– Я вовсе не мил. Знаю, сейчас ты думаешь, что обошлась бы и без колец, роз или кружевных скатертей, а вместо этого была бы дома – поэтому не хочу твоей благодарности. Я уже говорил об этом, – грубо ответил он. Через мгновение он продолжил уже другим тоном: – Сложно было решить, что послать. Изумруды, сапфиры, обычные королевские подарки и все остальное – я не думал, что такое тебе может понравиться. Даже золотые монеты могли бы не пригодиться.
– Вы сделали очень хороший выбор, – заметила я.
– Неужели? – он, казалось, был доволен. – Или ты снова проявляешь вежливость?
– Нет, правда, – настаивала я. – Я сама использовала две свечи для чтения. Весьма расточительно с моей стороны, но было так чудесно читать под ровным и ярким светом.
– В этот раз я пришлю еще больше свечей, – пообещал он. – И меха, и ткани. Мне не хотелось посылать денег.
«Кровавых денег», – подумалось мне.
– Темно уже, – продолжил зверь. – Твой ужин готов. Ты возьмешь меня под руку?
– Я бы предпочла этого не делать, – был мой ответ.
– Ну, что ж, – произнес он.
– Давайте поспешим, – я отвела от него взгляд. – Я очень голодна.
В столовой зажглись свечи при нашем появлении. Я заметила, не задумываясь об этом, что, пока проходил закат и мы стояли в саду, светильники на подставках зажигались везде, но мы вдвоем стояли в сгустке темноты рядом с розами, и лампы, что шли по бокам дорожки, ведущей в замок, не горели.
– Странно, – заметила я. – Разве обычно они не загораются, когда подходишь ближе? Так было прошлой ночью со свечами, когда я бродила по замку.
Чудовище издало звук (легкое ворчание, в котором я различила слова, но не поняла на каком языке они были) и лампы сразу же зажглись.
– Не понимаю, – сказала я.
Он взглянул на меня.
– Долгое время я предпочитал темноту.
У меня не нашлось ответа и мы прошли в замок. Там стоял тот же огромный стол, уставленный дорогим фарфором, хрусталем, серебряной и золотой посудой, и я не заметила ни одной миски, чашки или тарелки, которые были здесь прошлой ночью; воздух наполнился пьянящими ароматами.
Чудовище встало за огромным резным стулом, поклонилось мне, приглашая присесть, а потом подозвало к себе другой стул (у стены стоял целый ряд их и ни одного одинакового). Слова, что говорил хозяин замка, звучали также незнакомо, как и те, с которыми он обращался к лампам в саду.
Затем ко мне подбежал маленький столик с горячей водой и полотенцами, и пока я мыла руки, подносы с едой, соперничая и толкаясь друг о друга, спешили наполнить мою тарелку. «Какая шумная посуда», – подумала я. Но даже лязганье и бренчание звучали как музыка – полагаю, потому что все было сделано из таких хороших материалов. Что же я здесь делаю? Грейс смотрелась бы великолепно на этом троне. Я же чувствовала себя глупо.
Я бросила взгляд на Чудовище, которое сидело немного дальше за столом, справа от меня. Он откинулся на спинку стула, опершись одним коленом на стол; для него не было выложено приборов или тарелки.
– Вы не присоединитесь ко мне? – удивилась я.
Он поднял руки – или лапы с когтями.
– Я Чудовище, – промолвил он. – Не могу управляться с ножом и вилкой. Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, – ответила я, и в этот раз совсем не из вежливости. – Нет, приятно, когда рядом кто-то есть. Тут одиноко – тишина так подавляет.
– Да, я знаю, – согласился он, а я подумала о том, что он говорил прошлой ночью.
– Красавица, – продолжило Чудовище, наблюдая, как мимо маршируют подносы. – Не позволяй им собой так помыкать. Ты можешь есть все, что пожелаешь, только попроси.
– Все выглядит так аппетитно и так вкусно пахнет, что я не могу выбрать. Я не против, что решения принимают за меня.
Чуть погодя, набив рот, я произнесла:
– Вы сказали, мне стоит только попросить, но слова, что вы говорили лампам в саду и стулу здесь – я не понимаю этот язык.
– Верно, когда волшебство перетягивают в наш мир из его, оно замедляется и не желает учить местный язык. Но я назначил двоих… эээ, назовем их горничными, для тебя – они должны все понимать.
– Небольшой ветерок, который что-то все время бормочет мне, – поняла я.
– Да, они покажутся тебе более живыми – почти настоящими. Они почти принадлежат нашему миру.
Я задумчиво жевала.
– Вы говорите так, словно все это очевидно, но я совсем ничего не понимаю.
– Прости, – извинился он. – Это довольно сложно, у меня было много времени, чтобы привыкнуть к здешним порядкам, но никому еще не приходилось их объяснять.
Я вновь взглянула на седину в его гриве.
– Вы не молодое… Чудовище?
– Нет, – ответил он и помолчал немного. – Я нахожусь здесь чуть более двухсот лет, кажется.
Он не дал мне времени, чтобы обдумать это, и продолжил, пока я, изумленная, уставилась на него: «Две сотни лет!»
– У тебя были сложности с тем, чтобы исполнялись твои желания? Я с радостью помогу, если это необходимо.
