ришлось взять на воспитание племянника. Картина, висевшая в гостинице «Дюмейн», могла быть выполнена только вчера, ибо дядя Бастьяна выглядел не старше, чем на двадцать пять лет.
«Невозможно».
– Меня зовут Никодим Сен-Жермен, – прервал ее размышления он. Истоки его акцента было сложно определить, хотя слова звучали музыкально и чисто, словно он был преподавателем ораторского искусства в прошлой жизни. Когда он сделал еще шаг вперед, представ перед Селиной в свете тусклого уличного фонаря, стоящего поодаль, ее на секунду охватил страх.
Каждое его действие казалось непредсказуемым, пугая Селину. Как будто он двигался сквозь туман. Или специально выполнял все движения плавно и медленнее, чем обычно, как тот, кто пытается успокоить напуганное животное.
Селина инстинктивно подняла руку с серебряным кинжалом, как бы давая понять, что к ней не следует подходить.
Мимо пронесся ветер, напугав ее еще больше, взъерошив ее волосы и потрепав подол платья. Прежде чем Селина успела моргнуть, рядом появилась другая фигура. Только что не было ничего, кроме пожирающей все тьмы. И вмиг появился мужчина. Как будто стоял на этом месте всегда, безмолвно наблюдая за происходящим.
Джей. Член Чертогов, о котором Бастьян говорил как о том, кто «избавляется от лишнего груза».
Что бы это ни значило.
Грациозный молодой человек с Дальнего Востока вразвалочку подошел и остановился между Селиной и графом, в каждой его руке было по короткому лезвию. Когда он крутанул одно из лезвий между пальцами, Селина заметила то, что упускала из вида раньше: бесчисленное количество маленьких шрамов на тыльных сторонах его ладоней, одни отчетливо выделялись, другие были едва заметны. Ее взгляд скользнул выше, заметив такие же шрамы на его шее, до самого воротника. Они не выглядели как какие-то метки, скорее усеивали его кожу в случайном порядке, некоторые пересекались, на некоторые было больно смотреть.
– В Древнем Китае, – начал Никодим Сен-Жермен тоном, с которым ведут светские беседы, – были времена, когда формой высшего наказания являлся ритуал под названием Линчи, или также известный как «смерть от тысячи порезов».
Селина сжалась, отстраняясь. Но затем все же выпрямилась, давая понять, что не собирается сдаваться, несмотря на то что каждая клетка ее тела желала сбежать.
– Джейяка поймали несколько лет назад, когда он был по делам в провинции Хунань, – продолжал Никодим. – Он едва сумел спастись. Я благодарен каждому дню, когда он рядом со мной.
Джей смотрел в пустоту перед собой, не моргая и не дыша, словно даже не пытался притвориться человеком.
– Больше всего я ценю преданность, – говорил граф, – и Шин Джейяк наделен этим качеством сполна.
Сделав вдох, чтобы усмирить нервы, Селина сказала:
– Месье граф, я не уверена, что…
– Себастьян не для вас, мисс Руссо, – прервал ее Джей, его голос прозвучал не громче шепота. – Поберегите свое сердце… и свою жизнь.
«Первый порез».
Негодование зарокотало в груди Селины. Она открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент у нее за спиной раздался какой-то шорох. Шум приближающихся шагов. Она поборола желание содрогнуться, когда две похожие на тонкие ивы фигуры появились рядом.
Две юные дамы с незабываемыми кольцами. В свете звезд их драгоценные камни сияли, как огонь, их темная кожа блестела, а их шелковые юбки безупречно струились по ногам.
Дядя Бастьяна наблюдал за Селиной, пока дамы приближались.
– Мэделин Деморни является самым одаренным тактиком из всех, кого я встречал за свою жизнь, она могла бы потягаться с самим Наполеоном. Ее младшая сестра, Гортензия, поет как певчая птица и танцует как ветер. – Граф оперся о свою трость, сжимая льва в своей ладони. – Но превыше всего для меня их искренность. Мэделин честна от природы, а Гортензия не умеет обманывать.
Селина прикусила изнутри щеку, наблюдая, как две девушки подходят, чтобы встать по правую руку от графа.
Мэделин Деморни устремила свой пронзительный взгляд на Селину, не моргая.
– Бастьян est trop dangereux pour la santé[143], – предупредила она. – Будьте умнее, мадемуазель.
Злорадная улыбка заиграла на губах Гортензии.
– А moins que vous souhaitiez jouer а l’imbécile[144].
«Второй порез. Третий».
Новый порыв ветра пронесся за спиной Джея, растрепав его длинные черные волосы.
Сунув руки в карманы и присвистывая во тьме, к ним подходил Бун, ангельские кудри, как всегда, обрамляли его лицо.
– Ох, детка, – начал он, встретив взгляд Селины. – Я надеялся, что до этого не дойдет.
– Дай угадаю, – сказала Селина. – Ты пришел, чтобы посоветовать мне держаться подальше от Бастьяна.
Его лицо помрачнело.
