– Я ничего особенного не выложила. Сказала только, что она была пьяна и устроила скандал.
Тэлли позволила себе едва заметную улыбку. Она имела право себя поздравить. Хотя бы на этот раз она не предала Шэй. Ну, по крайней мере, она надеялась, что не предала.
– Конечно, Тэлли, ты все правильно сделала. Пожалуй, Шэй нужна помощь, но только не от какого-то старого красавца-психоаналитика. Ее надо вывезти из города и дать ей настоящее лекарство. И чем скорее, тем лучше.
– Верно. Лучше принять лекарство, чем резать себя до крови, – сказала Тэлли, а мысленно добавила: «Если тебе снова не исковеркают мозги».
Тэлли решила пока не сообщать Зейну о своем решении доставить его в больницу в следующий раз, когда у него случится приступ. Она надеялась, что до этого не дойдет.
– А у тебя как все прошло с врачами?
– Ничего особенного. Первый час мне читали лекцию насчет того, что нужно больше есть. А когда наконец мне начали чинить руку, я провалялся без сознания всего десять минут. Но кроме того, что я тощий, больше ничего особенного во мне не заметили.
– Это хорошо.
– Конечно, это вовсе не значит, что я здоров. Мне ведь голову не обследовали – только руку.
Тэлли глубокий вздохнула.
– Твоя голова… она теперь болит сильнее, да?
– Думаю, сегодня все так получилось из-за того, что я был голодный и продрог.
Тэлли не согласилась с ним.
– Я сегодня тоже ничего не ела, Зейн, но ты же не видел, чтобы я…
– Забудь о моей голове, Тэлли! Мне не лучше и не хуже. Я боюсь за Шэй, за ее руки. – Он подвел свой скайборд ближе к ней и заговорил тише: – Теперь будут и за ней следить. Если этот твой доктор Ремми разглядит, что она с собой сотворила, жди беды.
– Точно. С этим я спорить не стану.
Тэлли представила себе лесенку шрамов на руках Шэй. Издалека они могут показаться татуировками, но вблизи всякий поймет, что это такое. Тэлли очень сильно сомневалась в том, что при виде этих шрамов доктор Андерс найдет в своем арсенале подобающую улыбочку. По всему городу завопят сирены и надзиратели с повышенным интересом станут следить за всеми, кто в тот день был на катке.
Тэлли взяла Зейна за руку, остановила скайборд и зашептала:
– Значит, у нас мало времени. Он ведь может пригласить Шэй на беседу хоть завтра.
Зейн шумно выдохнул.
– Ты должна успеть поговорить с Шэй. Скажи ей, чтобы она перестала наносить себе раны.
– О, блеск… А если она и разговаривать не захочет?
– Скажи ей о побеге. Скажи, что мы раздобудем для нее настоящее лекарство.
– Побег? Это как?
– Мы просто сбежим, и все. Сегодня ночью, если получится. Я соберу все необходимое, а ты предупреди других «кримов», пусть приготовятся.
– А как насчет этого?
У нее даже не было сил поднять руку, но Зейн и так понял, что она имеет в виду.
– Мы их снимем. Сегодня вечером. Я задумал одну штуку.
– Какую штуку, Зейн?
– Пока не могу сказать, но дело верное. Просто это немножко рискованно.
Тэлли нахмурилась. Они с Зейном уже перепробовали все инструменты, какие только могли сгодиться, а на браслетах им не удалось сделать ни царапинки.
– Ты о чем?
– Вечером покажу, – процедил Зейн сквозь зубы. Тэлли сглотнула ком, сжавший горло.
– Знаю я твое «немножко рискованно».
Зейн устремил на нее пристальный взгляд через защитные очки. Его золотые глаза казались тусклыми, лицо было бледным и осунувшимся.
– Ты лучше подружку вытащи, – усмехнувшись, проговорил он. – Ей помощь нужна.
Тэлли не выдержала его насмешливого взгляда и отвернулась.
Пресс
Мастерские располагались довольно далеко от больницы, ниже по течению реки, где в нее впадал приток. Посреди ночи токарные станки, верстаки и приспособления для отливки стояли без дела. Только в дальнем конце помещения горел свет – там одинокая зрелая красотка занималась стеклодувными работами.
– А тут не жарко, – заметила Тэлли, наблюдая за облачками пара, срывающимися с ее губ на фоне красных огоньков аварийного освещения.
За то время, пока они с Зейном готовили «кримов» к побегу, дождь прекратился, но воздух все еще был сырым и холодным. Даже внутри мастерской Тэлли, Фаусто и Зейн поеживались, хотя и были одеты в зимние пальто.
– Обычно тут жарят муфельные печи, – сказал Зейн. – И некоторые из этих машин тоже греются до чертиков. – Он указал направо и налево. Мастерская с двух сторон была открыта всем ветрам. – Зато такая классная вентиляция несовместима с умными стенами.
– Понятно.
Тэлли плотнее закуталась в пальто и сунула руку в карман, чтобы включить обогрев.
Фаусто указал на какое-то приспособление, похожее на большой пресс.
– Слушайте, а я помню, как на такой штуковине работал на уроках промышленного дизайна в уродской школе. Мы делали подносы для еды, а потом катались на них с горки, как на санках.
– Я потому и взял тебя сюда, – сказал Зейн и первым зашагал по бетонному полу.
