ему узнать, каково это – потерять любовь и разрушить доверие.
На миг я вспоминаю, каково это было, когда предательство разбило мое сердце. Эта мысль опустошает меня, как душа, сгорающая дотла. Мне потребовались долгие годы, чтобы собрать угольки. Собрать себя вновь воедино. После тех тяжелых времен я уже не знаю, что такое скорбь, я не помню это чувство. Все, что я чувствую, – гнев. Ненависть.
А теперь я чувствую и жажду мести. Она сладка на моем языке. Слаще, чем кровь и смерть, вкус которых я стремлюсь испробовать.
«Каждый не одну играет роль»[124].
Они думали, что у них нет причин меня бояться. Что меня развеяли по ветру, как прах из урны. Они хотели отнять право, данное мне по рождению, и воздвигнуть ложного короля на трон.
Они ошибались.
Бал «Сна в летнюю ночь»
[Нет. – Б.]
Бастьян отказал Селине во встрече. Этот несносный подлец даже не стал утруждаться тем, чтобы написать культурный отказ в ответ.
Когда Селина прочла его записку первые пять раз (его инициал был начертан так крупно, что едва помещался на листке), гнев заливал ее. Она начала прохаживаться по пушистому ковру в своих временных покоях, сгорая от злости.
Затем, прочитав записку в шестой раз, сумела успокоиться. Взять себя в руки.
Гнев мимолетен. Он будет жалеть об этом вечно.
Хладнокровно и спокойно Селина придумала план действий. Она отправила записку Одетте через гостиничного курьера, который тут же принес ответ, сообщив Селине о планах Бастьяна на вечер.
Он будет на балу «Сна в летнюю ночь», организованном членом общества Гуляк двенадцатой ночи. На том самом званом вечере, который Селина отказалась посетить, когда Одетта приглашала ее за ужином всего несколько дней назад.
Тогда этот вечер не входил в планы Селины.
Но сегодня ведь все уже иначе. Сегодня он поможет осуществить сразу несколько задумок Селины, и все сложится в ее пользу. Более того, она будет посещать каждый нелепый карнавальный вечер в ближайшем будущем, в том числе этот самый дурацкий бал, если это необходимо для того, чтобы найти виновника кровожадных убийств, которые, похоже, теперь будут происходить вокруг Селины каждую неделю.
Ее сегодняшний план состоял из двух частей: получить ответы на многочисленные вопросы не от кого иного, как самого льва, и дать убийце понять, что Селина Руссо не собирается поджимать хвост и бежать в укрытие.
Что она намерена остаться и сражаться.
Она начала готовиться. Неважно, что у нее меньше дня на подготовку наряда. Еще одно сообщение Одетте позволило ей заполучить платье в аренду от некой семьи, которая задолжала Чертогам «бочонок деньжат».
Костюм не лучшим образом сидел на фигуре Селины, так что остаток дня она потратила на то, чтобы сделать наряд подходящим для предстоящего события – мероприятие проводилось на свежем воздухе, у особняка, расположенного на одной из самых дорогих улиц Гарден Дистрикт. Без сомнений, все начнут распускать слухи о том, что Селина посещает такое помпезное мероприятие уже на следующий день после того, как оказалась изгнанной из монастыря.
Однако теперь это не имеет значения.
Для нее все равно нет места в высшем свете. Самое время избавиться от надуманных ограничений.
Как только Селина закончила добавлять детали к своему наряду, она положила письмо Бастьяна в карман. Она планировала запускать туда руку и сминать письмо как можно чаще, с наслаждением представляя, что это его шея.
Сама мысль об этом придавала ей уверенности. Пусть ему и удалось избежать встречи с ней только что, но Себастьян Сен-Жермен не сможет бегать от Селины этим вечером. Этим вечером она заполучит ответы на свои вопросы. Узнает правду о желтой ленте. Узнает правду о том, как он связан с этими убийствами. Узнает, кем на самом деле являются члены Львиных Чертогов.
Наконец она узнает, на чьей они стороне.
Если они не с ней, значит, против нее. И Селина готова была использовать все инструменты в своем арсенале, чтобы защитить тех, кто ей небезразличен (и себя), от того, что их ожидает.
Даже если из ада сбегут все до единого монстры и выберутся из-под земли в городе-полумесяце.
Восторженные возгласы разносились вдоль кустов желтых роз за спиной у Селины. Мужчина миновал вход, ведущий в сад-лабиринт, его наряд украшали листья, на голове красовался театральный парик, и шампанское плескалось из рифленого бокала в его руках. Он смеялся, оборачиваясь через плечо на бегу. Юная дама в полупрозрачной юбке, окрашенной в бледный оттенок, буквально врезалась в Селину, пытаясь догнать пьяного джентльмена. Затем дама кинулась на руки парню, и они столкнулись друг с другом перед тем, как громко рассмеяться.
Селина сделала медленный вдох. Может, приходить сюда все-таки было ошибкой.
Чем дольше она носила свой наряд, тем больше понимала, как плохо он на ней сидел. В баске из изумрудного шелка на ее шлейфе-полонезе было жарко, а многослойный подъюбник кремового цвета оказался очень тяжелым. Что еще хуже, маленький размер вынудил Селину туго затянуть свой корсет. И учитывая, как остальные гости сегодняшней soirée нарядились в тематике шекспировского «Сна в летнюю ночь», все ее усилия, без сомнений, были тщетными.
