Селина подавилась от смеха, ее пульс забился чаще под кожей на шее.
– Если ты способен разобраться с этим демоном, тогда почему он до сих пор сеет хаос вокруг нас? Я имею право знать, как могу себя защитить. Одетта бы…
– Ты что, не слышала ни слова из того, что я только что сказал? – Бастьян расправил плечи, намеренно вытягиваясь над ней, хотя и продолжил говорить спокойным тоном. – Держись подальше от всех из Львиных Чертогов. Не доверяй мне. Не доверяй никому вокруг, включая Одетту. Что бы ты ни услышала, не верь. Что бы ты ни увидела, верь еще меньше.
– Ты… обещал мне рассказать правду. – Она прищурилась.
Он пренебрежительно вскинул плечо.
– Я соврал.
Гнев исказил лицо Селины, золотые крапинки на ее скулах заблестели. К великому разочарованию Бастьяна, из-за этого она стала выглядеть лишь притягательнее, ее глаза сияли как драгоценные камни, а зубы показались оружием.
– Тогда ты привел меня сюда просто, чтобы…
– Тебе следовало сбежать, пока у тебя еще был шанс. Уже не…
– Перестань затыкать меня, fils de pute[129]. – Селина толкнула его, ее ладони прижались к его груди точно раскаленное железо. – И чтоб ты знал, я уже пыталась сбежать.
– Лгунья. – Бастьян смахнул ее ладони, словно мух. – Если бы ты хотела сбежать, ты бы сбежала из этого места давным-давно. Не говори мне, что пыталась. Эгоистичные ублюдки, как ты и я, не пытаются. Они делают. – Слова сыпались с его языка подобно яду, правда душила его в душе.
Селина отпрянула от этих слов, ее губы распахнулись. Осознание происходящего заставило ее измениться в лице.
– Ты пытаешься напугать меня. Не выйдет.
Бастьян бережно взял ее за горло, притягивая ближе к себе, ее рассыпавшиеся по плечам кудри защекотали ему запястье и сбили с толку на еще одну, сводящую с ума секунду.
– Тогда ты полная дура.
– Почему ты не хочешь мне помочь? – Голос Селины наконец-таки дрогнул, первый признак того, что Бастьян причинил ей очевидную боль.
Это в ответ причинило боль Бастьяну, такую, будто его ударили в живот.
– Ты беспокоишься о тварях, которые тебя убить могут? – Хладнокровный смех сорвался с его губ. – Тебе следует беспокоиться о демоне, который это сделает. Ибо я убью тебя сам, если ты не уйдешь.
– Лжец. Ты меня не тронешь. – Вопреки всему Селина Руссо по-прежнему отказывалась сдаваться.
Бастьяну нельзя восхищаться этим. Ему вообще нельзя ею восхищаться.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – сказал он. – Я убивал прежде, Селина. Бесчисленное количество раз. И наслаждался этим, ни разу не попросил прощения. – Он хотел ее напугать этим признанием. Утвердить судьбу раз и навсегда.
Селина медленно выдохнула, ее дыхание задрожало у нее на губах.
– Как и я.
Рука Бастьяна отпустила ее горло, напряжение разлилось по его телу, сдавив грудь от изумления. Он подумал о том, чтобы снова назвать ее лгуньей. Однако она не лгала. Он знал ее уже достаточно хорошо, чтобы понимать, что подобное признание не может быть ложью. Оно было жестоким, какой обычно и оказывается правда.
Селина вздернула свой острый подбородок. На ее глазах блеснули злые слезы.
– Поэтому я и сбежала из Парижа. – Она сделала вдох, вся дрожа. – И я не чувствую себя виноватой, ничуть. Я не боюсь смерти, Себастьян Сен-Жермен. И я не боюсь тебя. Это тебе следует меня бояться. – Она опять его толкнула, слезы потекли по ее щекам.
Бастьян схватил ее за руки. Посмотрел на нее, наблюдая, как она опять обрывисто вдыхает. Мысли закружились в его разуме, вопросы, жаждущие вырваться наружу.
– Кого?
– Я убила мальчишку, который пытался меня изнасиловать.
Огонь резко покинул его тело. Так происходило всегда. Каждый раз, когда Бастьян собирался что-то уничтожить, внутри его все холодело, не горело.
– Хорошо, – сказал он, не веря больше своим словам.
– Может, мы не такие уж разные, ты и я.
Это было очень далеко от правды. И очень близко к тому, во что его сердце желало верить. Бастьян больше не мог сдерживать себя. Он положил ладонь на ее щеку, смахивая слезы большим пальцем.
– Скажи мне, почему у тебя лента Анабель, – сказала Селина, ее зеленые глаза сверкали. – Пожалуйста.
Бастьян схватил ее крепче, держа за подбородок. Он ненавидел саму мысль о том, чтобы объясняться перед ней. Несмотря на здравый смысл, заключавшийся в этом поступке.
– Возьми у меня в левом нагрудном кармане.
Нахмурившись, Селина достала кремово-желтый лоскут ткани из кармана у него над сердцем. На поношенном платке были вышиты инициалы:
ЭСЖ
Селина непонимающе сморщила нос:
– А что…
– Он принадлежал моей сестре, Эмили, – сказал Бастьян. – Она дала его мне в день своей смерти. – Он набрал воздуха, который обжег ему легкие, когда произнес ее имя. – Я всегда ношу его с собой. Он придает мне сил.
