– Ей угрожали!
– Кто?
– Не знаю. Но несколько раз слышал, как она говорит по телефону. Вроде бы с мужчиной. Звонил этот тип обычно поздно вечером или ночью, когда Юра спал. Она иногда отвечала: «Сейчас нет». Или: «Ладно, поеду». Собиралась и уходила. В час. Или в два. Юра один раз проснулся, спросил, куда идет. Разозлилась: мол, пройтись хочу, голова болит. Я тоже пытался узнать, но Маша только смеялась. Не волнуйтесь, мол, я вашему красавчику сыну не изменяю, да и кому я нужна с таким животом?
– А почему вы решили, что он ей угрожал?
– В декабре, в двадцатых числах, разговаривали на повышенных тонах. Она рявкнула: «Не боюсь я тебя! Малолеток пугай». И трубку швырнула. Я спросил, кто это был. Маша ответила: «Да есть один придурок с работы». А кому бы ей звонить, если она давно в декрете?
– Вы все это рассказали следователю? – уточнил Дима.
– Да. Но он, по-моему, не записывал даже. У меня ведь поражение мозга, де-е-спо-соб-ность ограничена. – Взглянул с надеждой: – Но я считаю, этого человека нужно найти.
– А вы знаете про него что-то еще? Хотя бы имя?
– Не называла она его по имени.
– А где ее мобильник?
– Не нашли, – понурился старик. – Говорят, Юра аппарат уничтожил, но я не верю. Еще записная книжка была, но там только старые номера, сын по ним звонил, да без толку. Сейчас у всех актуальные контакты только в телефонах.
– Все равно. Где эта книжка?
– Забрали. К делу приобщили.
Больше ничего полезного Полуянов из Юриного отца не вытянул. Да и не очень поверил в его рассказ. Как-то очень походило, что старик банально пытается сына выгородить. Вот и придумал загадочного незнакомца с угрозами.
Однако про дорогие лекарства он явно не врал. Да и недешевый прибор для электростимуляции перед глазами. Диме самому любопытно стало: откуда у Рыжкиной деньги на все это – если, конечно, действительно она покупала?
Надюшка ему уже успела доложить: зарплату в декретном отпуске сохраняют, но денег – по самой нижней планке и никаких, разумеется, премий. Пособие от государства тоже грошовое. Сколько, интересно, Мария получала на своей автобазе? Вряд ли больше, чем тридцать тысяч. А одна упаковка «Ксарелто» стоит четыре.
Можно поехать к матери погибшей, но Диме, хотя за годы работы и нарастил броню, не хотелось мучить расспросами женщину, совсем недавно потерявшую единственную дочь. Поэтому начать решил с автобазы, где Мария работала.
На входе в административный корпус – портрет погибшей, рядом в вазочке несколько одиноких гвоздик. Но народ в сторону мемориала головы не оборачивает – спешит мимо, время как раз обеденное. Отрывать людей от приема пищи Дима не стал – дождался, когда из столовой выйдут двое мужчин в водительских тужурках. Мотнул головой в сторону фотографии в траурной рамке, спросил:
– Знали ее?
– Кто ж Машку не знал! – буркнул один.
Второй с подозрением поинтересовался:
– А тебе до нее что?
– Я из «Молодежных вестей». Провожу независимое расследование.
– Чего тут расследовать? – удивился первый. – Юрку ведь взяли!
– Когда Чикатило убивал, тоже многих невиновных арестовали. Но потом разобрались. У Марии были враги?
Мужчины переглянулись.
– Да Машка со всем светом враждовала! – начал было первый.
Дружок его оборвал:
– Болтай больше! По допросам потом затаскают.
– Я у вас имен не спрашиваю и протокол не веду, – пожал плечами Дима. – Просто человеку помочь пытаюсь. Вы сами-то уверены, что именно Юрий убил?
– Ну, жили они плохо. И сидел он, – решительно сказал второй шоферюга.
Первый, более жалостливый, заспорил:
– А я вот не думаю, что Юрка. Парень, конечно, с характером. Но не зверь.
– Так и помогите тогда. На вас ссылаться не буду. Расскажите просто. Что значит – «враждовала»? Характер вредный?
– Ну, типа того. Докапываться любила. На пустом месте. Она по должности медсестра, и дело ее маленькое – водилам давление померить, градусник дать. Но нет, вечно врачихе нашептывала: у того, мол, запашок. У другого – глаза красные. Макаровна, доктор наш, сколько раз ее осаживала.
– А зачем так делать – если без оснований? – удивился Дима.
– Кто в долг не дал. Кто просто не нравился.
– И часто в долг просила?
Они переглянулись. Первый хмыкнул:
– Да на следующий день после зарплаты начинала.
Второй добавил задумчиво:
– Машка, в принципе, неплохая была. Но такая, знаете, без царя в голове. Получку выдадут – сразу в магазин. Назавтра вся в обновках. А потом пообедать не на что.
– Я пару раз одалживал ей, – буркнул первый. – Не вернула. Не бить же ее – на деньги плюнул, но больше не давал. А она по-прежнему клянчила. Обижалась. И все время Макаровне в уши пела, что «продуть» меня надо – хотя обычно допуск по видимым признакам.
– А Юрка, болван, на нее всю зарплату спускал. Потому и жила с ним, – добавил второй с усмешкой.
– Сколько она получала? Примерно?
