Я не знала, что сказать дальше.
– Понимаем? Что тут понять?
– Чудовище тоже одиноко, – безнадежно ответила я, и все ошеломленно замолчали.
– Ты можешь сочувствовать этому… монстру после всего, что он сделал тебе? – наконец спросил Отец.
Я с несчастным видом кивнула и вновь наступила изумленная тишина.
– Ладно, – заметил Жэр таким голосом, словно сильно пытался сохранять здравомыслие. – Я не понимаю, что происходит, но вот что мы знаем: во всем замешана магия (невидимые слуги, о которых ты говорила и прочее), а в этом мы не смыслим. Думаю, то, что пытаешься сказать нам, Красавица: Чудовище, которое знакомо тебе – не тот монстр, встретившийся твоему отцу. Верно?
Я натужно улыбнулась.
– Так пойдет. – И добавила с большой благодарностью: – Спасибо.
Ричард и Мерси заснули на своих стульях, Грейс и Хоуп подняли их, чтобы отнести в постель.
– Странно как, – заметила Хоуп, откидывая локон со лба дочери. – Она как раз сегодня утром, за завтраком, произнесла первую фразу. Спросила: «Когда Красавица вернется домой»?
Слеза потекла по щеке Хоуп.
Мы обосновались в гостиной, пока деток укладывали спать; никто не сказал ни слова, пока Хоуп с Грейс не вернулись, принеся с собой кувшин сидра и тарелку с имбирными пряниками. Все наполнили бокалы, но затем тишина вновь выползла и наполнила комнату так плотно, что через нее, как через пламя, трудно было видеть.
Хоуп беспокойно ерзала и вздыхала, потом дотянулась до складки моей юбки, потянула ее и потерла между пальцами.
– Ты одета как королева, – заметила она. – Полагаю, у тебя таких целый шкаф?
– Ох, более или менее, – ответила я смущенно, хотя на лице Хоуп было лишь слабое любопытство; и я медленно начала понимать, что мой рассказ о замке и тамошней жизни, мало что значил для моей семьи. Они без интереса слушали то, что я говорила (или пыталась сказать), но лишь потому, что говорила я, а не для того, чтобы выслушать. Я не понимала, кто виноват в этом – они, я или миры, в которых мы жили. Единственное, что они осознали – это то, что я вновь скоро их покину, вернусь к своей волшебной судьбе; и мне стало понятно, каким ужасным им это казалось. И стало ясно – я мало чем могу им помочь.
Я улыбнулась Хоуп, пока она умоляюще смотрела на меня, и в ответ на ее взгляд, я сказала:
– Многие из них слишком роскошны для меня, и я их не ношу. Хотела бы я привезти некоторые из них – они бы так вам пошли.
Я вспомнила пышное серебряное платье, которое отказалась носить несколько недель назад. Мои непримечательные слова прояснили атмосферу.
– Судя по весу твоих седельных сумок, я бы сказал, что ты привезла с собой половину замка, – веселым тоном заметил Жэр.
– Я что? – спросила я. – Где они?
Жэр указал на стол в углу комнаты и я прошла к ним. В них точно было больше того, что положила я. Расстегнув первую сумку, я увидела темно-золотистую парчу, расшитую мелкими рубинами.
– Спасибо, Чудовище, – выдохнула я; и внезапно перед глазами невольно мелькнула смутная картинка: он, наклонившийся над прозорливым стеклом в темной комнате замка. Ночь: портьеры за ним были открыты и виднелись звезды. Огонь в камине горел, окрашивая рыжевато-коричневый бархат на нем в алый цвет. Картинка потускнела. Я положила обе руки на стол перед собой и потрясла головой, чтобы избавиться от видения.
– Ты в порядке? – спросил Отец.
– Да, конечно, – отозвалась я.
Кажется, мое новообретенное зрение тяжело приживалось в старом мире. Теперь я снова поняла, где нахожусь, уставившись на золотую парчу.
Я вытащила ее. Это было бальное платье с шелковыми лентами, вплетенными в корсаж, рубинами и жемчугом.
– Это, наверное, для тебя, – сказала я и кинула его Грейс.
Она вытянула руку в самый последний момент и каскады юбок водопадом упали на ее плечи и бедра. К платью прилагались подходящие туфли, гребни с вставленными рубинами для ее волос и рубиновые ожерелья, чтобы обернуть вокруг ее шеи.
Под всем этим лежало желтовато-зеленое платье, окаймленное изумрудами – для Хоуп; а еще два длинных вышитых плаща и капора, и мягкие кожаные перчатки с окантовкой из белого меха. Под этим же были богатые одежды для Отца и Жэра, а в маленьком мягком мешочке на дне (я едва его заметила) были платья и шапочки для деток, мелкий жемчуг и сапфировые броши, и одеяльца из лучшей шерсти.
Гостиная блестела, словно сокровищница короля. Я вынула из седельной сумки больше, чем могла когда-либо упаковать туда; а еще была и вторая, все еще полная, которую я не тронула. Хоуп, с ниткой изумрудов на шее и зеленой шалью в одной руке, волоча шелковую бахрому по полу, подняла одно из маленьких платьиц, которое я выложила на стол, и вздохнула.
– Я так хотела одевать близнецов во что-то очень милое, но это весьма непрактично, потому что они так быстро растут. А эти платья гораздо красивее тех, о которых я мечтала. Не знаю, верно, что нам делать со все этим – но мне нравится просто смотреть на них. Спасибо, милая Красавица, – она поцеловала меня.