Члены высшего общества Нового Орлеана рассматривали тематику вечеринки не более как ненавязчивое предложение. Селина уже заметила несколько человек, наряженных лесными нимфами и волшебными феями, в платьях, усеянных драгоценностями, в полупрозрачных костюмах и париках под стать элегантным сюртукам. Здесь присутствовали как минимум пятеро сатиров. По мнению Селины, даже один такой был бы уже перебором.
Они вообще думали о том, чтобы посмотреть или прочесть пьесу?
Селина надеялась быть похожей на Гемию, персонажа, названного в честь бога торговли Гермеса. Поэтому ей показалось разумным добавить к наряду зеленые детали. Вдоль скул и вокруг глаз Селина нарисовала золотые лепестки в форме монет, сделав так, чтобы они выглядели падающими с короны из черных кудрей на ее голове. В прическу она вплела настоящие деньги и еще несколько банкнот пришила к плечам. Давно ей не позволялось выходить в высший свет с почти распущенными волосами.
В любом случае к черту высший свет. Ну к черту его половину как минимум.
По просьбе Одетты Селина напудрилась пыльцой, сделанной из перетертого жемчуга, нанеся ее на щеки и зону декольте.
– Просто так надо, – сказала Одетта, как будто ее слова имели какой-то смысл.
Каждый раз, когда Селина наклонялась или тянулась, чтобы что-нибудь взять, она слышала, как изумрудные бусины на баске звякают. Она затянула свой корсет так туго, как только смогла, и все равно зеленая ткань на ее груди держалась на честном слове. К концу вечера грудь, скорее всего, разорвет корсет, что навлечет немало внимания и позора. Хотя также поможет Селине удостовериться, что ей нет места в светском обществе, четко и окончательно. В том самом обществе, в котором она и без того чувствовала себя не особо уютно.
Однако если учесть, как проходил этот вечер, вероятно, ее неурядица окажется далеко не самым скандальным событием.
В тот момент, когда Селина и Одетта вошли в сияющее фойе великолепного дома, шампанское уже лилось рекой, доставаясь всем, кто желал (и не желал) участвовать в пиршестве. Несколько часов спустя знатные персоны высшего общества Нового Орлеана уже знатно опьянели. Несколько парочек уже исчезли за изгородью огромного лабиринта в поисках темных уголков, где никто не услышит их страстный шепот.
Селина поправляла свой изумрудный наряд с глубоким вырезом, тщетно пытаясь натянуть его повыше.
– Прекрати дергаться, mon amie. Так ты лишь больше привлекаешь внимание к своей роскошной ложбинке и голой коже, – сказала Одетта, стоя рядом с Селиной, ее длинное платье из легкой ткани цвета лаванды ниспадало с плеч, а ее волосы были собраны на голове в косы и украшены блестками. Наряд в стиле эпохи Регентства имел что-то схожее и с греко-римской модой. Тончайшая многослойная ткань, окрашенная в пурпурный оттенок, покрывала ее грудь и тянулась вниз по спине. На талии у нее сиял золотой пояс, вдохновленный греческой Ипполитой, королевой амазонок.
– Мне плевать на ложбинку и голую кожу, – проворчала Селина. – Но не плевать на то, что моя грудь может выскользнуть из платья на вечеринке, где полно сатиров.
Одетта рассмеялась, раздувая веером из слоновой кости свои каштановые кудри.
– Если такое произойдет, к концу вечера у тебя будет с десяток предложений руки и сердца.
– У меня нет ни малейшего желания становиться мадам Козихой, – шмыгнула носом Селина. – Кроме того, я чувствую себя как палка ветчины, набитая для праздничного стола.
Смех Одетты взвился к усеянному звездами небу.
– Один бокал шампанского – и ты уже веселее, чем сам Бард. – Она наморщила свое милое личико, с теплом взглянув на Селину. – Пока я не забыла, тебе безумно идет этот цвет. Он божественно сочетается с твоими глазами.
Ее слова заставили Селину вздрогнуть. Ее мучитель в ту ночь на темной улице использовал это слово. Божественно. Имея в виду «сродни богам». Она определенно не чувствовала себя «сродни богам» сегодня.
– Мне следовало нарядиться деревом, – сказала Селина сухо. Когда ее взгляд пробежал по изгороди, она заметила еще одного сатира, его козлиные уши торчали над головой, а хвост из шерсти и перья топорщились сзади на габардиновых брюках.
Раздражение зарокотало у Селины в груди.
– Хоть кто-нибудь из этих идиотов вообще читал пьесу? Одетта задорно загоготала, откидывая вьющуюся у ее ног фиолетовую мантию.
Знакомая фигура привлекла внимание Селины на другой стороне дороги. Ее сердце пропустило удар, когда пара сапфировых глаз скользнула опасно близко к тому месту, где стояла Селина, а под ними красовалась милая, искренняя улыбка.
Пиппа Монтроуз пришла на soirée в наряде Титании, королевы фей, как решила Селина. Она прибыла под руку с тихим юношей тонкого телосложения и в огромных круглых очках, скорее всего, Фобосом Деверё.