– Да у нас тут много не дают. Хотя помнишь, – обернулся он к товарищу, – премию неожиданно отсыпали?
– Ага, по тридцать штук. Нежданно-негаданно. Народ кто на отпуск, кто на мебель. А Машка знаете, куда спустила? Тузику конуру купила. С теплым полом.
– Это пес наш, при автобазе живет, – объяснил второй.
– В общем, дурочка она была, – подытожил первый.
Дима наведался и к Макаровне – доктору, под чьим началом работала Мария Рыжкина. Женщина, уже в летах, печально подтвердила:
– Да, глупышка. Деньгам цены вообще не знала. И считать их не умела. Так себя обычно детдомовские ведут, а Маша рассказывала: у нее мать очень строгая. Одежду покупала – одно платье, одни сапоги, две пары колготок на год, самые дешевые. Денег не давала вообще. Никогда. Нисколько. Ни на завтраки, ни на мороженое. Она вечно голодная, всем подружкам завидовала. Ну, и когда стала что-то получать – стипендию в училище, потом зарплату, – ей казалось хватит на все. Начинала тратить безрассудно, спускала все за день, а потом впроголодь. Я пыталась влиять на нее, да без толку. Постоянно подкармливала. Хотя в долг не давала тоже.
– А Маша не пыталась как-то подрабатывать или более денежную работу искать?
– Ох, да сколько раз! Но вечно какие-то глупости. Купила, например, портсигары. Простые, деревянные. Стала их сама расписывать – форменная самодеятельность, рисовать-то особо не умела. Потом ко всем нашим приставала, чтобы купили. Двое-трое из жалости взяли, а те, кто не захотел, – все, враги. Еще рассказывала, как подрядилась листовки рекламные раздавать. Кто не берет, кто сразу в урну выбрасывает. А ей оплату сдельную обещали – с каждого, кто с бумажонкой зайдет в магазин и покупку сделает. Ну, видит – не получается. Психанула, и всю пачку в помойку. Мало что не заработала ни копейки – еще и оштрафовали. Я ей сколько раз говорила: делай то, что умеешь. Объявление, допустим, дай: инъекции на дому, образование ведь позволяет. Она попробовала, но тоже не задалось. К одному с уколом пришла – хам попался, больно, говорит, сделала, за такое качество платить не буду. А во второй квартире джигит оказался, приставать к ней начал. Ну, и плюнула. Нескладная, да… Как жила – так и закончила. – На глазах женщины показались слезы.
– А был кто-то, с кем она конкретно враждовала?
– Да никто ее всерьез не воспринимал, – отмахнулась Макаровна. – Водители в очереди сидят, промеж собой пересмеиваются: Машка опять голодная, жди проблем. Кто связываться не хотел, шоколадку ей принесет – и давление всегда, как у космонавта. Остальных мне подставить пыталась. Но против закона не шла. Когда один реально с похмелья пришел и пытался ей тысячу сунуть – отказалась.
– Его не пустили в рейс?
– У него там на ерунду превышение оказалось. Не стали человеку жизнь портить. Оформили задним числом отгул.
– Но он не считает, что Маша ему жизнь испортила?
– Так она и не портила. Подумаешь, выговор влепили! А ее даже потом благодарил: что не дала с пьяных глаз в рейс выйти, от куда большей беды, возможно, уберегла.
– Машин свекор несостоявшийся инсульт перенес, – задумчиво сказал Дима. – Говорит, сын так не помогал, как она. Дорогие лекарства покупала, аппарат для электростимуляции.
– Очень в ее духе, – печально улыбнулась врач. – Добрая была девочка. С зарплаты всегда и торт дорогущий притащит, и псу нашему – нет бы кость – килограмм вырезки. Доходов, правда, на один день максимум хватало.
– А откуда, интересно, Маша в декрете могла деньги брать?
– Вот это без понятия, – искренне удивилась Макаровна.
– Однако «Ксарелто» Юриному отцу покупала. И немецкий аппарат для электростимуляции мышц приобрела.
– Да, это все очень недешево, – согласилась врач, – но откуда могла деньги брать, не знаю. Когда Маша в декрет ушла, Юра-то у нас продолжал работать и вечно жаловался: сколько ей ни дай, все мигом спустит. А потом капризничает: то ананас хочу, то колбасы сырокопченой. Но он ей, может, по тысяче подсыпал, ладно, по пять. На немецкий прибор не хватит, тут я с вами согласна.
– Может, с криминалом каким-то связалась? – бросил пробный шар Дима.
– Не знаю, кто бы в здравом уме с ней согласился дело иметь, – фыркнула Макаровна. – Болтушка была, каких свет не видывал. У нас на базе, когда еще водителям разрешали самим билеты продавать, мужики подхалтуривали. Деньги с пассажиров брали и просто пропускали в салон. Так Маша услышала и начала на каждом углу щебетать, пока до директора не дошло.
– Уволили кого-то?
– Нет, замяли.
– А не было у Маши романов здесь, на автобазе? До того как Юра появился? Ну, или после?
– Да пробовала она охотиться. Народ-то – в основном, мужчины. Но женской мудрости ей тоже не хватало. Иной вроде заинтересуется, поглядит ласково, коробочку конфет принесет – так вцепляется, как клещ. Начинает выспрашивать: «А вы ведь не женаты? А детишек хотите?» Самцы немедленно задний ход. Один Юра сразу сказал: не женат, деток хочу. Вот к нему и прилипла. И забеременела почти немед