Нынче встать на миграционный учет проще, чем потом разгребать проблемы на выезде из России, поэтому Савельев сразу предположил: вряд ли Гюльджан трудилась в легальной сфере. Но если криминал серьезный, вероятно, засветилась бы раньше. Могла, конечно, в няни пойти с проживанием или полы где-то мыть за зарплату в конверте, а проблемы с выездом из страны думала решать по мере поступления. Однако даже на скучной фотографии в паспорте Фургатова выглядела броско – взгляд дерзкий, губы сочные – сложно такую представить в роли уборщицы с глазами долу. Так что первым делом начали шерстить бордели, и птицу-удачу поймали сходу. Известная в полиции «мамка» Наталья Гринина (сама она предпочитала называть себя Николь) неохотно призналась:
– Моя. – И поспешно добавила: – Бывшая.
С ее слов, Фургатову привезли вербовщики, и поначалу она с девкой хлебнула горя. Гюльджан о себе мнения была превеликого, а по факту – ничего не умела (клиенты жаловались: «Дуб дубом»). И работала без вдохновения: двух-трех обслужит – все, мигрень или в животе колики. Но постепенно пообтесалась, гоношиться перестала, ремеслу научилась, усвоила – кротостью можно больше заработать, чем понтами. И клиентуру свою наработала. У каждой успешной девочки обычно своя изюминка, и Гюльджан, пусть в сексе не особо горяча, славилась тем, что безропотно исполняла любые клиентские капризы. Садо-мазо (без увечий, понятное дело, проблемы Николь не нужны). «Роли» охотно исполняла – хоть маленькой девочки, хоть строгой мамочки, хоть беременной.
В октябре Фургатова недосмотрела и «залетела» на самом деле. Время, чтобы сделать мини-аборт, прощелкала, а дальше опытная Николь сама ей посоветовала: на чистку не спешить. Обычное в их профессии дело – и грудь больше, и о предохранении можно не думать, в презервативах-то не все клиенты хотят.
У заведения имелся свой врач, он осмотрел Гюльджан и сказал: на аборт, самое позднее, в середине января. Плату за оплошность Николь обычно из зарплаты девушек вычитала, но Фургатова беременностью не прикрывалась, от работы не увиливала, поэтому хозяйка заверила: сделают бесплатно, по высшему классу, под наркозом.
А в январе вместо того, чтобы к доктору идти, Гюльджан огорошила: ребенка оставляет и из бизнеса уходит.
Николь, конечно, к ней с претензиями и вопросами, но девка уперлась: дело, мол, мое, заведению я ничего не должна, что истинная правда – билет из Узбекистана и гонорар вербовщика давно отработала.
Хозяйка пыталась чисто по-человечески вразумить, чтоб не вляпалась никуда, однако Гюльджан отрезала, что сама со своей жизнью разберется. И ушла.
– Куда?
Оперативники опасались, что дальше Николь в несознанку пойдет, но та только фыркнула:
– Да к Жорику.
Опять Георгий Швырев.
Тот самый, что провел новогоднюю ночь в борделе Николь.
И приставал в Олонецком парке к кормящей матери Полине Порошиной.
Сдавать квартиру – та еще морока. Семену Васильевичу обжигаться довелось, поэтому арендаторов выбирал тщательно. Иные коллеги сразу ставят в объявлениях расистскую пометку «только славянам». Но у него и строители из Воронежа умудрись нижний этаж затопить, а осетины, наоборот, оказались отличными квартирантами. Поэтому применял индивидуальный подход.
Когда сразу после новогодних праздников явился на просмотр представительный, пожилой мужчина по имени Георгий, обрадовался. Но едва узнал, что жить в квартире будет беременная узбечка, хотел сразу отказать. Однако Георгий за каждую тысячу не торговался, сам предложил оплату за три месяца вперед, и Семен Васильевич засыпал его уточняющими вопросами:
– А кто она вам, простите мою нескромность?
Пенсионер не смутился:
– Любовница.
– А ребеночек ваш?
– Возможно.
– Нет, с детьми я не сдаю.
– Не волнуйтесь. Младенец здесь жить не будет.
– А куда денется?
– Гюльджан его в роддоме оставит.
Знаем мы эти разговоры! Сейчас так говорит, а потом может и передумать. И пусть арендатор на квартиру никаких прав не имеет, выгнать на улицу жиличку с грудным ребенком весьма проблематично, особенно если жильцы додумаются в опеку пожаловаться.
Так что Семен Васильевич твердо сказал:
– Простите, нет.
А Георгий в ответ так спокойно:
– Готов платить десять тысяч сверху.
– Зачем вам это надо? – не удержался от вопроса Семен Васильевич.
Мужчина отвечать не стал. Спокойно сказал:
– Решайте сами. Гюльджан аккуратная. Не буянит, не курит, никаких проблем с соседями не создаст.
– Регистрировать в квартире точно не буду.
– Да и не надо. Врачей я ей сам оплачиваю, а детские учреждения и прочая социальная помощь нас не интересуют.
И Семен Васильевич не устоял – деньги-то хорошие.
Гюльджан приехала с одним маленьким чемоданчиком и поселилась в квартире. Действительно, тихая, положительная. Первым делом намыла полы, перестирала шторы. От соседей никаких претензий: музыка не орет, двери не хлопают. Всех гостей – один только Георгий. Появлялся он каждый день, иногда оставался на ночь.