– Я бы не стал, если мог. Ты мне нравишься, Селина Руссо. Ты умеешь первоклассно трепать Бастьяну нервы. Могу поспорить, трепать нервы было первое, чему ты научилась после рождения. – Он ухмыльнулся, а потом его взгляд вновь посуровел. – Но мы только что потеряли Найджела. Мы не можем потерять кого-то еще.
– Точное замечание, месье Рейвнел. Утрата одного из нас уже причинила мне неимоверную боль, – спокойным тоном согласился граф. – Как и всегда, я ценю вашу поддержку и вашу мудрость. – И опять он повернулся к Селине.
«Четвертый порез».
Несмотря на поглощающее ее недовольство, Селина почувствовала, как съеживается изнутри, как страх начинает затмевать все остальные чувства. В следующую секунду она приказала себе взять себя в руки. Призвать на помощь богиню Селену, которая правит ночным небосводом и мириадами звезд.
– Месье граф, я слышала многое о вас за последние несколько недель. Рада, что наконец имею честь познакомиться с вами лично. – Хотя Селина изо всех сил пыталась, чтобы ее голос не звучал нахально, она поняла, что попытка провалилась, когда Бун фыркнул, а Гортензия захихикала.
– Comme une reine des ténèbres[145], – повторила Гортензия свои же слова, которые произнесла в ресторане «Жак», и веселье мелькнуло в ее глазах. Селина чуть не рассмеялась над абсурдностью ситуации. Если она и была королевой хоть чего-то, то это Мария-Антуанетта на пути к гильотине.
К удивлению, граф только улыбнулся, его янтарные глаза блеснули.
– И я рад нашему знакомству, ma chérie[146].
В другом, идеальном мире Селина должна была бы делать все, чтобы очаровать дядю Бастьяна. Однако этот вариант растворился, как дым на ветру. В конце концов, только глупец станет пытаться очаровать человека, который первым делом решил осыпать ее угрозами.
Никодим Сен-Жермен, без сомнений, добился успеха в своих попытках припугнуть Селину этим храбрым представлением.
– Я не хочу показаться неуважительной, месье граф, но вы говорите, что уважаете искренность, так что, я полагаю, нет нужды проверять вас на честность. – Она самоуверенно посмотрела на собравшуюся компанию. – Очевидно, что вы не считаете меня подходящей партией для вашего племянника. Но будем честны, вы мало что обо мне знаете.
– Как раз наоборот, я знаю о вас очень много, Марселина Беатрис Руссо.
Опять полное имя разнеслось эхом в ее ушах, взмывая вверх, выше верхушек деревьев. И опять сердце Селины застучало чаще в груди в ответ.
Легкий смех сорвался с губ графа, точно он почувствовал ее нарастающий страх.
– До последнего времени вы жили со своим отцом-ученым на третьем этаже маленькой квартиры на Монмартре. – Он сделал шаг вперед. Селина не могла ничего поделать, машинально сделав шаг назад вместе с ним. Ее тело приняло это решение до того, как она успела начать сопротивление.
Никодим продолжал:
– И работали под опекой известной Камилль Де Богарне. – Он сделал многозначительную паузу. – На самом верхнем этаже ее ателье… под мягким светом мерцающих люстр.
Стук сердца Селины раздался у нее в горле.
«Он знает, – беспокойство зародилось в ее мыслях. – Он знает».
Эти два слова пронеслись в ее мыслях со скоростью пульса. Она силилась держаться спокойно, крепче сжав рукоятку серебряного кинжала, и ногти впились ей в кожу так, что стало больно.
– Мне ясно, что вы узнали много о моем прошлом, месье. Очевидно, что у вас много полезных источников. Однако эти подробности необязательно описывают мое настоящее.
Улыбка Никодима стала жестокой.
– Я слышал, вам нравится быть безрассудной. Посещать места, где находиться вам запрещено. Нравится лгать и нарушать правила.
Румянец появился на щеках Селины.
– О каких правилах вы говорите?
– Лишь о тех, которые имеют значение. О моих. – Его последнее слово прозвучало, как удар ножа в спину.
Селина не подала вида, что ее это задело, хотя ее колени уже дрожали под юбкой.
Другая эмоция появилась на лице графа. Селина не смогла ее узнать. Никодим продолжал внимательно смотреть на Селину, и на его мраморном лбу появилась морщинка. Она исчезла в следующую же секунду.
– Я уважаю вашу смелость, Селина. Чем больше я узнавал о вашем прошлом, тем лучше начинал понимать, почему мой племянник так вами очарован. Немногие юные особы смогли бы держаться так стойко в компании тех, кто может убить без колебаний. – Он снова сделал шаг вперед, кончик его трости стукнул по брусчатке рядом с его ногой с завидной решительностью. – В компании тех, кто готов убить вас по моей команде, не колеблясь ни секунды.
Дрожь охватила Селину. Она стиснула зубы, пока те не начали стучать, выдавая ее. Ей нечего было сказать в ответ. Дядя Бастьяна только что недвусмысленно заявил, что Селина все еще дышит только потому, что он так решил. Нахальная фраза в ответ ей ничем не поможет. Все, что она сейчас может делать, – это твердо стоять на ногах. Отказаться подчиняться, хотя ее скулы сводило все сильнее с каждой минутой, а мышцы напрягались, готовые к бою или к побегу.