Нижняя часть станка представляла собой металлический стол, сплошь состоящий из крошечных чешуек. Над столом нависала такого же размера металлическая плита.
– Что? Ты хочешь воспользоваться штамповочным прессом? – Фаусто вздернул брови.
Зейн до сих пор не говорил ему и Тэлли, что задумал, но при виде массивного станка в душе девушки шевельнулось нехорошее предчувствие. И его название ей тоже не понравилось.
Зейн поставил на пол ведерко для шампанского, из которого выплеснулось немного ледяной воды. Затем он вытащил из кармана карту памяти и сунул ее в щель считывающего устройства станка. Станок ожил, засветился огоньками. Под ногами у Тэлли ощутимо завибрировал пол. По столу прошла рябь. Металл словно пробудился, вдруг сделался жидким и живым.
Когда все немного стихло, Тэлли более внимательно рассмотрела поверхность штамповочного стола. Крошечные чешуйки оказались кончиками тонких стержней, которые можно было выдвигать и убирать, чтобы придавать изделиям разную форму. Она провела пальцами по столу, но на ощупь множество кончиков стержней образовало практически ровную поверхность.
– Для чего этот станок?
– Чтобы штамповать разные штуки, – ответил Зейн. Он нажал кнопку, и стол снова ожил: в его середине возникло несколько крошечных симметричных холмиков. Тэлли заметила, что на верхней части штамповочного пресса появились соответствующие вмятины.
– Эй, да это же тот самый поднос! – воскликнул Фаусто.
– Конечно. А ты думал, я забыл? На них было так здорово кататься с горки! – радостно заявил Зейн.
Он вытащил из-под станка лист металла и аккуратно уложил на стол.
– Ага, – кивнул Фаусто. – Я все думал, почему не наладят массовое производство.
– Это было бы слишком умно, – отозвался Зейн. – Но готов поспорить, что каждые несколько лет кто-нибудь из уродцев заново изобретает эти «санки». Осторожнее, сейчас включу.
Тэлли и Фаусто поспешно сделали шаг, отступив назад.
Зейн ухватился за рукоятки по обе стороны стола и одновременно нажал на них. Станок, секунду поворчав, неожиданно пришел в движение, и верхняя часть с оглушительным лязгом опустилась на нижнюю. Звук эхом пронесся по мастерской, и у Тэлли еще звенело в ушах, когда «челюсти» штамповочной машины медленно раскрылись.
– Классно, правда? – спросил Зейн и поднял со стола лист металла, преображенный в результате удара.
Теперь лист походил на обеденный поднос с отделениями-вмятинами для салата, главного блюда и десерта. Поворачивая поднос в руках, Зейн провел пальцем по бороздкам снизу.
– По хорошему сухому снегу на такой штучке можно выдать хоть тысячу километров в час.
Фаусто побледнел.
– Не получится, Зейн.
– Почему?
– Тут слишком серьезная система безопасности. Даже если бы тебе удалось одного из нас…
– Ты шутишь, Зейн? – вскричала Тэлли. – Даже не думай совать туда руку! Пресс тебе ее оттяпает и не подавится!
Зейн только улыбнулся.
– Да я и не собирался. Как верно сказал Фаусто, тут слишком строгая система безопасности.
Он вынул карту памяти из слота и вставил другую. Стол снова завибрировал, и с краю образовалось что-то вроде горного хребта – словно ряд острых зубов. Зейн пристроил в эти «челюсти» свое левое запястье.
– В перчатке видно плохо, но на самом деле, если положить руку вот так, то пресс откусит часть браслета.
– А если он промахнется, Зейн? – горячо возразила Тэлли.
Она с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. Браслеты, как обычно, были спрятаны под пальто и перчатками и замотаны шарфами, но спор могла услышать красотка в дальнем конце мастерской.
– Пресс не промахивается, он работает предельно четко. На нем можно детали для хронометра штамповать.
– Все равно ничего не получится, – заявил Фаусто и положил пятерню на стол. – Включай.
– Да понимаю я, – процедил сквозь зубы Зейн, взялся за рукоятки и сжал их.
– Да вы что! – в ужасе воскликнула Тэлли.
Однако пресс не дрогнул. По краю зажглась цепочка желтых огоньков, и тоненький синтезированный голосок произнес:
– Отойдите подальше, пожалуйста.
– Этот станок чувствует присутствие человека, – объяснил Фаусто. – Он реагирует на тепло тела.
Тэлли облизнула пересохшие губы. Ее сердце бешено колотилось. Фаусто убрал руку со штамповочного стола.
– Не делай так больше! – выпалила Тэлли.
– Ладно, допустим, ты придумал, как обдурить станок. И что толку? – продолжал Фаусто. – Чтобы перекусить твой браслет, нужно долбануть по нему с такой силой, что и от руки ничего не останется.
– Нет. При скорости пятьдесят метров в секунду все получится. Смотрите. – Зейн наклонился к столу и провел пальцем по выдвинутым стержням. – Эти зубчики либо перережут браслет, либо прикусят его так, что угробят всю начинку. И тогда наши кандалы превратятся в обычные побрякушки.
Фаусто наклонился к штамповочному столу, чтобы лучше видеть. Тэлли отвернулась – она просто не могла смотреть, как ребята бесстрашно суют головы в металлическую пасть. Она перевела взгляд на женщину-стеклодува. Та, похоже, не слышала безумной тр