– Нееет, – я с трудом вернулась к разговору. – Но как я вас найду, если вы мне понадобитесь?
– Меня легко найти, – ответил он. – Если ты этого хочешь.
Вскоре после этого я закончила ужин и поднялась.
– Желаю вам спокойной ночи, милорд, – произнесла я. – Думаю, я очень устала.
Сидя в кресле, он был ростом почти с меня.
– Красавица, ты выйдешь за меня? – спросил он.
Я шагнула назад.
– Нет.
– Не бойся, – голос его звучал грустно. – Доброй ночи, Красавица.
Я сразу же легла в кровать и крепко уснула, не услышав странных голосов, но и не чувствуя страха.
*****
Несколько недель прошли быстрее, чем как мне казалось в первые дни, будет идти время. У меня установилось расписание. Рано утром я поднималась и, после того, как завтракала в своей комнате, выходила в сады на прогулку. Обычно я брала с собой Великодушного, ведя его под уздцы. Он всегда за мной ходил как собачка и иногда, когда целый день помогала в кузнице, я выпускала его пожевать травку в поле, которое окружало наш дом. Конь время от времени проходил мимо кузницы и заполнял дверной проем своим массивным телом, наблюдая за мной и Жэром, прежде чем вернуться к своим занятиям. Но с тех пор, как Чудовище предупредило меня о том, что другие звери его не любят, я решила: будет лучше, если буду держать своего огромного коня на привязи. Хотя, если он решит чуток вскинуть голову, у меня не хватит сил удержать его. Но Чудовище держалось от нас подальше, а Великодушный и вида не подавал, что ему здесь не нравится; он был спокоен, чуть ли не равнодушен, и, как обычно, настроен по-доброму. Жэр был прав: присутствие коня придавало мне гораздо больше храбрости.
Ближе к полудню я возвращалась в замок и проводила часы до обеда в чтении и занятиях. Пришлось признаться, что я почти позабыла греческий и латинский за те три года, что не занималась ими. А мой французский, который всегда давался с трудом, вообще не остался в памяти.
Однажды, разозлившись на собственную глупость, я изучала полки в поисках чего-нибудь, что могло бы успокоить меня, и обнаружила законченную книгу «Королева Фей»[9]. Прежде мне удалось прочитать лишь две песни из нее, поэтому я взирала на книги с наслаждением.
После завтрака я вновь принималась за чтение: обычно «Королева Фей» или «Смерть Артура»; затем все утро занималась языками, почти до второй половины дня, затем переодевалась и выезжала с Великодушным на прогулку. Почти ежедневно мы проезжали по незнакомым землям, даже когда я преднамеренно выбирала путь, по которому мы уже проходили. И даже если я считала, что узнаю деревья или цветочное поле, то все равно не была в этом полностью уверена. Я не понимала: либо ориентировалась на местности я хуже, чем думала (что вполне возможно), либо тропы и поля действительно менялись день ото дня (что, как мне казалось, тоже не исключалось). Однажды днем мы проехали больше, чем обычно, поскольку я была занята мыслями о чтении. С ужасом я осознала, что солнце почти село, когда мы, наконец, вернулись обратно. Мне не понравилось бы искать путь в замок после заката или, скорее, мне не понравилось бы находиться на этих заколдованных полях в темноте. Однако каким-то чудом ровным галопом Великодушный довез меня до ограды садов меньше, чем за час. Я была уверена, что мы были, по крайней мере, в трех часах езды отсюда.
Обычно я вела коня в стойло, расчесывала его и кормила перед тем, как садилось солнце, чтобы я смогла полюбоваться на закат из сада: я откровенно призналась Чудовищу, что мне это нравится. Он встречал меня здесь, в саду, и мы гуляли (я научилась шагать рядом, стараясь не показывать, что мне сложно следовать за ним); иногда мы беседовали, иногда нет, и вместе наблюдали, как сменяются краски на небе. Когда оно бледнело до розовато-лилового или тускло-золотистого, мы проходили в замок и Чудовище сидело рядом, в огромной столовой, пока я ела свой ужин.
В течение нескольких первых дней моего вынужденного визита, я приобрела привычку сначала подниматься наверх, чтобы переодеться к ужину. Это была одна из тех приятных манер, что мне посчастливилось сохранить, когда моя семья покинула Город; однако величие столовой Чудовища пугало меня. По крайней мере, я хотя бы могла правильно себя вести, даже если и выглядела как кухарка, примеряющая одежду своей госпожи, а не благородная леди.
После ужина я возвращалась к себе в комнату и в течение нескольких часов читала, прежде чем отойти ко сну. И каждый вечер после ужина, перед моим уходом, Чудовище спрашивало:
– Ты выйдешь за меня, Красавица?
И каждый вечер я отвечала:
– Нет, – и легкая дрожь охватывала меня. Когда я узнала его получше, страх сменился жалостью, а затем и сожалением, но я все же не могла стать его женой, несмотря на то, что мне совсем не хотелось причинять ему боль.
Я никогда не выходила из замка после наступления темноты. Мы приходили ужинать, когда солнце садилось и забирало свои бриллиантовые лучи с собой. Когда я возвращалась к себе в комнату, то больше из нее не выходила и с осторожностью избегала дверь и опасалась даже проходить рядом с нею; а еще не смотрела на сады в окна, после того, как лампы сами собой гасли в полночь.