– Мне не нужно подарков от Чудовища, – сказал Отец. – Он пытается нас купить? Пусть возьмет свои богатые дары и оставит нам нашу девочку.
– Прошу, Отец, – попросила я. – Считай их моими подарками. Я хочу, чтобы вы сохранили их и думали обо мне.
Отец опустил взгляд, неохотно вытянул руку и погладил меховой воротник своей новой куртки. Жэр вздохнул.
– Я все же не понимаю – и мне не нравится это чувство. Я словно снова стал ребенком, а моя мать рассказывает мне страшные истории. Но я сделаю так, как ты просишь – и если это доставит тебе удовольствие… – Он поднял свою шляпу и покрутил ее на пальце. – Твое Чудовище, должно быть, весьма хорошо к тебе относится, раз так добр к твоей семье.
Отец фыркнул, но ничего не сказал.
– Благодарю вас обоих, – продолжил Жэр и тоже поцеловал меня. – Мне всегда было интересно, как это – одеваться как лорд, вот и появилась возможность. – Он надел шляпу задом наперед и низко надвинул ее на лоб, так что перо щекотало его подбородок. – Я уже чувствую себя по-другому, – заметил он, дуя на перо.
– Ты и выглядишь по-другому, – засмеялась Хоуп.
– Да уж, вызову я толки, появившись в этой шапке и белых шелковых штанах в кузнице. Жаль, я не попросил парочку новых мехов вместе с этим. Хотя одни перья, возможно, стоят столько же.
Он одел шляпу нормально и Хоуп подняла его плащ, накинув ему на плечи, поправив золотые цепочки и застежки. Жэр стоял спокойно, слегка улыбаясь, пока она возилась с ним. Мы посмотрели на него, когда сестра отступила. Он все еще выглядел собой, каким мы его знали, но по-другому: словно командовал армией. Его густые волосы, забранные под шляпу, открывали его высокий широкий лоб и прямую гордую линию бровей и рта.
– Я чувствую себя глупо, – заметил Жэр. – Не надо так на меня смотреть.
Он снял шляпу, плащ и вновь стал мужем Хоуп и самым умелым кузнецом в шести соседних городах.
– Ты и правда выглядел как лорд, – улыбнулась Хоуп.
– Дорогая жена, – ответил он, обвивая рукой ее талию.
Грейс поднялась из кресла, золотистое платье свешивалось с его спинки и падало на сиденье. Сестра зажгла несколько свечей и светильников, в дополнение к огню камина.
– Если уж собираемся важничать, лучше видеть, что мы делаем, – заметила она, проходя мимо меня. Грейс поцеловала меня и прошептала на ухо: «Спасибо, дорогая моя. Мне не важно, что я не смогу это носить; я буду глядеть на него каждую ночь и думать о тебе, я даже попытаюсь думать хорошо о твоем ужасном Чудовище».
Я улыбнулась. Отец поднялся и печально улыбнулся мне.
– Ладно, моя дорогая, ты победила, как, впрочем, и обычно. Повторю слова Жэра – я не понимаю; но в деле замешана магия, так что – что ж, я сделаю так, как ты просишь и попытаюсь радоваться тому, что у нас есть – или тому, что говоришь ты. Но ты должна знать, что мы не отведем от тебя глаз целую неделю, пока ты здесь.
Я кивнула.
– Надеюсь, что так.
Вскоре мы все прошли в спальни. Я поняла, что все еще не рассказала Грейс о Робби.
«Завтра, – подумала я, – Сегодня это будет уже слишком. Но я не должна была больше ничего откладывать».
Мой чердак выглядел также, как я его помнила, только немного чище; Грейс следила за ним лучше, чем я. Простыни на кровати были свежими и чистыми, не жесткими и пыльными от шестимесячного пренебрежения; кровать была аккуратно заправлена – совсем не так, как я ее оставляла. Я опустилась на сундук под окном и уставилась на поле и лес.
Мысленно я обратилась к прошедшему вечеру, к сцене у огня в гостиной, когда я попыталась защитить Чудовище от враждебности моей семьи. Я понимала теперь, что произошло – я не могла вот так рассказать им, что будучи дома, вновь с ними, я поняла одну вещь, которую успешно игнорировала последние несколько недель в замке: что я полюбила Чудовище. Они не стали мне менее дороги, но он стал еще милее. Я подумала о заклятии, которое не понимала, о загадке, разгадки которой Лидия и Бесси ожидали от меня; но внезапно все это показалось мне малозначимым. Мне не пришлось выталкивать их из моих мыслей, как обычно: они просто стали незначительными.
Тем временем, я проведу целую неделю со своей семьей.
Дом притих; но тишина здесь была проще, чем та, с которой я жила в последние шесть месяцев. Я уставилась на тени, которые двигались только с луной и уши мои уловили эхо, которого там не было. Я прокралась вниз и пошла в конюшню, где нашла Великодушного, слегка заигрывающего с новой кобылкой, которая была не так уж и против.
– Не уверена, что появление жеребенка следующим летом у них в планах, – сказала я ему. Он потерся о меня головой. И добавила, – Но ты же не послушаешь.
Я сняла уздечку с крюка, а он сразу же поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Я отвязала красную розу, что висела на оголовье и повесила уздечку. Конь расслабился.
– Доброй ночи, маленький, – я похлопала его по огромному крупу и тихонько прошла обратно в дом.