Почти месяц Семен Васильевич нарадоваться не мог. Но уже в начале февраля ситуация изменилась.
Фургатова не призналась, к кому уходит.
Но Николь ведь не дура – сама догадалась.
Едва Гюльджан ушла – так и Швырев приходить перестал. Где-то три недели его не было.
– Но три дня назад вернулся. И с тех пор каждый вечер у нас. Я его, конечно, спросила: «А как у Гюльджан дела?» Он губы поджал: «Свою жизнь строит». Говорить не хотел, но я вытянула помаленьку: снимал ей квартиру, денег давал, шмотки покупал, по врачам частным водил. Но она вечно недовольна. И с него за каждый секс по семь тысяч требовала – как у нас ставка. А главное, гулять начала. Здесь-то Георгий ее с другими делить не возражал, понимал, что специфика. Но когда полностью содержишь – понятное дело, обидно.
– Просто выгнал ее?
– Оплатил квартиру. За три месяца вперед. А сам ушел. Гюльджан не расстроилась. Сказала: «Скатертью дорога».
Уже в конце января арендатор позвонил и честно сказал:
– Мы с Гюльджан расстаемся. Что с ней дальше делать – на ваше усмотрение. Хотите – пусть живет, пока оплачено, обратно деньги требовать не буду.
Семен Васильевич давно рассчитал, как ему эти сто тридцать пять тысяч потратить. Деньги нужны как воздух. Так что жиличку оставил.
Соседка, которая за небольшую мзду приглядывала, что происходит в квартире, докладывала:
– Не шумит, мужиков не водит. Но шастать начала. Ночами.
– А куда ходит?
– Откуда ж я знаю. Пару раз такси за ней приезжало. Иногда пешком. Вчера какой-то парень ее подвозил.
– В квартиру заходил? – забеспокоился Семен Васильевич.
– Вроде нет. Она спустилась, а он ее в машине ждал. Открыла сама дверь, села, и уехали.
Хозяин, под предлогом ежемесячной проверки состояния жилья, наведался в квартиру. Гюльджан встретила вежливо. В доме чистота, куревом не пахнет.
– Какие ваши дальнейшие планы? – строго спросил Семен Васильевич.
– Пока здесь жить буду. Если вы не против. – Кротко улыбнулась.
– А платить, простите, с каких доходов?
– Ну, до мая ведь оплачено. А дальше я сама. На работу вот устроилась.
– Кем?
– Курьером.
– С зарплатой в двадцать тысяч? Аренда – сорок пять.
– Нет, я больше получаю, – ответила серьезно, – и есть перспективы карьерного роста.
Какой там карьерный рост, если на лице – максимум девять классов образования? И живот беременный отчетливо видно?
Но снова сунул голову в песок. В квартире порядок, соседи без претензий, чего человека гнать?
И только когда увидел по телевизору ее мертвое, страдальческое лицо – понял, что крепко влип.
Картина складывалась до крайней степени нехорошая.
Хотя Николь своего клиента защищала:
– Я Жорика прекрасно понимаю. Ну, бзик у него на беременных, что поделаешь? А Гюльджан – его любимая девочка. И залетела по-настоящему. Чего не воспользоваться?
Оно, конечно, логично. Но когда через три дня после ссоры происходит убийство – всегда подозрительно.
Оперативники немедленно к Швыреву отправились. Тот о преступлении уже слышал в новостях, выглядел подавленным.
Но от защиты быстро перешел к нападению.
– Да, грешен. Старый извращенец. Но что я могу поделать, если у меня только на беременных «встает»? Раньше со всякими мог, а к старости потенция снизилась – и началось. Сначала пытался с теми, кто реально в положении. Одиноких среди них немало. Но быстро понял: проблем больше, чем удовольствия. Когда женщина пополнения ждет, у нее инстинкты особые. Расслабиться не может, все мысли, как бы ребенку вред не нанести. Но мне и не обязательно, чтобы по-настоящему беременная была. Перешел на обычных. Стал просить подушку подкладывать под платье. Тоже не то. Не понимают. Не хотят. Придурком старым называют. Потому и стал посещать бордель. Здесь, если заплатишь, сделают что угодно. Гюльджан меня устраивала. Послушная, добрая, ласковая. Мы с ней такие спектакли разыгрывали! Так что когда действительно забеременела, подумал: может, судьба? И предложил сделку. Снимаю ей жилье, оплачиваю врачей, расходы – а она со мной спит. Только со мной одним. Гюльджан согласилась. Разве не логично?
– У вас ведь собственных пять квартир. Почему к себе было не позвать?
– Оно мне надо? Такую только приблизь к себе – хлопот потом не оберешься. Я и на съемной-то с ней хлебнул. Женщины, особенно ее профессии, – известные хищницы. Всего недели три и побыла милой, благодарной, нежной. Но к хорошему быстро привыкла, обжилась и начала мне голову морочить. Вдруг приперло ей: женись. А оно мне зачем надо – на узбечке, с ребенком неизвестно от кого? Я отказался. Тогда у нее другая идея, еще хлеще. Деньги, говорит, давай за каждый секс. Послал – и так все прихоти выполняю. А она имела наглость заявить: «Ну, значит, знай: ты у меня будешь не единственный». Тут чаша терпения переполнилась. Пусть живет дальш