшал хрусталь. Воздух вокруг Селины наполняли ароматы ирисов и сладкой воды, а тени, отбрасываемые огнями бесчисленных белых свечей, танцевали на стенах и панелях.
Твердо стоя на холодном мраморе, Селина сняла свое по-прежнему влажное платье, даже не думая о том, чтобы поднять его с пола. В неестественной тишине она вытащила шпильки из волос, замирая каждый раз, чтобы потереть те места, где они вонзались в голову. Затем она двинулась к фарфоровым чаше и кувшину, стоявшим рядом с трехстворчатым зеркалом в латунной раме.
Уставилась на свое отражение. На глаза шире, чем у енота, и спутавшиеся, точно воронье гнездо, волосы. Засохшая кровь покрывала крапинками ее кожу. Особенно ее обеспокоили три пятнышка рядом с глазом, которые поблескивали с каким-то нездоровым оттенком, точно Селина была в лихорадке. Не задумываясь, она наполнила тазик чистой водой из кувшина и начала умываться, растирая щеки, пока те не покраснели. Пока все три ее отражения не стали выглядеть достаточно чистыми.
Селина даже не вытерла лицо. Она вернулась к кровати с балдахином и укуталась до самого подбородка, позволив простыням промокнуть воду и успокоить ее разгоряченную кожу.
Ее взгляд остановился у гигантского камина, находящегося параллельно с ее кроватью.
Он был выточен из цельного куска итальянского мрамора, а заслонка сделана из железа и золота. Сверху висел портрет молодого человека, которому на вид было не больше двадцати пяти, дьявольская копна черных волос ниспадала с его лба, а в глазах горел какой-то пиратский, озорной огонек. Хотя цвет кожи у него был куда светлее, чем у Бастьяна, и черты его лица отчасти напоминали европейца, Селина уловила какое-то сходство, по большей части в форме скул. И несомненной надменности янтарного взгляда.
В его руке виднелся золотой ключ, обвязанный алой лентой. Молодой человек, очевидно, знатного рода, которому принадлежит ключ от бесчисленного числа дверей.
Как иронично.
Но самым интересным в портрете было его цветовое решение. Кожа на теле и лице была окрашена в естественный оттенок, но все остальное выделялось. Тени были слишком светлого синего цвета, четкие линии размыты, углы окрашены в охру, точно художник находился на грани безумия.
Селина долго изучала портрет. Затем закрыла глаза. Ей показалось, что за ней по-прежнему наблюдают. Точно взор портрета следовал за ней, как в историях о произведении Леонардо Да Винчи, о «Моне Лизе». Селина решила сконцентрироваться на длинной свече рядом с собой, чей воск тек по латунному подсвечнику медленно и уверенно, отчего канделябр выглядел плачущим.
Еще один беспокоящий знак. Куда бы Селина ни посмотрела, везде на ее глазах происходило нечто зловещее. Она подумала подождать до восхода солнца, прежде чем ложиться обратно спать. До того, как лучи белого золота не начнут просачиваться сквозь шторы на шелковые простыни. Рассвет должен принести ей немножечко спокойствия.
Почему Селина решила, что солнце поможет?
Она опустила голову на пышную подушку, повертелась с бока на бок, но взгляд портрета продолжал ее преследовать.
Обеспокоившись, что это чувство слежки будет мучить ее и во снах, Селина задвинула винно-красные портьеры вокруг своей кровати и спряталась в уютной темноте.
Из своего пустынного угла я наблюдаю, как дорогие шторы на верхнем этаже отеля «Дюмейн» распахиваются. Там показывается лицо восхитительной девушки с пронзительными зелеными глазами и волосами цвета пролитых чернил. И в следующий же миг она исчезает, и тяжелый дамаст смыкается.
Я улыбаюсь.
Стоило догадаться, что они поселят ее в комнату Никодима. Покои, достойные «короля-солнца», наполненные богатствами, к коим он привык за прошедшие годы. Под стать Версальскому дворцу в лучшие времена. Или в худшие, в зависимости от того, как посмотреть.
Неважно. Никодим редко бывает там. Он знает, что лучше не соваться в Новый Орлеан и не испытывать судьбу. Он и без того многое потерял в последние несколько лет.
Однако мне пришлось потерять больше. И нам обоим еще есть что терять. Воспоминания и надежды, мечты о будущем, которое нельзя возродить, если оно утеряно. К нынешнему моменту Никодима, без сомнений, вызвали из Нью-Йорка в связи с чередой недавних убийств в Новом Орлеане. Скоро он вернется в город, как и предполагалось.
Как раз вовремя для моего финального представления.
Удовлетворение окутывает мое тело, заставляя потерять бдительность на секунду. Все идет согласно плану. Я наслаждаюсь этой секундой, прежде чем злость собирается в моей груди и затмевает мне взор. Затем делаю глубокий вдох, набирая в легкие соленый воздух. Влага наполняет меня, и все мои чувства усиливаются, я замечаю каждую деталь вокруг. Лошадь неподалеку, у которой болит зуб, пахнет кровью и сладким смрадом. На помойке кружатся крошки ржаного хлеба, их аромат кисловат и резок. У входа в канализацию валяется мертвая крыса, личинки копошатся в ней под светом луны.
А за углом бьются живые сердца. Одно старое. Два юных. Если бы мне пришлось строить догадки, я бы сказал, что два юных поглощены страстью, их сердца бьются в такт с их вздохами.
Старое сердце стучит медленно. Размеренно. Бьется навстречу неумолимой смерти.
Другое создание ночи приближается ко мне. Мои мышцы напрягаются, зубы инстинктивно удлиняются, точно когти кота. Я успокаиваюсь, когда понимаю, что этот запах мне знаком. Мне не нужно его бояться.
Я продолжаю делать глубокие вдохи и опускаю плечи. Затем еще раз поднимаю глаза к верхнему этажу «Дюмейна». Еще одно логово, которое мне отлично знакомо… я знаю каждую его секретную дверь и каждый тайный ход.
Не так давно мне удавалось побывать там под пологом ночи, побывать в мире своих врагов, зная, что скоро мне предстоит встретиться с ними лицом к лицу. Однажды во мне даже нашлось достаточно смелости, чтобы лечь на кровать Никодима и рассмотреть его коллекцию книг, полки с которыми коронуют пространство покоев, точно блестящая тиара. Сдвинуть лестницы с их намасленными колесиками и удивиться, как гладко они движутся. А потом мне попался один из любимых томов – первое издание «Графа Монте-Кристо». Ах, как жаль, что у меня не было шанса попрощаться с моим дорогим Александром.
Удовлетворение разливается у меня под кожей от этих воспоминаний.
Покои Никодима – самое что ни на есть удачное место для того, чтобы оставить мой следующий след.
Я обдумываю эту вкусную идею, стоя на углу улицы, на моих губах вертится приятная мелодия. Песня с тех времен, когда все было светлее и счастливее.
Мимо проходит попрошайка, протягивая руку, ее шаль, усеянная дырками, развевается на ветру. Ее сердце стучит знакомым мне ритмом. Старая душа, которая не так давно привлекла мое внимание. Я достаю из кармана мелочь, всю, что у меня есть, малая сумма по нынешним стандартам.