- Не стой здесь, Инга, простынешь.
- Не простыну, - мурлычет она, прижимаясь грудью к моей спине.
Женщины удивительные существа. Всегда поражался их интуиции. С той ночи в загородном доме Инга будто переменилась. Стала внимательнее и нежнее. Ненасытнее в постели.
Словно чует появившуюся на ее территории соперницу.
- Не ходи сегодня в спортзал, - просит, забираясь ладонями под футболку, - давай проведем вечер вдвоем. У меня завтра самолет.
- Я и не собирался, Ин… - усмехаюсь, выпуская струю сизого дыма в открытое окно, - откуда ж мне знать, кода мы увидимся в следующий раз?
- А-а-арс… - ловко переместившись, оказывается прямо передо мной, - ну, не злись…
- Да не злюсь я…
- Всего три недели, и я вернусь.
Слова ее отдаются тяжестью в груди и свербением под нижними ребрами.
Всего три недели.
Обняв ее плечи одной рукой, выпускаю финальную порцию дыма в сторону и тушу окурок в пепельнице.
- Ин, давай, завязывай с этими попытками.
- Думаешь, я зря пытаюсь? - тут же мрачнеет ее взгляд, - или ты больше не хочешь ребенка?
- Хочу, Ин… мне жаль тебя… Я не хочу, чтобы ты посвятила жизнь одной цели.
- А чему еще мне посвящать жизнь? – удивляется жена, и улыбка ее застывает, - дети, это самое главное для женщины.
Проведя ребром ладони по покатому плечику, пропускаю шелковистые пряди ее волос между пальцев. Инга, поднявшись на цыпочки, целует меня в уголок губ.
- Мы можем взять из детского дома. Если хочешь…
- Господи, конечно, нет! – восклицает эмоционально, - я хочу нашего ребенка! Твоего и моего! Представляешь, какие красивые у нас будут дети!
- Представляю.
- Если я забеременею, мы сразу поменяем квартиру.
- Зачем?
- Ребенку нужен простор.
На секунду мелькает мысль, напомнить про загородный дом, но я вовремя себя торможу.
Не стоит. Я вообще не понимаю, зачем тогда купил его – Инга терпеть не может загородную жизнь. Говорит, природу признает только у моря.
- Купим большую машину, - задрав глаза в потолок, продолжает перечислять она, - потом, когда папа пойдет на пенсию, ты займешь его кресло.
Для меня это не новость. О том, что должность директора департамента добычи и транспортировки нефти и газа по наследству перейдет мне, я знаю уже лет десять. И готов занять ее хоть завтра.
Утром следующего дня я отвожу жену в аэропорт. Повиснув на шее, она долго не может от меня отлепиться.
Я, к своему стыду, наоборот – едва не трясусь от нетерпения выйти из здания аэропорта, сесть в машину и набрать мелкой засранке.
- Уже скучаю, - хнычет Инга, - я буду звонить каждый.
Крепко целую и, дождавшись, пока она скроется за стеклянными дверями, разворачиваюсь и быстро шагаю на выход.
От мысли, что сегодня мы встретимся, кровь в венах превращается в терпкий ликер.
Сажусь в машину и сразу закуриваю.
Урод, уебок. Знаю, да…
Но вынимаю из кармана телефон и набираю Маришку.
Идут длинные гудки, а потом автоответчик вежливо предлагает перезвонить позже.
Еще одна затяжка и жму на вызов снова.
Характер показывает.
Невольная улыбка растягивает губы. К общей взбудораженности добавляется азарт.
Звоню до тех пор, пока в трубке не раздается ее приглушенный голосок.
- Что случилось, Арсений Рустамович? У вас там пожар?
- Пожар, малыш… - смеюсь хрипло, - горю.
- Звоните 01. А у меня лекции.
- Я не задержу, Марин. Давай встретимся сегодня.
Слышу, как она тихо прочищает горло.
- Сегодня… сегодня не выйдет… я же предупреждала.
- Выйдет, Мариша. Я приеду за тобой в восемь.
- У моей подруги день…
- В восемь, малыш. Жди меня дома, - припечатываю я и отключаюсь, нихрена не уверенный, что она меня послушается.
А не послушается – вытащу с дня рождения.
На работу приезжаю к десяти, до обеда готовлюсь к совещанию с руководителями региональных подразделений. Обычно они проходят раз в квартал и на них обязательно присутствуют представители департаментов Минэнерго.
В этот раз до меня снизошел сам Филатов, мой тесть. Заняв место по правую от меня руку, просидел все совещание с важным видом.
Иногда мне кажется, что хвастает перед окружающими своим выкормышем. Дескать, видите, какого спеца из безродного пацана сделал?
Я привык, что все считают меня его протеже, но, бл*дь, занимаю свою должность заслуженно. И более того, готов стать его приемником на посту директора департамента.
Едва совещание заканчивается, как Евгений Владимирович дергает узел галстука и снимает пиджак.
- Плеснешь чего-нибудь?
Кивнув, нажимаю кнопку селектора.
- Катерина, коньяк, лимон и воды.
- Одну минуту, Арсений Рустамович.
- Ты не выпьешь? Пятница же.
- Не хочу.
Столько лет мы с ним родственники, уже пятнадцать лет работаем вместе, а теплыми наши отношения по-прежнему не назовешь.
Тесть человек властный, с тяжелым характером, а я заебался быть ему благодарным за все блага, что есть в моей жизни.