Тишина воцарилась между ними на секунду. Селина ждала, что он скажет что-то еще, точно зная: никакие слова соболезнования все равно не помогут, даже спустя больше чем десять лет.
– Она умерла вместо меня. – Он силился скрыть боль за словами, как делал обычно. Пытался произнести все легко, так, чтобы никто не подумал, что его воспоминания до сих пор разрушают его нынешнюю жизнь.
Селина вопросительно посмотрела на него.
– Тебе не следует скрывать свои чувства, Бастьян. От меня не следует. Я обещаю, что никогда не стану тебя осуждать.
– И с чего это тебе давать подобное обещание мальчишке, которого ты едва знаешь?
– Думаю, ты знаешь почему. – Она не отвела взгляд.
И снова Бастьян почувствовал себя рабом. Вот где истинная сила. Сила, которая удерживает без слов.
В этот самый миг Бастьян решил, что не желает скрываться от Селины. Больше не желает. Когда она рядом, его боль перестает быть слабостью, которой могут воспользоваться враги. И становится силой, точно как хотела бы Эмили.
– Я чувствую себя… разбитым, когда думаю о своей сестре, – сказал он, его голос помрачнел от неконтролируемых эмоций. – Как будто мое сердце сделано из стекла и осколки вонзаются мне в грудь. – С каждым словом ему становилось легче. Вот она, правда, которая давно желала вырваться на свободу.
Селина кивнула, вдумчиво глядя на него.
– Разве не было бы здорово всем нам иметь сердца из алмазов?
– Которые невозможно разбить. – Губы Бастьяна исказила кривая полуулыбка.
В ее глазах он увидел ответ на вопрос.
«Любовь причиняет страдания».
– Нам не следует, – сказал он тихо.
– Это нас не остановит.
– Нет. – И все же Бастьян не мог не прикоснуться к ней. Не мог не позволить своим пальцам скользнуть по ее разгоряченной коже. – Остановит.
– Не остановит. А еще ты мне поможешь устроить засаду во время бала-маскарада.
– Не помогу.
Селина склонилась к его руке.
– Какой же ты лгун. – Она прижалась к нему всем телом, искра горела в ее взгляде. – И еще и трус, – прошептала она под его подбородком, отчего мурашки побежали у него по спине.
Прежде чем Бастьян успел снова возразить, Селина вытянулась на носочках и прижалась губами к его губам. Как только они соприкоснулись, она обмякла в его руках, растворяясь в нем. Он сдался, и весь мир вокруг них исчез. Когда она провела языком по его губам, Бастьян застонал, не в силах больше сдерживаться.
Это был не поцелуй во имя любопытства и не поцелуй во имя желания близости. Он был диким. Безрассудным. И Бастьян не мог поделать ничего другого, как ответить тем же. Он хотел этого с того самого вечера, когда они впервые встретились. Когда Селина схватила его за шейный платок. Когда уставилась на него, ожидая, что Себастьян Сен-Жермен испугается, – тогда-то она и украла его разбитое сердце.
Все в одно чудесное мгновение.
Бастьян поднял ее с пола, напрягся, когда ее ноги обняли его за талию. Он распахнул двойные двери и вошел с Селиной на руках, и они внезапно очутились в полнейшей тьме. Едва понимая, что где находится, он подошел к большой кровати дяди. Его охватил задор, горячий и быстрый. Дядя Нико, без сомнений, взбесится, узнав о таком неуважительном поведении.
Но оно того стоит.
Они рухнули на прохладные простыни. Бастьян шептал на испанском, покрывая шею Селины поцелуями, обещаниями, которые ни один смертный мужчина не может сдержать, и клятвами, как глупый поэт. Его пальцы вытащили шпильки из ее черных, как ночь, прядей, собранных в корону, те упали, и волосы рассыпались вокруг, как накидка из тьмы. Она сорвала пуговицы на его рубашке, и Бастьян улыбнулся, слыша, как рвется ткань, понимая, как оголяются его плечи.
– Мне нравилась эта рубашка, – проворчал он в ее ухо.
– Тогда прочти молитву за ее бессмертную душу.
Бастьян рассмеялся. Каждое прикосновение к ее коже, каждое движение рук сводило его с ума, заставляя желать ее еще больше.
Глубоко в подсознании Бастьян пытался понять, что это будет означать. Он мало чем рисковал, затащив Селину в кровать. Она же рисковала всем. Своей репутацией, своим будущим, возможно, даже своим благополучием. Об этом часто упоминала Одетта. О том, что это несправедливо.
Он подумал о том, чтобы остановиться, хотя ее юбка и была у него в руках.
– Селина…
– Бастьян… – Она выгнула спину, потянувшись к нему, ее ногти пробежали по его рукам, ощущение затмевало все перед его глазами. Он схватил ее за ноги под коленями, она изумленно ахнула.
Нет, он должен остановиться. Знает, что должен.
– Все в порядке?
– Да.
Его руки скользнули выше.
– А так? – Кровь стучала в его груди.
– Да.
Его большие пальцы коснулись нежной кожи у нее между ног.
– А… так?
– Бастьян, – Селина откинула назад голову, все ее тело дрожало, – пожалуйста, я… что?
Ее вопрос привел его в чувства. Она резко села, щурясь сквозь темноту, пытаясь рассмотреть что-то на противоположной стене. Затем оттолкнула Бастьяна, и из ее горла вырвался вопль, от которого кровь стыла в жилах.