- Ингу проводил? – спрашивает, провожая сощуренным взглядом спину и зад моей секретарши.
- Проводил.
- Может, в этот раз получится?.. – одной рукой поднимает бокал, а второй берет с блюдца дольку лимона.
- Надеюсь.
Опрокинув содержимое в рот, закусывает и резко встряхивает головой.
- Я уже не знаю, каким богам молится, чтобы вы мне внука подарили.
Заебал ныть. Каждый раз одно и то же. Они с Ингой помешаны на наследниках, а мне ровно.
Как только тесть, выжрав полбутылки коньяка, сваливает, я завершаю все свои дела и спускаюсь на парковку. Пока греется двигатель, принимаю вызов от Оли. Наверняка, узнала, что Инга сегодня улетела.
- Привет, как твои дела, Арс? – слышу в голосе улыбку.
- Отлично, Оль.
- Оу, я рада.
- У тебя как?
- И у меня, - смеется мягко, - есть планы на вечер?
Есть. Грандиозные.
- Занят, Оль, - отвечаю, чувствуя, как по телу проходит дрожь нетерпения.
- Ой, прости. Позже тогда встретимся, да? У меня Вадик во вторник в командировку на Дальний Восток улетает.
- Да, я наберу.
- Хорошо. Пока.
Отключившись, бросаю телефон на консоль между сидениями и давлю на газ. По дороге заезжаю в цветочный магазин за букетом белых роз. Вспомнилось мне, как Маришка в доме своих родителей, довольно жмурясь, совала нос в бутоны.
Останавливаю машину во дворе дома и набираю ее номер.
- Да?.. – слышу тонкий голосок.
- Спускайся, малыш, я приехал.
- Я не смогу сегодня, Арсений Рустамович…
- Спускайся, крошка, я соскучился.
Глава 20.
Еще полчаса назад я была уверена, что никуда с ним не поеду. Но сейчас, глядя на его машину из окна, моя решимость тает как снег на мартовском солнце.
Мне нужно подумать еще раз.
Боже… я думала об этом всю неделю. Я ревела каждую ночь, и каждое утро просыпалась с решимостью прекратить с Кравцовым все контакты.
Я думала о своих родных, я пыталась лечить себя фотографиями со страницы его жены. Я даже вчера разрешила Мирону себя поцеловать, но…
Он приехал за мной снова.
Нет, нужно идти. Спуститься, чтобы серьезно поговорить с ним, иначе он так и будет рвать мне душу.
Я скажу ему, что встречаться с ним больше не стану и сразу уйду.
Голоса в моей голове ехидно смеются, но я успешно прикидываюсь глухой.
Разглаживаю руками подол узкого платья, поправляю завитые в локоны волосы, надеваю пальто и, взяв сумку, выхожу из квартиры.
Пока иду до машины, смотрю исключительно себе под ноги. Мне стыдно и страшно, но больше всего я боюсь, что он прочтет в моих глазах, как сильно я ждала этой встречи.
- Здравствуйте, Арсений Рустамович… - говорю, опускаясь в теплое кожаное сидение, - я подумала и решила, что нам не стоит больше…
Договорить мне не дают.
Рывок за ворот пальто, жесткий захват на затылке и наглый сильный язык у меня во рту.
Самостоятельно переключившийся тумблер мгновенно превращает меня в послушную, на все согласную, девочку.
Вцепившись друг в друга, спаиваемся с ним губами и языками. С такой жадностью, словно оба не ели и не пили всю эту неделю.
Она его не любит! Не любит!.. Я видела ее сторис – она снова улетела в Европу. Как она так может?! Я не понимаю! Разве это семья, разве можно так надолго бросать любимого мужа?..
- Привет, - бормочет с улыбкой.
О, Боги!.. Что мы творим?
- На сколько она улетела?
- Не знаю… недели три… - проговаривает хрипловато, обводя контур моих губ подушечкой большого пальца.
- А потом?
- Давай не будем про «потом», ладно?
Сглотнув, моргаю в знак согласия. Всего три недели, а потом он снова про меня забудет.
Смотрю в его безумно красивые глаза, потом на губы. В груди все плавится, а сердце становится огромным – преогромным. И дышать почти невозможно.
Я согласна на эти три недели.
- Но если кто-нибудь узнает…
- Никто не узнает, малыш. Только ты и я.
Обвив его шею руками, прижимаюсь щекой к его щетине, царапаюсь, отвлекая себя от боли в груди. Я не хочу думать о том, что будет потом, не хочу думать о том, как он провел эту неделю со своей женой.
Эти три недели Арс будет только мой.
А потом… От меня все равно ничего не зависит.
Притянув меня к себе второй рукой, Кравцов склоняется и припадает ртом к моей шее. Целует так порочно, так откровенно лижет языком, что я буквально чувствую, как пропитываются влагой мои трусы. В низу живота оседает сладкое томление, нарастает, увеличивается и, наконец, превращается в жуткую потребность, о которой даже думать стыдно.
- Как твои дела, малыш? – как сквозь толщу воды доносится до слуха хриплый шепот.
- Хо… все хорошо… - выдыхаю шумно, услышав, как звякнула моя серьга о зубы Кравцова.
- Вспоминала обо мне?
- Иногда.
- Иногда? – смеется тихо, заглядывая в мои глаза.
Потому что не надо задавать глупых вопросов, Арсений Рустамович.